Рискнуть и победить (Убить демократа) - Андрей Таманцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был резко против такого решения.
— И после этого… — Он продолжал держать слово. Он понимал, что ребята, разведчики, тут ни при чем и что решение принимал не я. Не знаю, как бы я поступил на его месте. Право, не знаю. Хочу надеяться, что так же. Но не очень в этом уверен… — Почему он вообще решил уйти на Запад?
— После вторжения наших войск в Чехословакию. Пражская весна, если помните. Что я всем этим хочу сказать? Только одно. Полковник — человек, слову которого можно верить. И если он говорит: это серьезно — это действительно серьезно. Теперь вы разрешите мне включить запись?
— Включайте. Впрочем, еще секунду. Почему вы называете его полковником?
Насколько я знаю, он разжалован, лишен всех наград и заочно приговорен к смертной казни. Приговор не был отменен, просьбы о помиловании не поступало.
Какой же он полковник?
Профессор улыбнулся:
— Вот вы — политик. Если вас завтра назначат дворником, вы перестанете быть политиком? Нет. Просто вашей аудиторией будет не Госдума, а метлы и мусорные баки. Можно человека разжаловать, можно расстрелять. Но если он по духу своему полковник, а особенно полковник-разведчик, им он и останется. Даже мертвый. Из этой же категории и полковник Аарон Блюмберг. Это у него сейчас такая фамилия.
— А настоящая? — спросил Шишковец.
— Арон Мосберг.
— О Господи!
— Это одна из самых старых и уважаемых чекистских фамилий. Отец Арона был расстрелян, мать отсидела двенадцать лет, сам он воспитывался в специнтернатах для ЧСИР. Знаете эту аббревиатуру? Член семьи изменника Родины. У него могла быть блестящая карьера в КГБ. Просто феерическая. Он был самым молодым полковником в истории советской разведки. Но он выбрал другой путь. И я сейчас даже не могу сказать: к сожалению или к счастью.
Шишковец нахмурился. Профессор явно позволял себе лишнее. К тому же он все время вел свою линию в разговоре, легко игнорируя попытки собеседника перевести речь в другую плоскость. И это тоже раздражало Шишковца. Пора было наконец поставить Профессора на место.
— Давайте будем придерживаться общепринятых терминов, — мягко предложил он. — Мы можем как угодно относиться к деятельности этого Блюмберга или Мосберга, но для России, которая объявила себя правопреемницей Советского Союза, он — преступник, осужденный на смертную казнь за измену Родине. Воспримем это как данность. Вы меня поняли? И давайте больше не возвращаться к этой теме.
Профессор допил кофе, вынул из диктофона кассету, сунул ее во внутренний карман своего коричневатого, бугрящегося на крупных мосластых плечах пиджака. Потом вызвал дежурного, приказал:
— Линию с Москвой, срочно.
Он назвал номер линии. Шишковец знал этот номер. Это был прямой канал связи с одним из ближайших помощников президента.
— И билет до Москвы на первый утренний рейс, — продолжал Профессор. — В туристский класс. Спокойной ночи, Андрей Андреевич. Извините, что попусту вас потревожил.
— Вы хотите сказать, что улетаете в Москву?
— Да.
— Но… заседания Балтийского клуба не закончились. И вы должны… Профессор усмехнулся:
— Пытаюсь припомнить такой же дурацкий разговор за последние хотя бы года три — нет, не припоминается. Я вам, голубчик, ничего не должен. И вы мне ничего не должны. Не знаю, как у вас, а у меня кредитор всего один. Я должник России. И только. Ваше положение выше моего. И вы можете отдать мне приказ. Но сделать это сможете единственным способом. Обратиться к своему руководству, оно обратится к моему, а мое руководство, если сочтет нужным, отдаст мне приказ. Вот этот приказ я буду обязан выполнить. И никакой другой. Разумеется, кроме прямого приказа президента. Я пригласил вас на эту встречу, чтобы вы из первых рук получили информацию огромной, стратегической важности. Вас она не интересует. Что я могу сказать? Ничего. Полагаю, в Москве есть люди, которые менее озабочены собственными амбициями. А если таковых и там нет, мне придется уйти в отставку и с деревенской завалинки смотреть, как распадаются остатки того, что было когда-то великой Россией.
Шишковцу недаром прочили большое будущее. Он умел правильно оценивать ситуацию и быстро принимать решения. Он вдруг ощутил себя мальчишкой-первокурсником перед этим старым жилистым грифом, в котором чувствовались такая сила и уверенность в своих силах и правах, которым не было логического объяснения, но которые были основой этого человека. Более того, Шишковец ощутил, что такие люди, не мелькающие на телеэкранах и газетных полосах, не известные никому, — они-то как раз и есть настоящие властители государства, какие бы должности они ни занимали.
