Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Джеймс Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А чего еще ждать от Долли — она каждый раз встречает меня слезами, так было, так и будет, — отвечал Гершом, едва не задохнувшись от усилия справиться со своими чувствами. — Подгони-ка лодку к берегу, дай мне сойти. Надо подняться, сказать пару добрых слов бедняжке Долли; а ты греби дальше, скажи Цветику, что я скоро буду.
Бортник молча выполнил просьбу, бросив заодно несколько любопытных взглядов в сторону его жены, чтобы узнать, какова женщина, ставшая спутницей жизни Склада Виски. К его удивлению, Дороти Уоринг была одета не просто прилично, а мило и опрятно, словно уделяла большое внимание своей внешности, с надеждой ожидая возвращения непутевого и незадачливого муженька в их лесную обитель. Это все, что Бурдон успел заметить мельком, пока его спутник высаживался на берег, потому что разглядывать ее дольше ему мешала учтивость. Пока Гершом поднимался на высокий берег навстречу жене, Бурдон отогнал лодку дальше и причалил прямо напротив рощицы, где стояла шэнти. Возможно, причиной было то, что он долгое время не видел ни одной представительницы женского пола, в особенности же тех, кто еще не расстался с ореолом юности, — но только существо, представшее перед ним, показалось бортнику гостьей из другого мира, спустившейся в привычную ему земную жизнь. А так как это и была Марджери Уоринг, которую большинство ее знакомых неизменно звали Цветиком и которой предназначена одна из главных ролей в этой легенде о «прогалинах в дубровах», нам кажется уместным дать краткие сведения о ее возрасте, одежде и наружности — о такой, какой она была, когда Бурдон впервые ее увидел.
Чертами лица Марджери Уоринг напоминала своего брата, фамильное сходство проглядывало и в цвете ее лица, и в оттенке волос. Несмотря на жизнь под открытым небом, когда лучи солнца отражались и от глади озера, ее кожа сохраняла чистую, прозрачную белизну, которую легче сыскать в гостиных и уж никак не ожидаешь увидеть в лесной глуши; а нежный оттенок ее губ, щек и, чуть в меньшей степени, подбородка и ушей даже умелый художник затруднился бы с точностью передать на полотне. Черты ее лица поражали теми же скульптурными очертаниями, как и черты брата, — но только в ее лице, вдобавок к более мягкому выражению, свойственному полу и возрасту, совершенно отсутствовали даже намеки на какие бы то ни было физические или моральные недостатки, которые наносили бы ущерб совершенству и очарованию этого личика. Глаза у нее были голубые, а волосы можно было смело назвать золотыми, если только это слово применимо к девичьим волосам. Постоянное движение, перемена мест и жизнь на свежем воздухе сделали эту прелестную девушку не только здоровой, но и пышущей здоровьем. Однако в ней не было и следа грубости, вообще никаких признаков, выдававших ее трудовую жизнь, разве что руки — это были руки девушки, которая не жалела себя, когда могла помочь по хозяйству. Как раз в этом отношении, быть может, бродячая жизнь братца даже пошла ей на пользу, избавив от многих обязанностей, которые выпадают на долю девушек ее круга. В Марджери Уоринг мы находим удачное сочетание нежного сложения и физической энергии, чаще встречающееся среди простых американских девушек, чем среди представительниц почти всех остальных наций; да и среди юных американок, которых жизнь не заставляет трудиться, таких, как Марджери, немного.
Когда она увидела незнакомца, на ее прелестном личике выразились разом удивление и радость; она была удивлена, что Гершом кого-то повстречал в здешнем безлюдье, и обрадовалась, приметив, что это белый человек и, судя по всему, непьющий.
— А вы — Цветик, — сказал бортник, беря в свои руки ручку слегка смущенной девушки, но так почтительно и дружески, что та и не подумала отнимать руку, хотя и засомневалась, прилично ли так вести себя с совершенно чужим человеком, —
Цветик, о котором Гершом Уоринг говорит так часто и с такой нежностью?
— Значит, вы — друг моего брата, — сказала Марджери, улыбаясь такой чудесной улыбкой, что Бурдон в полном восхищении не сводил с нее глаз. — Мы так рады, что он вернулся домой! Мы с сестройnote 50 провели здесь пять жутких ночей, совсем одни, и нам под каждым кустом чудился краснокожий!
— Все опасности позади, Цветик: но здесь затаился еще один враг, с которым надо расправиться.
— Враг! Здесь никого нет, только Долли да я. К нам никто не заходил с тех пор, как Гершом отправился искать бортника, услыхав, что тот живет на прогалинах. Это вы — тот самый бортник?
— Я самый, прелестный Цветик; и я повторяю, что здесь, в вашей собственной хижине, затаился враг, которого надо сыскать.
— Нам никакие враги не страшны, кроме краснокожих, а их мы ни разу не встречали здесь, на реке. Как зовут врага, которого вы так боитесь, и где он прячется?
— Имя ему — виски, и прячется он где-то в хижине, в бочках. Покажите мне его убежище, потому что я должен уничтожить врага, пока его приятель не пришел на подмогу.
Девушка внезапно поняла, о чем идет речь, — этому очаровательному существу ума было не занимать. Она вспыхнула, залившись почти пунцовым румянцем; потом румянец сменила смертельная бледность. Крепко сжав губы, она стояла, не зная, что делать: то бросала взгляд на пригожего и как будто доброжелательного незнакомца, то смотрела в сторону брата и сестры, которые были еще далеко и не торопились вернуться в хижину.
— А вы решитесь? — спросила наконец Марджери, указывая на своего брата.
— Решусь: сейчас он совершенно трезв, и с ним можно договориться. Ради всех нас, давайте-ка воспользуемся удобным случаем.
— Он держит виски в двух бочонках под навесом, позади хижины.
Произнеся эти слова, девушка закрыла лицо руками и опустилась на табуретку, словно боясь смотреть на то, что сейчас произойдет. А Бурдон, не теряя времени, тут же вышел из хижины через дверь, выходившую на задний двор. Там он и увидел обе бочки, а рядом с ними — топор. Сперва ему захотелось выбить затычки из бочек прямо на месте; но он тут же сообразил, что запах спиртного у самой хижины будет неприятен всем, а владельца бочек будет донимать еще пуще. Поэтому он стал искать способ переместить бочки подальше, прежде чем разбить их.
К счастью, хижина Склада Виски стояла на краю крутого оврага, по дну которого струился журчащий ручей. Бурдон подумал было спрятать бочки, но времени оставалось в обрез, и медлить было нельзя. Вцепившись в ближайшую бочку, он без труда подкатил ее к краю оврага и сильным пинком отправил вниз. Эта бочка была полупустая, и она покатилась, хлюпая, пока не налетела на камень примерно на середине склона. Обручи не выдержали, клепки разлетелись, и вскоре волны ручья уже уносили все, что осталось от бочки и ее содержимого. Услышав негромкое радостное восклицание, бортник оглянулся и увидел Марджери, наблюдавшую за его действиями с живым интересом. Ее радостная улыбка все еще выдавала и страх, и она скорее прошептала, чем сказала вслух: