Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг.: история и мемуары - Ник Барон

Помимо этих затруднений, наши войска атаковала эпидемия гриппа в той смертельной форме, которая в 1918 г. словно косой, прошлась по Европе, наиболее сильно затронув Англию. Очень пострадала рота морских пехотинцев Дрейк-Брокмана, и мы часто находили карельские лодки из числа тех, что подвозили нам припасы, вытащенными на берег реки рядом с избушкой, внутри которой лежал мертвый экипаж. Немало людей потеряла и сербская рота.

Постоянные интриги русских в Мурманске заставили нас в интересах нашей безопасности организовать и развивать собственную контрразведку. В этом отношении нам повезло, поскольку мы нашли способного и опытного офицера из бывшей царской полиции, Мащерина, который в данный момент был капитаном мурманской армии, приписанным к Кеми, и имел откровенно пробританские взгляды. У Мащерина имелись друзья на почте, на телеграфе и на железной дороге, и поэтому он находился в отличной позиции для сбора «внутренней информации», с помощью которой он предотвратил три покушения на мою жизнь. Может показаться странным, что эти покушения организовывались нашими русскими союзниками, тем более что нашей целью — по крайней мере, формально — было оказать им помощь против давления большевиков с юга, и мне в голову приходят два объяснения: ревность или то, что мурманские войска были уже заражены вирусом революции. Возможно, истина крылась где-то посередине, однако я все-таки склоняюсь в сторону последней причины и считаю, что именно она была основной. Весьма показательно то, что русские солдаты в Мурманске отказались от привычки, привитой им собственными офицерами и еще недавно бывшей в порядке вещей, — уступать дорогу проходящему мимо офицеру, будь то русский или британец.

Первое покушение было предотвращено Мащериным и его агентами в самом начале. Из Мурманска в Кемь послали двух людей с единственной целью способствовать моей скорой кончине, но, поскольку нас заблаговременно предупредили об этом замысле, их встретили на вокзале, допросили русскими методами и внесли некоторые поправки в их дальнейший маршрут. Мне никогда не говорили, что стало с ними, однако через несколько месяцев в Кемь из Мурманска пришло шифрованное письмо с запросом об их местонахождении; оно не было адресовано мне, однако попало в мои руки по обычным каналам. Размышляя над ним, я был не слишком удивлен тому, что они не вернулись в Мурманск: Мащерин, находившийся в крайне деликатном положении, едва ли мог позволить им уйти.

Русские методы допроса в подобных ситуациях были, мягко говоря, грубыми, но давали немедленные результаты. Первым делом с человека срывали верхнюю одежду; потом, встав перед ним и медленно, с намеком поглаживая ремень кнута, Мащерин задавал четкие вопросы и требовал немедленных ответов. Если ответы были недостаточно быстрыми и полными, он наносил жертве три сравнительно сильных удара, и обычно этого хватало, чтобы добиться желаемой информации. В том случае первый из наших гостей, приведенный на допрос, отказался говорить, опасаясь, без сомнения, последствий разглашения имен своих хозяев. Его упорное молчание вынудило Мащерина применить кнут в полную силу, и удары, наносившиеся мужчиной весом в семнадцать стоунов и ростом шесть футов и три дюйма, выбили из жертвы то, чего не удалось добиться одним предупреждением. Имена и все другие необходимые детали были получены, однако к концу допроса его жертва лежала без сознания сплошной кровоточащей массой.

Полученная таким образом информация была подтверждена вторым пленным при схожих обстоятельствах.

Благодаря своим специфическим талантам Мащерин оказался для нас незаменимым союзником. Вскоре он стал хорошим другом всех британцев. Я думал, что хорошо знаю его, пока мне не стало известно о его методах допроса, что вынудило меня осознать огромную разницу между русским и нашим отношением к подобным вопросам. Когда я приказал ему больше не применять пытки, он решил, что я сошел с ума, и я не могу поручиться, что в дальнейшем он не нарушал мой приказ.

Исчезновение двух первых тайных агентов не удержало их хозяев от повторных покушений, которые были организованы несколько месяцев спустя. Посланные ими люди были вновь перехвачены, и у меня не имеется никаких сведений об их судьбе, за исключением рапортов о том, что время от времени их тела видели в разных прорубях на реке. Было организовано и третье неудачное покушение, не отличавшееся от двух предыдущих, но на этот раз агенты просто струсили, что и обусловило его неудачу. Если бы эти методы дали желаемые результаты, то в моем убийстве, без сомнения, обвинили бы карелов.

Поскольку прямолинейный подход оказался на удивление неэффективным, была предпринята попытка разрушить хорошие отношения между карелами и нами. В Карелию из Полярного круга, станции, находившейся поблизости от нашей северной границы, была послана группа из восьми человек с приказами использовать всю возможную пропаганду против британцев, чтобы убедить карелов уйти из Кеми. Основная цель заключалась в захвате всех складов с припасами, созданных нами вдоль реки. Я могу представить себе, как поступил Карельский полк с этими людьми. Их участь так и осталась неизвестной.

