Месть колдуна или Приключения медвежатника - Алекс Войтенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тоже самое касалось и местных особ женского пола. Знакомство с ними, даже приветствовалось, но скорее со стороны местных жителей, и до определенного момента, но стоило перейти некоторую черту, и тут же вновь звонил телефон в кабинете особого отдела, и ему предъявляли жалобу, о недостойном поведении солдата. При этом, преследовалась единственная цель, выйти замуж и уехать в СССР. Все же, что ни говори, а в Восточной Германии, было несколько голодно. Не сказать, чтобы прямо голодомор, но и роскошества тоже не наблюдалось. Зато пообщавшись с солдатиками, все поголовно мечтали о том, чтобы переехать в СССР, и уж там развернуться во всю ивановскую. Правда, хоть иногда это когда-то и удавалось, во всяком случае, слухи о том, что: «вот совсем недавно, буквально на прошлой неделе Хелена Шольц из Ростока, окрутила целого, грузина из Тбилиси, и ей удалось выйти за него замуж и уехать к нему на родину!». Все это, разумеется, оставалось только на уровне слухов, потому что стоило кому-то хоть на миллиметр переступить черту, как его тут же отправляли в Советский Союз, дослуживать оставшееся время, в каком-нибудь пустынном стройбате, а о знакомстве с немкой тут же забывалось. Но надежды умирают последними, поэтому очень многие немецкие девушки, мечтали о том, что вот им-то точно повезет.
Усиленная рота, куда меня определили на службу, состояла из двух неравных частей. Большая ее часть состоявшая в основном из выходцев Среднеазиатских республик, занимала третий этаж казармы, и несла службу по охране крепости, ее обслуживанию и снабжению. Именно о них и говорила поговорка: «Через день на ремень, а через два на тумбочку». Больше они ни к чему иному не привлекались. В роте, кроме них имелся еще и взвод связи, в который и попал ваш покорный слуга. Располагался этот взвод на втором этаже казармы в четырех кубриках, в каждом из которых размещалось по одному отделению. Всего во взводе было четыре отделения, по восемь человек в каждом. Эти же восемь человек и составляли особый, двенадцатичасовой караул, в который тоже приходилось заступать через день, а точнее через тридцать шесть часов.
Мои обязанности состояли в том, что заступив в наряд, я в течении двенадцати часов, практически без перерыва, был обязан слушать радио на определенных волнах, закрепленных именно за мною. То есть находясь в бункере, я сидел на достаточно удобном стуле, у стола с включенной радиостанцией и крутил верньер в строго определенном диапазоне, прислушиваясь к тому, о чем именно в этом диапазоне вещается. Антенны, при этом были направлены строго на запад. Вот и приходилось слушать западные радиопередачи, иногда музыку, а чаще пустую болтовню между теми же полицейскими или военными. Хотя иногда до нас доносились и весьма интересные сведения. Если такое происходило, моей обязанностью было тут же включить магнитофон на запись разговора, и привлечь внимание дежурного офицера, находящегося неподалеку. Лейтенант, тут же оказывался возле меня, какое-то время слушал происходящий на волне разговор, или сообщение, после чего выносил решение, продолжать запись, или же все это ничего не значащая пустая болтовня.
Первый месяц, после дежурств, ужасно болела голова. Еще бы, ведь нужно было без перерыва сидеть, вслушиваясь в эфир. И улавливать среди шумов, помех и прочих звуков осмысленную речь, и пытаться понять, о чем там говорят. Но уже через месяц, я к этому достаточно привык, да и до меня дошло самое главное правило, которое определяло быт любого срочнослужащего: «Даже когда солдат спит, служба все равно идет». Другими словами, хотя от меня и требуют прослушивание эфира, но та же музыка, раздающаяся в нем, тоже является эфиром, который нужно слушать. В итоге пройдясь по своему диапазону, я мог задержаться, на какой-то понравившейся мне мелодии, послушать детскую сказку, передаваемую по радио, очередную главу какой-нибудь книги, что тоже встречалось здесь довольно часто, а в паузе еще разок пройтись повверенному мне диапазону. А заодно как минимум пару раз за смену, привлечь к себе внимание дежурного офицера. И не важно, что с первых слов было понятно, обсуждают какую-то ерунду, главное показать рвение, а офицер сам пусть решает, стоит этот разговор учесть, или же нет. Зато и в ежедневном рапорте будет отметка о том, что рядовой Потапов, не просто отбывает время, а действительно работает.
А подобные рапорта, укладываются один на другой, и в итоге, я получил лишнюю возможность выйти в город, вроде, как и делать там особенно нечего, но все лучше, чем прозябать в казарме.
Глава 8
8 (Уговорили! Внеплановая. С читателя лак и подписка))
Находясь на службе, уже здесь в роте, часто разговаривал со своими сверстниками и с каждой такой беседой, все больше убеждался в том, что возвращаться назад в союз не было никакого смысла. И это касалось всего. Я старался не вступать в разговоры, которые как-то задевали советскую власть, но даже по косвенным данным, вырисовывалась довольно удручающая картина. Нормально в союзе жили либо партийные работники, либо те, кто так или иначе был завязан в торговле.
Учитывая то, что я не знал реалий Советского государства, такие оговорки как «достать» «отовариться» или «волосатая лапа» «хороший знакомый» звучали для меня несколько диковато. Однажды я спросил, а что разве нельзя просто зайти в магазин и купить то, что тебе нужно в данный момент? И меня, тот же подняли на смех. Ну я попытался, как-то оправдаться, сказав, что в Усть-Камчатске, нет таких перегибов, и в магазинах свободно можно купить практически любой нужный товар.
- Ну ты сравнил! Усть-Камчатск, это же крайний север, а там всегда снабжение по высшей категории, хотя бы из-за отсутствия витаминов. Потому там и можно купить
