Построить будущее - Марик Лернер

Вот и вышло: ломить вперед без остановки, бросать фашины, спускаться в ров, ставить лестницы и лезть наверх. Стрелкам из гренадеров поддерживать огнем по туркам, не давая им высунуть головы. Прорвавшись за стену, ударить в сторону ворот, отворить их. Не позволить неприятелю опомниться, дружно наседая, где встанут группой или попытаются запереться. При удаче использовать захваченные пушки, обратив на врага. Сопротивляющегося — убить. Сдающегося — щадить.

Заочно больше ничего удачного и не придумать. Штурмуй город, можно добавить еще про приличное отношение к гражданскому населению, но сейчас не важно. В фарштаде только военные.

В стороне апшеронцев на стене раздался крик. Затем турок выстрелил, поднимая тревогу. Чем-то себя выдали. Теперь без разницы, натикало или нет. Время пошло, и важно успеть, пока на стенах одни караульные. Кислота пошла из нутра наверх, еще немного — и меня вырвет. И вроде не боюсь, а организм среагировал.

— Вперед! — ору во все горло, с усилием сглотнув желудочный сок. — Пошли, ребята, шибче, шибче!

Солдаты, топая и гремя амуницией и железом оружия — уже никто не старался вести себя тихо, — обгоняли меня, накатываясь на вал неудержимой волной, ставили лестницы, карабкались по ступенькам и рядом. Некоторые втыкали штыки в землю, из которой насыпан вал, и подтягивались на стволах. Глядеть особо некогда. Снизу бесцеремонно подталкивают, сам, пытаясь ускориться, втыкаюсь головой в зад карабкающегося спереди.

С криком свалился слева солдат. На лету попытался ухватиться за мою лестницу. К счастью, не удалось. А то бы и всех утянул за собой. То ли столкнули турки, то ли сам не удержался. Ударили снизу выстрелы гренадер. Значит, первые защитники появились и выглядывают. За своих я спокоен. В гренадеры отбирал лучших из лучших, и они просто так зря не палят. На фоне луны торчащие сверху головы и ночью заметны. Так турки еще и факелы зажгли, пытаясь рассмотреть, что происходит, и кидали их вниз. Надеюсь, в спину случайная пуля не прилетит. Цели имеются.

А для особо тупых имеется Гаврила Соколов. Он хоть и не дворянин, а по моему докладу получил прапорщика и загрызет в буквальном смысле любого, кто попытается нарушить приказ и подвести командира полка. Без протекции ходить ему в унтерах до седых волос. А человек подходящий во всех смыслах. Сообразительный и не в том возрасте, когда, махнув на все рукой, плывут по течению. Есть вполне подходящие кандидаты на повышение из солдат, но они отказываются. Ломать привычный образ жизни и уходить от знакомых отношений в другую среду категорически не хотят.

Это достаточно странно, однако я со временем уяснил чудную вещь. Подавляющее большинство принимало сословное разделение как должное. Даже не мечтали выйти в другую лигу. Конечно, всякое случалось, особенно по прихоти царской, но таковых выскочек крайне не любили. Причем обе стороны, и откуда поднялся, и куда пришел.

Знакомым веет. Насчет выколю себе глаз, чтобы соседу два. Но все же есть и готовые рискнуть. Впрочем, их в любом веке немного. Настоящих буйных всегда мало, и в мирное время это даже к лучшему. Есть даже правило, по которому пяти процентов активных от общего числа достаточно для направления всей толпы или общества в определенном направлении.

Собственно, серьезная убыль старших офицеров в Воронежском полку мне в высшей степени по сердцу пришлась. Не надо считаться с амбициями, званиями и выслугой с происхождением. Ставь наиболее подходящих на должность и требуй на всю катушку. Он постарается, выслуживаясь. И плохого в том нуль. Для них шанс подняться, для меня возможность гнуть свою линию, не испытывая сопротивления от старых и заслуженных. Оправдал доверие — получил повышение. Нет — прости и отправляйся вниз, откуда тебя вытащили.

