Ненужное зачеркнуть - Андрей Дышев

Пора было возвращаться. Куда? На набережную, чтобы окунуться в рев музыки, смешанной со всполохами огней, влиться в праздную толпу и там забыться? Или на остывший и обезлюдевший пляж, лечь на топчан и под шум волн рассматривать звездное небо? Или на верхнюю дачу, в сарай, прицепившийся к склону горы, словно гриб-паразит к стволу дерева?

Я сделал несколько шагов к магазину «Электроника» и вдруг обратил внимание на блеснувший, словно пенсне, объектив телекамеры. Она смотрела на меня одним глазом, напоминая ворону, которая уселась на карнизе второго этажа. По-видимому, эта штука должна была отпугивать от магазина воров. Внезапная идея озарила меня. Я быстро подошел к двери магазина и нажал кнопку звонка. В динамике что-то щелкнуло, а затем раздался низкий и очень недоброжелательный голос, который можно было сравнить разве что с ревом разбуженного зимой медведя.

– Чего надо?

– Срочно сюда начальника охраны! – потребовал я.

– А министр обороны не нужен? – медленно распалялся голос. – Я охрана. Какого черта звонишь?

– Ты уверен, что не прозеваешь взломщика?

На некоторое время воцарилась тишина. Охранник переваривал мои слова, думал, как бы на них отреагировать.

– Ты хочешь убедиться, что уверен? – с угрозой произнес он, стараясь грозной интонацией повергнуть меня в состояние нервного паралича. – Проваливай отсюда, пока кишки не выпустил!

– Есть полезная информация от частного детективного агентства, – сказал я. – Выйди, поговорим. Это в твоих интересах.

Дабы убедить охранника, что я абсолютно безопасен, я отошел от двери на несколько шагов и вынул руки из карманов. Не знаю, из окон ли он меня изучал или через замочную скважину. Щелкнул замок, дверь чуть-чуть приоткрылась, и показалась лысая голова. От таких тупых и свирепых физиономий меня всегда бросает в дрожь. Охранник необыкновенно напоминал гориллу, его тело туго стягивал бронежилет. Расплющенный нос и скривленная широкая челюсть свидетельствовали о том, что его лицо часто использовалось в качестве боксерской мишени.

– Короче, – прорычал он, сплевывая на асфальт через дырку между передними зубами.

– Нашему агентству стало известно о готовящемся взломе, – тихо сказал я, оглядываясь по сторонам. – Информацию о личности взломщика предоставим бесплатно.

– Лажа, – рыгнул охранник. – Сюда никто не посмеет сунуться.

– Наше дело предупредить. Мы выловим его сразу, как только у нас появится его фейс, – сказал я, поглядывая наверх, где тускло сверкал объектив. – Он засветился на вашей телекамере пятнадцатого июля. Если скинешь мне видеоряд того дня, то мы его сразу возьмем.

– Может, лучше дать тебе по морде? – предложил охранник, почесал щетину и зевнул.

– Уболтал, – сказал я и достал бумажник. – Десять баксов устроит?

– За десять баксов я позволю тебе вылизать первую ступеньку крыльца, – ответил охранник.

– Я понимаю, что твоя жадность беспредельна, – сказал я, вынул сто долларов и поднял их над головой.

– Сейчас я выйду и урою тебя, – пообещал охранник.

– Хозяин – барин, – сказал я, делая вид, что собираюсь спрятать деньги и уйти. – Мне остается только пообещать тебе, что, после того как взломают магазин, я приду в морг опознавать твой труп.

Он свистнул мне в спину, щелкнул толстыми пальцами и показал на последнюю ступеньку.

– Сюда положи!

После чего захлопнул дверь и запер замок. Я положил купюру, куда было велено, отошел к телефону-автомату и там, притаившись под козырьком, долго ждал. Наконец дверь открылась. Ни слова не говоря, охранник поднял купюру, осмотрел ее со всех сторон, после чего кинул на ступени бумажный конверт и снова скрылся за дверью.

В конверте оказался лазерный диск с жирными отпечатками на зеркальной поверхности и с сильным запахом копченой рыбы.

Глава 15

Мартин Борман, он же прапорщик Бодунко

Я вернулся в интернет-кафе, сел за прежнюю дефективную станцию и запустил диск. Охранник записал намного больше, чем мне было надо, и я долго искал пятнадцатое число. Качество записи было отвратительным. Я не без труда разглядел пересечение улиц, угол дома и темный квадрат козырька, под которым находился телефон-автомат. На черно-белом экране, слово в толще мутной воды, толчками двигались людские фигурки, метеорами проносились автомобили. Запись напоминала кукольный мультфильм, снятый в начале прошлого века. Когда зашло солнце, качество кадров резко ухудшилось, и разбираться в происходящем стало еще труднее. Десятки раз к телефону подходили люди, но я не мог сказать точно, звонили они или нет. Когда на таймере в углу кадра появилось время «21.00», я стал всматриваться в экран с особым пристрастием и по нескольку раз перематывал и просматривал заново одни и те же эпизоды. Через час такой муторной работы у меня зверски заболели глаза. Когда на таймере обозначилось «22.00», я стал просматривать запись покадрово. Пустая улица. Тусклый свет фонаря. Длинные тени от деревьев… Я нажимал пальцем на кнопку мыши, но на экране ничего не менялось. Затаив дыхание, я открыл кадр, отснятый камерой в двадцать два часа семь минут – именно в то время, когда мне позвонил Батуркин. Но у телефона-автомата никого нет!

