Хранительница болот - Наталья Николаевна Тимошенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если и страдала, то ко мне не приходила, – наконец сказал он. – Может, Верка ее лечила, не знаю. Верка к ней в дом вхожа была, хотя вообще-то Агата людей сторонилась. Не обижала, нам помогала, спонсорскую помощь всегда оказывала, но близко к себе не подпускала. О нуждах наших через других справлялась, список необходимых медикаментов я ей через Киру, сына Верки, передавал. От государства многого не дождешься, а что дадут, то самое дешевое и бесполезное, так что Агата нам тут сильно помогала. За это ее уважали и к ней не лезли.
Сергей Петрович замолчал и продолжил сверлить меня взглядом, и я поняла, что он пытается понять, продолжу я благотворительность своей родственницы или нет. Возможно, от этого в том числе будет зависеть, как меня примут. Пока кредит доверия мне был выдан, а вот оправдаю ли я его, будет зависеть исключительно от меня. Заверив его, что он по-прежнему может передавать через Кирилла список необходимых медикаментов, я не могла не задать еще один волнующий меня вопрос:
– Сергей Петрович, мне показалось, что… – я осеклась, тщательно подбирая слова. – Жители Востровки имеют некоторые странные убеждения… Мне рассказывали про Багника, Воструху, Лесуна…
Сергей Петрович хмыкнул, выражая отношение к верованиям соседей.
– Как думаете, это не может быть результатом влияния болота? Я слышала, болотные газы вредны, могу вызывать галлюцинации…
– Невежество вредно, – припечатал фельдшер. – И нежелание прислушиваться к более образованным людям. Живут в своем болоте, застряли в позапрошлом веке, просвещаться не хотят, вот и результат.
– А если бы я сказала, что тоже кое-что видела? – осторожно уточнила я.
– Тогда я бы выписал вам успокоительных капель и посоветовал не есть приготовленную Веркой еду. Кто знает, может, она вам что-то подсыпает? Боится, что вы, как образованный человек, попытаетесь принести в Востровку цивилизацию и оставите ее без работы.
Что ж, предположение было весьма логичное, я не могла этого не отметить. Жаль только, что если что-то в болоте и своей комнате я начала видеть не с первого дня в доме, то странные видения об Агнии, ощущения, что я уже бывала в усадьбе, начались еще до того, как Вера стала готовить нам еду. Но подумать мне определенно было над чем.
Глава 8
Юлька встретила меня в лучшем состоянии, чем была, когда я уезжала. Она еще оставалась в постели и была бледна, но уже улыбалась и не пыталась упасть в обморок. На столе возле ее кровати я заметила букет каких-то засушенных цветов и чашку со странно пахнущим чаем.
– Это Вера принесла, – пояснила Юлька. – Чай, кстати, очень вкусный.
Я поднесла кружку к носу, принюхалась. Пахло липой и чем-то еще, что я не могла определить. Не стала ничего говорить сестре, но не сомневалась в том, что улучшение ее состояния – заслуга Веры. Та не навязывала нам свои услуги, но втихаря решила помочь там, где могла. И пусть я не верила в ее знахарские способности, но знала, что определенные травы могут облегчить боль.
Накормив Юльку традиционным обезболивающим, я заставила ее немного вздремнуть, а сама отправилась в деревню. Вера и даже фельдшер ничего не могли рассказать об отце Агаты, но вдруг среди местных найдется кто-то, в чьей памяти остались хотя бы слухи?
Через кукурузное поле шла пешком. Заводить машину ради какого-то полукилометра было глупо, а воздух был так прозрачен и чист, что, казалось, можно коснуться его пальцами, и он зазвенит, как струны арфы. Пахло луговыми цветами и болотной водой, но теперь этот запах казался мне приятным. Чем больше времени я проводила в усадьбе, тем меньше неудобств замечала, тем большей любовью к местной природе проникалась. И хоть беспокоило меня состояние Юльки, появлялись мысли о том, чтобы уехать пораньше, а уезжать не хотелось. Хотелось вот так каждый день идти в деревню, узнавать местный быт, сказки о Багнике и Вострухе.
