Овация сенатору - Монтанари Данила Комастри

Парис бесцеремонно выставил из комнаты Зено-бию.

— Идём, женщина, я позабочусь о том, чтобы ты вела себя безупречно! — пообещал управляющий решительным, как ему казалось, тоном.

Вместо ответа рабыня, необычайно удивлённая, что её не станут пороть плетью, поблагодарила его широкой, доверчивой улыбкой.

— Кастор! — кликнул секретаря Аврелий, влетая в таблинум. — У меня поручение, которое тебе точно понравится: нужно развязать язык одной красивой девушке.

— Ах нет, хозяин, на этот раз я не попадусь в твою ловушку! — решительно отказался вольноотпущенник. — Последний раз, когда я повелся на твою сказку, пришлось ухаживать за гладиатор-шей!

— Жаль, — вздохнул Публий Аврелий. — Потому что наш Парис и слышать не хочет о том, чтобы снова отправиться к Глафире…

— А, так речь идёт о куртизанке? — навострил уши грек, но сразу же насторожился: — Но не обманываешь ли ты меня опять, а?

— Ничуть, — ответил патриций и рассказал секретарю историю с серёжкой. — В доме гетеры есть одна очень юная темнокожая служанка, от которой только тебе с твоими обходительными манерами удастся легко получить необходимые сведения.

— Сколько?

— Ну неужели я должен платить тебе за привилегию познакомиться с очаровательной девушкой, Кастор? Я возмещу тебе все расходы, а не хочешь, так передам поручение молодому Полибию, он не заставит повторять дважды…

— Ну, чтобы произвести впечатление, мне понадобится твоя новая туника с вышивкой…

— Хорошо, только узнай, когда Антоний Феликс последний раз был в доме Глафиры. Подозреваю, что куртизанка мне солгала, — сказал Аврелий александрийцу, который тотчас бросился рыться в хозяйском гардеробе.

XIII

ИЮНЬСКИЕ ИДЫ

На следующее утро Публий Аврелий по всему дому разыскивал секретаря, но так и не смог его найти. Грек появился только во второй половине дня, и достаточно было ему дыхнуть в лицо Парису, как управляющий, известный своим слабым здоровьем, зашатался так, словно выпил целый кувшин вина.

— Я ещё не говорил со служанкой, однако принёс тебе две новости, одну хорошую, другую плохую… — пробормотал Кастор, заметно навеселе.

— Начни с первой, — поторопил патриций.

— Я обследовал консульскую кухню, прикинувшись винным торговцем и предложив бесплатно продегустировать товар. Таким образом мне нетрудно было установить, кто рассказал Метронию о прогулках его жены. Этот раб, судя по всему, не впервые промышляет доносами. Выяснив также, что он встречается с хозяйкой соседнего термополиума[44], я постарался познакомиться с ней и предложил сделку в обмен на некоторые слухи о её любовнике, — продолжал Кастор и как бы между прочим рассеянным жестом протянул хозяину список расходов.

— За двадцать конгиев[45] наихудшего вина ты заплатил по цене золота! Боги, да ты с ума сошёл!

— Чтобы расположить к себе хозяйку, я должен был что-то купить у неё! И расходы, между прочим, оказались совсем не напрасными: я угостил вином слуг консула, и они теперь сообщат мне, если он вдруг помчится сюда с мечом в руке и желанием перерезать тебе глотку.

— А остальное?

— Ушло стражам порядка второй когорты, которые выпьют за твоё здоровье. Начальник стражи Леонций благодарен тебе за то, что ты избавил его от трудного расследования. У него и так неприятности с поджигателем на Эсквилинском холме. Кроме того, он подозревает, что его хотят уволить и потому приставили к нему не в меру усердного коллегу для расследований причин пожаров. Леонций готов помочь тебе при условии, что возьмёшь на себя ответственность перед начальством. Ну а я, поскольку уже был рядом, попросил его взять под наблюдение дом Глафиры, зная, что он очень тебя интересует.

— Молодец, Кастор, но утоли моё любопытство — сколько из всего этого вина ты выпил сам? — спросил Аврелий секретаря, стараясь держаться подальше от его зловонного дыхания.