Эти события были всего лишь незначительными эпизодами в очень хлопотное время, в течение которого мы пытались доставить в Карелию продовольствие в достаточном количестве до того, как прекратится сообщение по рекам. Между тем временем, когда реки покроются льдом и плыть по ним станет невозможно; и тем, когда лед станет достаточно толстым, чтобы выдержать вес лошадей и груженых саней, был промежуток в шесть недель или даже больше. К этому времени нам удалось убедить руководство, что в продовольствии и одежде нуждались не только принятые на службу солдаты, но и гражданское население, у которого враг отобрал весь скот и хлеб и которое без незамедлительной помощи было обречено на голодную смерть. Чтобы доставить припасы в огромный малозаселенный район общей площадью 20 тыс. кв. миль, нам пришлось проделать огромную работу.

Время от времени до меня доходили обрывки разговоров о знаменитом монастыре, расположенном на Соловецких островах, которые лежали примерно в тридцати милях к северо-востоку от Попова Острова. Я знал, что наши военно-морские силы разрушили телеграф, принадлежащий монахам, но, поскольку Соловки не были подчинены кемскому командованию, благополучие монастыря меня не очень волновало.

Однажды утром я был крайне удивлен, обнаружив, что в штабе меня поджидают три достопочтенных благочестивых человека с письмом от архимандрита, т. е. архиепископа Соловецкого монастыря, в котором содержалась просьба обеспечить защиту на зимние месяцы, когда по льду Белого моря с материка к ним смогут с легкостью добраться банды вооруженных бандитов. Он писал, что у монахов нет ни физической защиты против насилия и агрессии, ни навыков обращения с оружием, несмотря на то, что у монастыря имелась полностью укомплектованная батарея современных двенадцатифунтовых орудий, подаренная им царем, и не могли бы мы прислать батальон британских солдат, во имя всего святого! Выразив сожаление по поводу того, что в настоящее время у нас не было запрошенного числа солдат, я сказал, что мы постараемся сделать все возможное, чтобы найти выход из этой ситуации, и высказал свое твердое мнение, что батарея, скорее всего, станет желанной добычей для людей со злыми умыслами, которые могут напасть на монастырь, чтобы захватить ее и использовать совершенно не по назначению, и что эти орудия следует поручить нашей опеке в Кеми, в то время как для монастыря их отсутствие будет означать большую безопасность. Я решил, что эмиссарам совершенно излишне знать о реальной численности британских частей в Кеми, которая в то время составляла около 250 человек. В результате длительных переговоров между нами и архимандритом мы отправили на Соловки Славяно-Британский Легион, состоявший исключительно из русских, который должен был защищать монахов в течение опасных месяцев, а взамен архимандрит должен был перевезти батарею двенадцатифунтовых орудий в Кемь. Однако мои мечты о Королевской ирландской карельской конной артиллерии так никогда и не материализовались. Об орудиях узнал генерал Айронсайд[29] и до того, как их успели отправить, заявил на них права архангельских сил. Архимандрит, проявив изрядный дипломатический талант, сыграл на противоречиях между Архангельском и Кемью, и мне кажется, что в конечном итоге он сохранил их за собой. Спор за эти орудия принял настолько серьезный оборот, что генерал Айронсайд лично приехал из Архангельска в Кемь, чтобы «обсудить эти вопросы». С ним было сложно спорить по многим причинам, но в первую очередь из-за его личных качеств, если не принимать во внимание старшинство по званию. Когда следующей весной вскрылось море, из Кеми на Соловки был отправлен маленький пароход, чтобы забрать оттуда нашу охрану. Я воспользовался этой возможностью, чтобы принять многочисленные приглашения архимандрита в гости и лично поблагодарить его за отличное отношение к своей охране, а также за добрые пожелания и копченого лосося, которого он часто посылал к нашему столу. Корабль двигался медленно, так как ему приходилось постоянно маневрировать, обходя льдины, и у нас имелось много времени, чтобы изучить цель нашего визита с расстояния в несколько миль. Земля была низкой и тщательно возделанной, почти без деревьев, и взгляд сразу останавливался на самом монастыре, который по площади занимал много акров и был окружен серыми, мрачными и неприступными стенами с бойницами. По углам стен стояли массивные башни, также с бойницами, через которые простреливались все мертвые зоны. Это был настоящий город-крепость. Его вид оживляли десятки стройных белых башенок, покрытых ярко-зеленой медью, которые поднимались над стенами, и огромный византийский купол собора, доминировавший над всем островом. В солнечную погоду его можно было увидеть с моря с расстояния во много миль.