Я никогда не была фанаткой мифологии, хотя азы знала. Но то были стандартные домовые и лешие, водяные и русалки, здесь же, в этом Богом забытом местечке, верования были свои, особенные, и от того страшные и притягательные.
Кукурузное поле я прошла быстро, погруженная в мысли, остановилась у края кладбища. На кладбище я еще не была, что мне там делать? Даже Агату я не знала и никогда не видела, ничью другую могилу мне и вовсе не приходило в голову навещать. Тем не менее сейчас что-то заставило меня остановиться. Это не было предчувствием или интуицией, я почти физически ощущала, как меня тянет на кладбище. Будто внутри себя я знаю, что там, за деревянным забором, увижу нечто важное. Если бы не все мои странные видения, я бы проигнорировала этот шепот внутри, даже слов которого не могла разобрать, но сейчас шагнула к калитке и протянула руку и хлипкому замку-защелке.
Едва только пальцы коснулись нагретого солнцем металла, я провалилась в видение.
Траурная процессия была большой: на свадьбы и похороны всегда собиралась вся деревня. Отец уже отослал несчастной вдове материальную помощь, и в нашем с Эленой присутствии не было никакой необходимости, но мы не могли пропустить похороны. И вовсе не потому, что хорошо знали Митю, сына покойника. В нас говорило любопытство. Все вокруг шептались, что дядю Степана, отца Мити, убила Лихоманка. Слухи эти дошли и до усадьбы, накануне вечером я слышала, как шептались кухарки. Они говорили, что Лихоманка никогда не приходит одна, а если убила кого, то жди эпидемии. Скоро в деревне многие начнут болеть, дел у бабки Павлины, нашей знахарки, будет невпроворот.
Отец и мама, вероятно, придерживались такого же мнения и переживали, что Лихоманки доберутся до усадьбы, потому что утром за завтраком отец строго-настрого запретил ходить в деревню. Запретил, но сам уехал в город по делам. Элена нашла меня в саду, когда я помогала Андрею ухаживать за розами. Мама, если бы увидела, ругалась бы, но я очень любила возиться с розами. А исколотые их шипами пальцы всегда можно оправдать слишком усердным вышиванием. Вышивать нам не запрещалось.
– Пойдем в деревню, – зашептала Элена мне в самое ухо, чтобы не услышал Андрей. Тот, увидев неугомонную сестрицу, тут же насторожился, будто знал, что она задумала что-то недоброе.
– Папа запретил, – одними губами напомнила я.
– Папа уехал, – усмехнулась Элена. – Неужто тебе неинтересно?
Мне было очень интересно! Интересно, и капельку страшно. Страх этот тонким перышком щекотал затылок, и я не могла сопротивляться соблазну. Места у нас были неспокойные, всякое случалось и в лесу, и, тем более, на болоте, но Лихоманки еще не навещали деревню, и мне очень хотелось знать, как же это происходит.
Соврав садовнику, что у меня дела, я оставила розы, и уже пятнадцать минут спустя мы с Эленой шли через поле к деревне. Жито выросло еще не таким высоким, было лишь начало июня, а потому нас легко можно было разглядеть как с деревни, так и с усадьбы. Но мы не боялись: после обеда мама прилегла отдохнуть, ей второй день нездоровилось, а слуги не стали бы нас останавливать.
Мы подошли к кладбищу как раз в тот момент, когда траурная процессия вошла в большие ворота, раскрытые по случаю похорон. Женщины заметили нас, и мы потупили взгляды, чтобы они не разглядели в наших глазах неуместное любопытство. Они посчитали, что мы пришла отдать дать уважения Степану, ведь тот был прекрасным столяром, много мебели сделал и для нашей семьи. И как его угораздило попасть в руки Лихоманки?
В длинных траурных платьях, со спрятанными под платками волосами, мы легко смешались с толпой, прислушиваясь. Конечно, говорили о разном. Кто-то считал, что Степан просто выпил лишнего и уснул на болоте. Ночи стояли еще холодные, простудиться было несложно. А простудившись, он не пошел к старому доктору, Мария, жена его, сама припарки делала. Семья Степана не была самой бедной, но доктор наш драл втридорога, это все знали. Непонятно