— Совсем немного, мой господин. Я ведь очень разборчив в том, что касается вина, и дешёвому пойлу из таверны предпочитаю лучшее сетинское из твоих виноградников. Но ты сам предложишь мне его, как только услышишь, что я узнал от хозяйки таверны! — сказал александриец, наклоняясь ближе. — Как и обещал, второе известие очень плохое, — продолжал Кастор. — Я узнал у стражей порядка, что центурион Азеллий умер пять лет назад.

— О Геракл! Но без второго легионера невозможно будет опровергнуть слова Реция! — сильно расстроился Аврелий.

— Тем более что и этот последний неуловим, мой господин, — добавил секретарь. — Я перевернул моря и горы, разыскивая его, но тщетно. Очевидно, он совершенно не намерен показываться нам.

— Валерий, несомненно, прячет его где-то из страха, что я попытаюсь расправиться с ним. Известно же, что человека нередко вылавливают в Тибре прежде, чем он что-то сообщит.

— Кончай с этим бесполезным расследованием, хозяин, найди какого-нибудь козла отпущения и обвини его в смерти старого Цепиона.

— Ты все ещё считаешь, что это я постарался, не так ли?

— Ну, если честно, то некоторое сомнение на этот счёт у меня имеется, — признался вольноотпущенник. — Ты ведь знал, что полководец не собирается выполнять приказы Сената, а кроме того, спал с его женой. Чем не два прекрасных повода избавиться от него!

— Кастор, после пятнадцати лет нашей дружбы мне очень приятно узнать, что пользуюсь твоим полным доверием, — с иронией произнёс Аврелий.

— Не меня ты должен убедить, мой господин, а Валерия!

— Завтра встречаюсь с его сестрой.

— После того, что мне сообщили Пирия и хозяйка таверны, я был бы очень осторожен с ней, хозяин. Ты слишком легко доверяешь льстивым женским речам, а она постарается поймать тебя в ловушку, используя все законные и незаконные средства, лишь бы её повели к священнослужителям Юпитера, то есть к алтарю…

— С интересом посмотрю, как далеко она способна зайти, желая добиться своего! — заметил Аврелий, предвкушая будущее развлечение.

— Это будут не столько любовные предложения, сколько, боюсь, мой господин, обращение к твоему сенаторскому достоинству. В сущности, ты ведь всегда был и остаёшься латинским варваром, хотя и неплохо обтесался после длительного общения с эллинским аристократом чистейших кровей, — с показной спесью заявил секретарь, который, как все знали, был плодом случайной связи александрийской проститутки с клиентом неопределённого происхождения. — Валерия будет обращаться ко всему, что в тебе есть чисто римского: честь, честность, справедливость… Но может придумать и кое-что похуже! На твоём месте я надел бы под одежду кожаный панцирь, мой господин, ведь у нас нет никакой уверенности, что под плащом убийцы скрывался мужчина!

— Кастор, неужели ты допускаешь, что изысканный патриций готов явиться на свидание с дамой облачённый в броню, словно Гектор у стен Трои! Не говоря уже о том, что панцирь никак не вяжется с моей новой туникой! — рассмеялся Публий Аврелий.

— Как хочешь, но помни — я тебя предупредил! — заключил, как обычно, грек.

И, как обычно, слова его остались без внимания.

XIV

ЗА ВОСЕМНАДЦАТЬ ДНЕЙ ДО ИЮЛЬСКИХ КАЛЕНД

На другой день рано утром патриций оставил носильщиков возле храма Юлия и пешком направился на викус Тускус к магазину Сосиев[46], где его ожидала Валерия.

Желая обмануть возможных соглядатаев её брата, встречу назначили в служебной комнате магазина, которую знаменитые уже целое столетие книготорговцы охотно предоставляли одному из лучших своих клиентов — Публию Аврелию.

Резкий запах клея и чернил в мастерской переписчиков, до отказа заполненной рукописями, сразу же напомнил патрицию о шелесте листов, которые жадные читатели разворачивали со сладострастной неспешностью. Он глубоко вдохнул его и осмотрелся.