Серебряный шпиль - Роберт Голдсборо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не стану осуждать вас ни при каких обстоятельствах, — ответил я, продублировав искреннюю ухмылку. — Учитывая мой род деятельности, я вряд ли способен осудить даже самого дьявола.
Вилкинсон хихикнул, и на его вытянутой физиономии расползлась на сей раз подлинная улыбка.
— Должен сказать, что мне по душе ваша прямота, мистер Гудвин. Кстати, вы, случайно, не тенор?
— Не понимаю?
— Мне как раз недостает пары хороших теноров. Одного, к несчастью, его фирма перевела в Филадельфию, а второй решил податься в Колорадо, чтобы там попытаться найти себя, — не знаю, правда, что это означает в наши дни, — фыркнул он. — Да ладно. Вы пришли сюда не для того, чтобы решать мои проблемы. Что же касается моих чувств к Ройялу Миду, то они носили двойственный характер. Рой был чрезвычайно предан делу — настоящий трудоголик. Казалось, он живет в своем кабинете. Он торчал там утрами, вечерами, по всем субботам. Кроме того, он был хорошим проповедником. Но эта его постоянная взвинченность...
— Так что же?
Он некоторое время изучал свое прекрасное вечное перо и затем, сдвинув белоснежные брови, ответил:
— Рой был не способен разрядиться, по крайней мере я всегда видел его напряженным, всегда на взводе. Уверен, мистер Гудвин, вы оценили масштаб нашей деятельности. Все же я не считаю храм деловым предприятием — таким, как на том берегу. — Он сопроводил свои слова неопределенным жестом в направлении Манхэттена. — Но Рой был единственным среди нас, не считая Ллойда, естественно, кто временами выглядел... не клириком, а бизнесменом. Вы меня понимаете? Точнее всего его характеризует слово «жесткий». Он абсолютно не владел искусством общения с людьми — был нетерпелив и требовал во всем совершенства в том виде, как он его понимал.
— И это не прибавляло ему популярности?
— О, он совершенно не пользовался популярностью. Знаете, внешне все выглядело так, будто мы беззаветно трудимся в одной упряжке, но такое впечатление создавалось потому, что члены «кружка веры» — добрые христиане и следуют учениям веры. Все мы стараемся прощать огрехи в поведении и всеми силами пытаемся избегать конфликтов. К тому же никто, зная, насколько высоко Барни ценит Роя, не хотел жаловаться. Несмотря на это, некоторые из нас время от времени все же беседовали с Барни на эту тему. Я уже говорил, что мои отношения с Роем строились более или менее нормально — музыкальная программа практически стоит особняком. Однако остальные жаловались мне на его резкое и временами даже оскорбительное поведение. Мне казалось, что Барни следовало знать об этом, я говорил с ним, естественно, не называя имен.
— Не сможете ли вы назвать их сейчас?
В ответ я получил ледяной взгляд.
— Конечно, нет.
Расскажите о том вечере, когда произошло убийство.
— Великий Боже, да все газеты и телевидение только и шумели об этом. Что я могу добавить? Фред Даркин практически обвинил кого-то из присутствовавших — он не назвал имени — в сочинении омерзительных записок, адресованных Барни, и Рой злобно на него обрушился. Даркин не остался в долгу и принялся сквернословить. Барни пришлось вмешаться. Он отослал нас на пятнадцать минут, чтобы поостыть. Остальное вам известно.
— Это вы нашли Мида?
— Да, — скривился он. — По истечении пятнадцати минут — на самом деле прошло немного больше времени — я поднялся из-за стола и выглянул в коридор. Так как я дальше всех располагался от конференц-зала, то я решил отправиться туда, предупреждая по пути всех остальных о возобновлении собрания. Дверь Роя была первой на моей стороне коридора, и я дважды постучал в нее. Не получив ответа, открыл дверь и нашел его... уткнувшимся головой в стол.
— Кто, по вашему мнению, его убил?
Сердито вздохнув, он ответил:
— Перестаньте, мистер Гудвин. Мы все пошли вам навстречу, согласившись на эту идиотскую беседу. Но под крышей этого здания не найдется никого, кто бы не был убежден в том, что Роя застрелил Фред Даркин. Никого, включая Барни. Я восторгаюсь вашей верностью попавшему в беду товарищу, но, увы, верность обращена в ложном направлении. Окажите услугу обществу, откажитесь от нее.
— Считайте меня адептом борьбы за проигранные дела, — ответил я. — Что вы думаете по поводу записок, адресованных Барнаби Бэю?
Еще один сердитый вздох.
