Бегство от Франка - Хербьёрг Вассму

Там я заплакала. Но это было неважно. Я и так была мокрая, и никто меня не видел. Через полчаса с красными глазами, уже сухая, я была готова намазаться этой дрянью. Подошвы ног и под ногтями, все складки и укромные местечки. Уши внутри. Корни волос и подбородок. Лицо мазать не следовало, так говорилось в инструкции. Но я этому не очень-то верила и оставила нетронутыми только глаза и губы. Труднее всего было намазать небольшой участок на спине, до которого мне было не дотянуться. Я выдавила мазь на полотенце и, держа его обеими руками, натерла таким образом кожу между лопатками.

После этого, обессиленная, я села на крышку унитаза. Франк не звонил. У него было целых три человека, с кем он мог разделить свою чесотку. Я же со своей была одна, как перст.

Ночью у меня чесалось повсюду. Я просыпалась и засыпала. Просыпалась и говорила себе, что мне это только кажется. И засыпала опять. Только для того, чтобы увидеть во сне, как целая армия, несколько квадратных километров микроскопических клещей, проходят маршем по моей кровати, скрыв меня полностью на несколько часов. Они выгрызали ямки и откладывали яйца, спаривались и выгрызали ямки. Побывав во всех самых укромных местах, они отложили яйца и поползли дальше.

Но другой день я постаралась почти не быть дома. Даже трещины на тротуаре выглядели более здоровыми, чем моя зараженная квартира. Тщательная уборка не помогла. Я долго сидела на остановке трамвая, не собираясь никуда ехать.

— О чем это ты так задумалась? — неожиданно спросила Фрида, я даже не заметила, как она подошла.

— Франк заразил меня чесоткой!

— Ты давно знала, что тебе пора что-нибудь предпринять. Вот и повод! Начни с того, что смени номер своего мобильника на другой, которого никто не знает. Потом отправляйся в банк и переведи деньги Франка на счет с более высоким процентом. Но по-прежнему на свое имя! Купи себе ноутбук вместо своего большого компьютера. Собери самые необходимые вещи и откажись от квартиры.

— И заплатить за месяц вперед? — Я растерялась.

— Ты забыла, сколько денег у тебя на счете?

— Они не мои, — возразила я.

Над нами, как воздушные шарики, запрыгал ее смех. Мне даже стало страшно, но деваться было некуда.

— Заканчивай все свои дела! Мы едем в Берлин!

— Почему в Берлин?

— Потому что это самое подходящее место для провинциала, чтобы взглянуть оттуда на мир. В этом городе бьется сердце всей Европы.

В течение часа я выполнила все ее требования, необходимые для того, чтобы начать новую жизнь. С телефоном мы все уладили, даже не вставая со скамейки. Банк тоже был поблизости. Потом я пошла домой и сняла покрывало с компьютера, но не для того, чтобы работать над своей книгой. Я искала какое-нибудь немецкое бюро по сдаче квартир.

Время от времени у меня всплывала мысль о Франке. Может, он пробует мне дозвониться? И всякий раз слышит металлический голос телефонистки: «Номер не существует».

Однажды мне показалось, что в дверь позвонили, но это вряд ли мог быть Франк. Он никогда не приходил без звонка, такая была у нас договоренность. И все-таки я лихорадочно спешила, пока наконец не села в такси.

— Я знала, что ты способна принимать важные решения, — с торжеством сказала Фрида, когда мы обосновались в грязно-коричневом номере отеля, где люди годами развлекались тем, что разбрасывали по сторонам окурки. Отель был расположен к центру ближе, чем мне хотелось бы, но Франку никогда не пришла бы в голову мысль искать меня там.

— С каких это пор? — поинтересовалась я и с сомнением одобрила постельное белье.

— После того, как ты в приюте плюнула на попечителя!

— Забудь об этом. Я ничего не помню…

— Постепенно вспомнишь, только не раскисай. А сейчас нам надо сделать еще одну покупку, — весело сказала она.