Я откинулся на спинку стула, обхватил голову руками. Что-то не то. Либо ошиблась диспетчер справочной, которая дала мне координаты не того телефона, либо… либо…

Я не знал, какая еще может быть причина. Прогнал запись назад, к двадцати двум ноль-ноль, и еще раз просмотрел каждый кадр. Никого. Кошка пробежала бы – наверняка увидел бы. Двадцать два ноль семь… Двадцать два ноль восемь… Ноль девять… Ничего не меняется… И вдруг в кадре появился легковой автомобиль – кажется, небольшая иномарка, то ли «Опель», то ли «Рено». Свет от фонаря падал прямо на передок, и он отражал его, как зеркальный, потому номер невозможно было разобрать. Машина остановилась напротив телефона-автомата. Вышел человек. Движения «мультипликационные» – резкие, толчкообразные. Прыг, скок, и он уже у телефона. Я пытался разглядеть его лицо, но человек, как нарочно, опустил голову и поднял воротник ветровки. Время – двадцать два часа девять минут. Должно быть, таймер записывающего устройства был установлен с погрешностью в две минуты, и я сейчас видел изображение именно того самого «хомячка», который позвонил мне в двадцать два ноль семь и представился Батуркиным.

– Вам что-нибудь принести? – спросил официант, некстати появившийся рядом.

Я отмахнулся, как от мухи, но официант понял мой жест по-своему и принес мне бутылочку абсента – ума не приложу, почему именно абсента? «Хомячок» закончил разговор, повесил трубку, тотчас повернулся к камере спиной и вернулся в машину. И это все?! Это то, ради чего я заплатил сто баксов?!

Я машинально схватил бутылочку и приложился к горлышку губами. Неужели мне так ничего и не удастся выяснить? Машина тронулась, выехала из светового пятна, и на какую-то долю секунды на экране прорисовался номерной знак. Я остановил запись, отмотал ее назад и снова повторил эпизод с отъездом… Ага! Все-таки я зацепил важный кадр! Видно не четко, но разобрать все же можно: это «Опель» с номером 548-16 IB.

Я даже вскочил от радости и восторга, да еще руку с бутылочкой вскинул над головой. Пацаны, играющие в «стрелялки», с уважением покосились на меня. Подумали, что я удачно прошел какую-то сложную миссию. Они отчасти были правы: я действительно прошел миссию – первую, а потому самую сложную.

На улице шел тихий дождь, и я встал под огромным кленом, похожим на застывший зеленый взрыв. Я набирал номер инспектора ГАИ Уторина, моего старого знакомого, и мысленно молил, чтобы тонкая ниточка, за конец которой я схватился, не оборвалась. Время подходило к полуночи, трубку долго никто не поднимал, и я готовился выслушать ругательства в свой адрес.

– Кирилл, ты, как всегда, вовремя, – наконец услышал я сонный голос.

– Валера, прости, – искренне покаялся я. – Если бы ситуация позволяла, я бы позвонил утром.

– Если мне не изменяет память, твои ситуации всегда суровы, как английские классные дамы. Чего надо? Моя смена с утра, подъезжай на пункт, все сделаем…

– Нет, Валера, техосмотр мне не нужен. Я по другому вопросу. Мне надо узнать имя владельца автомобиля.

– Нет проблем, – зевнув, ответил Уторин. – Завтра найдем. Подъезжай…

– Сейчас, Валера, – возразил я. – Мне надо сейчас.

Уторин негромко простонал. Я услышал, как кто-то позвал его, должно быть жена. «Да не ори! – проворчал Уторин. – Мне министр звонит!» Дух семьи, чужого гнезда, сонного, теплого, закрытого со всех сторон, выплеснулся из трубки под сырую крону дерева. Я представил, как Валера стоит у телефона в трусах, переминается с ноги на ногу, чешет пожелтевшими кривыми ногтями одной ноги лодыжку другой; а через приоткрытую дверь в спальню виден край кровати, на которой, до головы накрытая розовым одеялом, лежит ворчливая жена с некрасивым, рыхлым, жирно смазанным ночным кремом лицом. Неужели все романтические свидания, страстные поцелуи, волнующие ожидания и безудержная страсть заканчиваются вот этим?