— Дело рук человека со странностями. У нас время от времени появляются неприятные люди, что естественно, учитывая еженедельное количество молящихся. Позволю себе, однако, выразить надежду, что вы никоим образом не пытаетесь связать записки со смертью Роя. Это было бы просто нелепо. Теперь же, боюсь, вы должны извинить меня, — произнес он, поднимаясь. — Менее чем через десять минут мне предстоит встреча с руководительницей хора воскресной школы.
Не в моих привычках мешать людям встречаться с женщинами. Я тоже поднялся с кресла, рассудив, что, по крайней мере на данный момент, больше ничего не смогу получить от Вилкинсона. Он проводил меня до дверей и, пожимая руку, холодно произнес:
— Хотел бы пожелать вам успеха, мистер Гудвин, но не зная, что в данном случае это означает, просто скажу гуд бай.
Парень мне не очень понравился, но, во всяком случае, он вел себя честно. Я тоже произнес слова прощания и вернулся в приемную Бэя, где на сей раз оказалась всего одна секретарша — Диана.
— Рада снова приветствовать вас, мистер Гудвин, — весело прощебетала она, поднимая глаза от пишущей машинки. — Вы уже поговорили с мистером Вилкинсоном, не так ли?
Я ответил, что поговорил.
— Значит, остается встретиться только с миссис Бэй? Миссис Бэй сейчас в конференц-зале разбирает документы. Сказала, чтобы вы шли прямо туда, она будет вас ждать. Конференц-зал почти в самом конце коридора слева, как раз за питьевым фонтанчиком.
Поблагодарив, я отправился по коридору в обратный путь к еще одной двери — за последние два часа мне довелось открыть уже почти все. Хотя табличка на двери и говорила о том, что передо мной конференц-зал, я действовал так, словно входил в личный кабинет, и постучал по дубу. Выждав для благопристойности несколько секунд, я открыл дверь.
Я считал, что встречал в жизни достаточно красивых женщин, чтобы не остолбенеть при виде еще одной. Однако, увидев Элиз Бэй, я почувствовал желание тут же выскочить вон, чтобы купить ей дюжину алых роз. Хоть я уже и встречал ее сорок восемь часов назад, я оказался неготовым к виду прекрасного обрамленного темными волосами улыбающегося лица, которое она подняла на меня, оторвав взгляд от разбросанных перед ней на столе бумаг. Оставалось надеяться, что она не заметила, как перехватило дыхание у изощренного, познавшего все и вся детектива из огромного города.
— Мистер Гудвин, — произнесла она спокойным, полным тепла голосом с тончайшим южным акцентом, — присаживайтесь, пожалуйста. Прошу простить за то, что встречаю вас в конференц-зале, но именно он превращается в мой кабинет, когда я три-четыре раза в неделю заглядываю в храм.
Я заявил, что нисколько не возражаю, и уселся в кресло напротив, тщетно пытаясь подобрать прилагательное, наилучшим образом передающее золотистый оттенок ее глаз. Я не мог распознать ее духи, источающие тонкий аромат, но определенно ощущал желание познакомиться с этим благоуханием поближе.
— А я и не представлял, что вы занимаете здесь какой-то пост, — произнес я, чтобы положить непринужденное начало беседе.
Она улыбнулась и развела в стороны ладошки с наманикюренными пальчиками, воспроизводя жест, который я видел у ее мужа.
— Должна признаться: у меня здесь нет никакого поста. Меня просто можно назвать добровольцем, занятым полный рабочий день. Я организую работу групп, посещающих членов общины на дому, что требует ужасающего количества писем и телефонных звонков, — она показала на стоящий рядом телефонный аппарат. — По-моему, я вас уже видела. Ах да. В одной из экскурсионных групп Неллы Рейд. Это было позавчера, не так ли?
— У вас превосходная память, миссис Бэй, — улыбнулся я.
— Вас нетрудно заметить, мистер Гудвин.
— Я воспринимаю ваши слова как комплимент, конечно, если не услышу из ваших уст, что это не так, и, пожалуйста, зовите меня Арчи.
— Это само собой комплимент, а меня зовут Элиз. Кстати, Арчи от Арчибальда или от Арчера?
— Просто Арчи. Ваш муж сказал, с какой целью я здесь?
— Да, — утвердительно кивнула она. — Постараюсь вам помочь. Правда, не знаю, как и чем.
— Прежде всего каково ваше мнение о Ройяле Миде?
Она обвела взглядом комнату, по-видимому, пытаясь сформулировать ответ.
— Вопрос гораздо сложнее, чем может показаться, мист... Арчи. У меня нет единой оценки для Роя.
— Меня интересует все.
Она послала мне улыбку — видимо, одну из тех, которая несколько лет назад превратила в студень колени Берта Парка в Атлантик-Сити.[4]