— Но ведь мы едем путешествовать, — пробормотала я.

— Одно тянет за собой другое. Идем. Надо купить машину.

— Зачем нам машина?

— Предоставь все мне. Мне понадобится только твоя подпись, — заявила она.

И мы на такси отправились в Хельсфюр, где была фирма, торгующая автомобилями.

— Глупо так далеко ехать на такси, могли бы поехать на автобусе, — сказала я.

— Забудь свои деревенские привычки, а то люди сразу поймут, что ты не умеешь обращаться с деньгами.

Новенькая «хонда CR-V» с «кенгурятником» еще не обрела владельца. Фриде она понравилась. Когда все формальности были уже позади и мы мчались в Дрёбак, я спросила:

— Не слишком ли она дорогая?

— Нам нужна хорошая машина. Ясно? Мы будем много ездить.

— Но вести придется тебе. Я боюсь.

— Это я уже поняла, — сухо сказала она и обогнала открытый спортивный автомобиль, за рулем которого сидел молодой человек с накачанной мускулатурой.

— А что нам понадобилось в Дрёбаке? — спросила я.

— Ничего. Просто я раньше никогда не водила твой автомобиль, — сказала она и засмеялась. И мне почему-то стало тепло от ее смеха. Меня охватило чувство радости и свободы. Как будто я, летя по воздуху, держала кого-то за руку.

Фрида открыла люк в крыше. Ветер рванул нам волосы, словно пытался их выдрать. Солнце с бешеной скоростью неслось по небу, осень была светло-фиолетовой. Иногда этот цвет вспыхивал в окнах летящих на нас машин.

— От такой скорости можно умереть, — сказала я.

— Ты тоже так думаешь? — Фрида хохотнула.

Я откинулась на спинку сиденья. Передо мной возникли и ожили странные картины. Словно они были частью настоящего…

Молодая женщина встает со стула на палубе. Она первый раз плывет на теплоходе. Никто из пассажиров ее не знает. Уже почти двое суток она находится среди этих людей, которые не знают, кто она и откуда. Но они и виду не подают, что ее присутствие на теплоходе их удивляет. Она может встать, может прийти или уйти. Может вынуть что-нибудь из кармана поношенного, но совершенно целого пальто. Или из сумочки, которую унаследовала неизвестно от кого и потому не смогла поблагодарить за нее. Карандаш, блокнот, купленный в супермаркете, мелочь на кофе, французские булавки, билет, — если ей захочется убедиться, что она не потеряла его, — маленькая синяя коробочка с кремом «Нивея», коричневая обертка от шоколада «Фрейя», которой она трет щеки, когда ей кажется, что она плохо выглядит. Сумочка сделана из белого пластика и видно, что ею почти не пользовались. Молодая женщина не выпускает ее из рук. Ночью, в салоне, она пользуется ею, как подушкой. В четыре часа один из диванов освобождается, и она может вытянуться на нем. До этого она сидела за столом, положив голову на руки и дыша в белый пластик. Ей даже не надо просыпаться, чтобы убедиться, что сумка с ней. Поднимаясь со стула на палубе, она точно знает, сколько у нее денег. Сто семь крон и сорок эре. Остальные пассажиры гораздо старше ее. Но она понимает, что и они не очень богаты. А то бы ехали первым классом. Некоторые из них все-таки оставляют на своем месте плед или книгу, чтобы показать, что оно занято. Она так поступить не может. Ведь ей пришлось бы оставить свое пальто или журнал «Романтика», который ей подарила повариха. Но она не может рисковать своим пальто, а журнал едва ли остановит того, кто захочет занять ее место. Кроме того, она не может присвоить себе тот или другой стул. У нее нет такой привычки. Там, откуда она приехала, существовал неписаный закон: кроме постелей, все места, на которых никто не сидит, самые сильные могут использовать по своему усмотрению. Тот, кто хочет что-то иметь или чего-то достичь, не должен отсутствовать. Он должен быть там и сейчас.