Они действительно служили России, верили в это, и эта вера давала им фактическую, а не назывную власть в стране. На их фоне даже самые известные и авторитетные политики выглядели не более чем марионетками, которых заставляет двигаться скрытый за кулисами кукловод. Одним из таких кукловодов и был этот жилистый, мосластый старик. И Шишковец понял, что сейчас решается его будущее. А в таких случаях уязвленное самолюбие плохой советчик, его лучше на время запрятать поглубже в карман.
Это Шишковец и сделал.
— Прошу меня извинить, — сказал он. — Я не придал должного значения срочности и серьезности вашего вызова. Я слушаю вас очень внимательно.
Профессор сунул в щель диктофона кассету и нажал кнопку «Play».
* * *На хорах произошло какое-то движение, зажегся неяркий свет над органным пюпитром, прозвучали первые, не очень уверенные аккорды. Несколько минут Профессор и полковник Блюмберг молча слушали, потом Профессор спросил:
— Что это?
— Не знаю. Какой-то хоральный прелюд, скорее всего. Мне так и не хватило времени послушать серьезную музыку. Вам тоже?
— Да.
— Диктофон лучше вынуть и положить между нами на кресло. А то мой голос будет резаться, а ваш чрезмерно усиливаться. Зачем давать лишнюю работу расшифровщикам?..
* * *Шишковец остановил запись.
— Диктофон? — переспросил он. — Откуда он знал, что вы записываете разговор?
Профессор только что не развел в стороны большими мосластыми руками.
— Даже не знаю, как вам ответить. Он просто знал, и все.
— У него был детектор? — предположил Шишковец.
— Какой детектор? При чем тут детектор? Ему не нужен никакой детектор. У профессионала такие вещи просто в крови, в генах. Вы же знаете, в какой момент выкрикнуть лозунг, чтобы его подхватила толпа?
— В общем, да.
— Вам нужен для этого детектор? Подсказчик? Нет. — Считая объяснение законченным и исчерпывающим, Профессор пустил остановленную Андреем Андреевичем запись.
* * *"Профессор. Я не сомневался, что эта встреча состоится, как только увидел тебя в ложе прессы. Зачем тебе понадобился этот маскарад?
Блюмберг. Почему маскарад? Я экономический эксперт, мое агентство официально аккредитовано в пресс-центре Балтийского клуба. Я просто не мог игнорировать событие такой важности.
Профессор. Это твои телевизионщики пишут там все подряд?
Блюмберг. Да, я нанял эту группу.
Профессор. Зачем?
Блюмберг. Давайте не будем тратить на это время. Сами вы это прекрасно знаете, а тому, для кого предназначена эта кассета, объясните своими словами. Нет у меня никакого настроения читать лекции для ваших толстомясых боссов…"
* * *«Толстомясые боссы» не очень понравились Шишковцу, но Профессор жестом попросил его не останавливать запись.
* * *"Блюмберг. Встречный вопрос, коль уж мы затронули эту тему. Как вам удалось поставить на уши все контрольные телесистемы Германии? И меньше чем за сутки.
Понимаю: в Союзе, то есть в России, там довольно приказа. Но здесь, в чужой стране?
Профессор. Мы сотрудничаем. У нас много общих врагов. Наркотики, терроризм.
Блюмберг. Значит, под маркой поиска террористов вы и провернули это дело? На пару часов раньше — и вы бы меня засекли. Я как-то и сам не сразу понял, что происходит.
Профессор. Значит, это был ты?
Блюмберг. Мои люди. Все данные о каждом человеке, который имел хотя бы косвенное отношение к переговорам, зафиксированы и хранятся в сейфе.
Профессор. И что ты будешь с этой информацией делать?
Блюмберг. Это будет зависеть от того, что будете делать вы. Давайте, учитель, немного посидим и помолчим. Я мечтал об этой минуте двадцать три года…"
* * *Странная, глубокая тишина храмового зала. Негромкий орган.
* * *"Блюмберг. Как вы жили все эти годы. Профессор?
Профессор. Работал. А ты?
Блюмберг. Тоже.
Профессор. Я прочитал обе твои книги. Ну, про нравы нашей конторы я и без тебя знал. А книга про французский Иностранный легион очень понравилась. Как тебя туда занесло?
Блюмберг. Я прослужил там пять лет. Хотел забыть, что я русский.
Профессор. Не удалось?
Блюмберг. Нет.
Профессор. Пишешь еще?