Темный рыцарь Алкмаара - Алексей Чернов

— Где остальные? — спросил следопыт. — Я же сказал вам всем, что буду в таверне. Чтоб подошли сюда. Поесть надо да провизией затариться, я уже сговорился с хозяином, чтоб приготовил нам все, что понадобится, в дорогу.

— А рынок? — Джастин из кожи вон лез, чтоб изобразить из себя бывалого воина.

— На рынке сейчас всякую дрянь продают. Если хочешь отравиться — пожалуйста, топай на рынок. Возможно, тебе повезет, и монахиня сможет тебя излечить.

— Монахиня? — Джастин аж подпрыгнул. — Ты ее видел? Она сильная? У меня сестра в монахинях. Тоже Цесарея зовут. Может, — это моя сестра?

— Наверняка сильная — мне фурункул с шеи свела. И, вполне возможно, что сестра. Вы с нею похожи.

— О, нет, при чем здесь фурункул! — Джастин оскорбился до глубины души. — Я говорю о подлинной, высшей силе. Говорят, монахиня может залечить пронзенное стрелой сердце, если Всевышний откликнется на ее призыв.

— Ну да, если это стрела, пущенная богом любви.

— Следопыт! — гневно изогнул бровь Джастин. — Дурные речи не должны касаться монахини! Ты отнимаешь ее силу.

— Ничего я ни у кого не отнимаю. А монахиня не может лечить тяжелые раны — она своей магией касается всех понемногу. Чем задавать дурацкие вопросы, лучше закажи цыпленка, вина не проси — нам хватит одной бутылки на двоих. И не забудь вечером проверить — наполнены ли сумки копченой олениной и сухарями.

— Разве у нас не будет вьючных лошадей со всеми припасами?

— Если ты лично не позаботишься о припасах, то не будет.

Ренард свернул карту, спрятал за пазуху и принялся за еду.

Джастину ничего не оставалось, как последовать его примеру, — пухленькая служанка принесла, как было приказано, курицу, а вместо воды — кувшин доброго эля. Сразу видно, что Джастин тронул ее сердце.

— Тебе доводилось сражаться с проклятыми? — поинтересовался Ренард, глядя, как парень раздирает на части цыпленка, причем кусочки мяса и кожи сыплются в просвет между кожаной курткой и наручами.

— Да, я… — Джастин залился краской. — Я дрался.

Юный рыцарь замолк и еще больше покраснел.

«Не имеет значения», — хотел сказать Ренард, но счел за лучшее промолчать.

Ему уже сделалось ясно, что жалкий отряд сопровождения Цесареи набирался вовсе не для того, чтобы биться с легионами проклятых. Эти юноши и кучка лучников должны были охранять монахиню на дорогах Империи от своих, на большее бравые вояки были не способны.

И в прежние года, куда более спокойные, имперские дороги не славились своей безопасностью. Паломники и разбойники, два бедствия, с которыми не мог сладить ни один Император, поджидали путников за любым поворотом тропинки. Считалось, что хотя бы раз в жизни каждый житель должен побывать в сердце Империи и припасть к святыням Фергала, чтобы вдохнуть новую веру во Всевышнего в свое сердце. Но не только жаждущие укрепить веру путешествовали по дорогам: преступники всех мастей, убийцы, грабители, насильники заковывались в цепи, на них надевали ошейники скорби, скрепленные магией, и осужденные отправлялись в Фергал, дабы предстать пред очами Великого инквизитора, который с помощью магии снимал с преступников прегрешения. Так что эта разнородная толпа, одетая в рубища, зачастую босая, с посохами и сумками для подаяний шлялась по дорогам, и далеко не всегда направлялись они в столицу Империи. Каждый преступник имел при себе послание местного священника к Великому инквизитору. Этот клочок пергамента служил своеобразным пропуском не только от одного города к другому, но и на двор паломников, где всех, жаждущих поклониться святыням, поили, кормили и укладывали спать. Многие путники так никогда и не добирались до столицы: одни умудрялись путешествовать из города в город, от одного двора паломников к другому. Одни преступники с помощью магов-отщепенцев сбрасывали докучливые ошейники, чтобы присоединиться к банде грабителей. Другие все же добирались до столицы в обществе благочестивых девиц, которым после долгого путешествия была одна дорога — в жалкую каморку борделя. Сняв с шеи тяжкий груз, тяжкий в прямом смысле и переносном, прощенные возвращались назад, чтобы спустя месяц-другой вновь отправиться в путь за очередным отпущением грехов. Искушенные, они уже отлично знали все ловушки предстоящего пути, все возможные ухищрения и все доступные блага.

Разумеется, никто не мог позволить, чтобы в обществе подобных личностей путешествовала Цесарея, а выбранного эскорта было вполне достаточно, чтобы шугануть два десятка «жаждущих прощения» негодяев. Но что делать с демонами, если они появятся на пути, Ренард понятия не имел.

— Это правда, что проклятых нельзя убить? — спросил Джастин, довольно быстро расправившись с цыпленком.

— Одержимых убить нетрудно, берсерков — сложнее, а вот темного паладина или рыцаря ада, боюсь, тебе не одолеть, — заметил Ренард. — А с демоном лучше вообще не связываться. Им неведом страх смерти. Каждая проклятая душа возвращается в Преисподнюю, где вновь обретает плоть, и с каждой смертью демон становится только сильнее.

— Что же с ними делать?

— Запереть под землей, завалить все разломы и запечатать с помощью магии. Только это не наша забота. Все равно нам это не по зубам. Пусть об этом думают там, — следопыт ткнул пальцем в небо, но было неясно, кого он в данный момент имеет в виду — самого Всевышнего или правителей Империи.

Дверь распахнулась, и в таверну вошел человек в грязной одежде, весь черный от грязи или от копоти, от чего именно, Ренард не сумел разобрать. Тряпка, которой новый посетитель обмотал голову, тоже была почти черной. Только белки глаз сверкали на грязном лице, да еще зубы, когда он крикнул обычное:

— Хвала Всевышнему!

— Хвала, — нестройно отозвались сидевшие в таверне.

— Это трубочист? — спросил Джастин.

Ренард не ответил.

Человек снял с головы заскорузлую тряпку, обнажил желтовато-белый лоб с багровой, только-только начавшей подживать раной.

Трубочист, который не был трубочистом, шагнул к столу Ренарда, схватил кружку Джастина с элем и опрокинул залпом.

— Проклятые? — поинтересовался Ренард.

— Мертвецы. — Черный человек говорил достаточно громко, и все в таверне застыли.

— Кто? — переспросил Ренард.

Человек сбросил на стул грязный плащ, остался в кожаном камзоле и грязной рубахе, но все же с трудом можно было различить ее цвет — рубаха была зеленой. Вошедший числился в армии следопытом, как и Ренард.

— Ожившие мертвецы. Они саранчой лезут из Алкмаара. Пересекли нашу границу западнее Фальген Хейма и катятся на север, уничтожая все на пути.