Я не могу с тобой проститься - Элина Градова

специальные толстые, прокладываю несколькими одеялами, укутываю его максимально, он не совсем понимает, что происходит, потому что не совсем здесь от жара. Наскоро одевшись, сопровождаю процессию до вертолёта. Толик Верховцев по моему указанию приносит пакет с документами, вещи и телефон Стрельцова. На большой земле со связью порядок, и то, что Толян принёс телефон, как-то меня встряхивает и обнадёживает, конечно же он Игорю понадобится и очень скоро!

Никитоса отправляю тоже. Всё-таки, нос надо проверить, вдруг что-то не так срастётся, да и голову на предмет сотрясения пусть посмотрят. Он не хочет, но я врач, мне видней. Да и не нужен он мне сейчас здесь. Особенно после сегодняшней неприятной сцены. Он уже сидит в вертолёте, когда я, прежде чем туда закатят носилки, нагибаюсь над Игорем, снимаю кислородную маску и целую его прямо в горячие, потрескавшиеся губы, наплевав на смущённых зрителей. Он ненадолго приходит в себя и говорит, задыхаясь, тихо-тихо,

- Я вернусь… Поправлюсь и вернусь за тобой… моя королева, - это слышно только мне, так как шум вращающихся лопастей, перекрывает всё, даже крик, но мы так близко, что мне достаточно шёпота, хватит взгляда, потому что я слышу любимого не ушами, как считают некоторые, я слышу его сердцем. Киваю в ответ, пусть строит планы, пусть надеется, главное выживет. Пускай живёт. Он не знает, чем я заплатила за его жизнь и не надо…

Дома пусто. Собираю его вещи, пропахшие потом футболки. Вдыхаю его запах до головокружения! Татьяне в прачечную не понесу, сама постираю. Когда-нибудь, когда надышусь.

Верхнюю одежду, обувь и чистое бельё отправила вместе с Игорем. Надо же ему в чём-то возвращаться, когда поправится. Я не забыла про жертву, не ко мне, на работу-то он должен вернуться.

Пора спать, а я хожу, как неприкаянная из угла в угол и всё придумываю себе разные занятия, чтобы подольше не ложиться в постель. Одинокую, холодную постель, где его теперь нет. Как он там? Надеюсь, что ему уже помогают, уже лечат так, как надо в нормальных человеческих условиях. Что скоро ему уже станет легче.

Наконец добираюсь до подушки. Его подушки! Обнимаю её и утыкаюсь носом, потому что его запах дарит иллюзию присутствия, его присутствия. Может, если я буду обнимать подушку, на которой спал Игорь, он хотя бы присниться?..

* * *

С трудом дождавшись утра, бегу к Михаилу Ивановичу – буровому мастеру, он у нас главный и держит связь с большой землёй. Прошу его позвонить, узнать, как долетели, как там Стрельцов? Потому что абсолютно точно знаю, что прошедшая ночь была для него решающей.

Осознав важность момента, он дозванивается до нашего офиса, там выискивает какую-то Регину Игнатьевну и просит её позвонить в больницу, и всё выяснить про Игоря Стрельцова, поступившего вертолётом санитарной авиации нынче ночью.

Видимо Регина Игнатьевна ещё та штучка, потому что мастер долго её уговаривает и осыпает комплиментами, а я буквально чешусь от нетерпения и желания вырвать у него рацию и высказать этой выдре всё, что думаю.

Но дипломатия Иваныча в конце концов срабатывает, он кладёт трубку и сообщает,

- Сейчас Регинка всё узнает и выйдет на связь, зайди через часок, - как бы не так!

- Я подожду, - и устраиваюсь поудобней на втором стуле в его маленьком, деревянненьком, так называемом офисе.

Я оказываюсь права, Регина укладывается в полчаса, и я на целых полчаса раньше узнаю, что Стрельцов жив! В реанимации, пока на искусственной, но всё же, неинвазивной вентиляции лёгких, в сознании, дышит самостоятельно! Назначена мощная антибактериальная терапия!

Целую Иваныча в колючую бородатую щёку и радостно убегаю! Успели! Всё теперь будет хорошо! Я в это верю!..

Потом в течение двух недель, пока Игорь совсем не идёт на поправку, в офис бурового мастера хожу, как на работу, ежедневно! Он сначала изумляется моему постоянству, потом злится,

- Что мне делать больше нечего? – но потом привыкает, и Регина привыкает. Так что я всё знаю, можно сказать, в режиме онлайн: какие обследования назначены, какое лечение, результаты анализов и общее состояние Игоря Стрельцова. Успокаиваюсь только тогда, когда сообщают, что он чувствует себя нормально и уже рвётся обратно, но его конечно, продержат ещё дней десять…

*** Ещё в первую неделю моего беспокойного одиночества вечером заходит Алла. Я сначала подумала, что ей нездоровится, и нужна какая-то таблетка или совет, но она мнётся в тамбуре и просит,

- Поговорить.

- Проходи, - если две женщины собрались поговорить, то, наверное, в обычных условиях, полагается достать из бара бутылку красного вина, но у меня только чай.

И вот мы сидим за этим чаем и говорим про какую-то ерунду, обсуждаем колготки, процент лайкры и количество дэн, дающие лучшую износостойкость, хотя нам обеим понятно, что капрон – это самое последнее, что может пригодиться на этой зимовке.

Но я терплю, и Алла сдаётся первой,

- Я хочу поговорить об Игоре, - наконец-то.

- Что ты хочешь узнать, Ал? Про его здоровье? Ему лучше, перевели из реанимации в обычную палату, ИВЛ отменили, температура в норме, анализы тоже стремятся…

- Я это знаю, - перебивает, - у Иваныча каждый день спрашиваю, - нормально! Иваныч там сидит, наверное, и репу чешет: мужиков крутых, свободных, хоть отбавляй, а две дуры подвинулись на не самом могучем и не самом привлекательном и брутальном больном электрике!

- А, что тогда?

- Что между вами? Это серьёзно? – раздумываю недолго. У меня так вымотаны нервы, но сейчас отпускает, потому что понимаю, что страшное позади, и так хочется с кем-нибудь поделиться по-простому, по-бабски. Я рассказываю ей всю нашу дурацкую, ненормальную историю длиной в пятнадцать лет и даже то, что я от него отказалась, лишь бы выжил…

Она плачет, я, видя её слёзы, начинаю тоже. Вот так мы и ревём вместе, как дуры. Мне жаль себя, жаль его, жаль потерянные годы и то, что у нас ничего уже не будет, а Алла говорит,

- Счастливая! Повезло тебе! А насчёт жертвы – дурь! Не из-за жертвы вертолёт прилетел, просто Иваныч пригрозил, что если