Перевалил на стену, не обнаружил лезшего передо мной солдата. Куда он делся, не ясно. Хорошо не стал стоять, разинув рот в недоумении. Краем глаза заметил метнувшуюся в мою сторону тень. Едва успев выхватить шпагу, отбил штык, направленный в живот. Машинальный ответный выпад, из автоматически зазубренных на тренировках.

Железо неудачно вошло в тело противника, наткнувшись на ребро. Турок охнул и отступил назад с перекошенным лицом. В следующее мгновение сзади к нему подскочил человек и обрушил на голову мощный удар прикладом. На меня брызнули осколки костей и мозги. Изумительное впечатление, когда вытираешь всю эту мерзость.

— Учишь тебя, учишь, — знакомым недовольным тоном пробурчал Геннадий. — В живот, бестолочь, надо было колоть!

Справа и слева потоком лезли солдаты, сбегали вниз и радостно вопили, догоняя и истребляя врага. Сопротивления никто уже не оказывал. Я тоже зашагал в том направлении, не стараясь изображать желание махать клинком. Без командира полка справятся. Азарт уже схлынул, осталась легкая усталость и довольство.

Удалось! А могло бы выйти не слишком приятно. Буквально в десяти шагах торчала, выставив в амбразуру длинный чугунный ствол, крупнокалиберная пушка. Врежь она картечью, пока мы находились внизу, и десятки убитых и раненых обеспечены. А скорее всего такая не одна. Положительно счастье сегодня на нашей стороне. Вражеских артиллеристов вырезали, прежде чем они изготовились.

— Семь убитых, — с отчетливым удовлетворением в голосе подводит итог докладам генерал-фельдмаршал Ласси, выслушав нас с Ломаном, — включая двух офицеров, и сорок раненых. Представьте мне списки отличившихся.

— Прапорщики Иван Перфильев и Хрисанф Обольянинов должны получить звание подпоручика. Яков Брант достоин штабс-капитана. Он и без того исполняет обязанности командира батальона…

— В письменном виде, — нетерпеливо обрывает командующий.

Дай бог, наконец получат повышение и перестанут быть временно исполняющими обязанности до появления очередного варяга чином повыше. С этими я уже знаком и представляю приблизительно, что от них ожидать. Да и не мешает на будущее простимулировать людей на выполнение их функций, не вызывая в душах обиду по поводу несправедливости и соответственно недовольства, что чревато конфликтом.

— Хм, а ведь Бранту вы неоднократно указывали на недостатки в управлении вверенным ему подразделением, — неожиданно удивляется фельдмаршал.

Какая скотина все же стучит в полку? Поймаю — удавлю. Официально в приказах ничего такого не было. Раздражает меня Яшка своей самонадеянностью. Даже хуже Еропкина. У того хоть за спиной папа генерал. Кстати, еще и поэтому на повышение не представлю. Пусть заслужит сначала. А Брант умница, на лету ловит и, пользуясь опытом немного послужившего, пытается изменения без согласования в приказы вносить. Бывает некогда мнением старших интересоваться, но вот наглеть не стоит. Потому я и облаял его пару раз. Не со зла, для порядка.

— Награждается и наказывается не человек, а свершенное им, — сказал я. — Можно не любить отличившегося, можно любить и уважать провинившегося. Но руководствоваться личными симпатиями и делать на это скидки нельзя. Каждому по заслугам.

— Хорошо сказано, — одобрил Петр Петрович. — И вам в таком случае кое-что положено. Поздравляю вас, Михаил Васильевич, за прошлое с обозом и нынешнее дело составлю и на вас представление о производстве в подполковники.

— Благодарю, — в легкой растерянности отвечаю. Никак не ожидал подобного. Да и не собирался по военной части идти. Конечно, повышение в чине нуждается в утверждении в высших инстанциях, но не приходилось слышать, чтобы в представлении отказали. Особенно в военное время. — Ничего особенного я пока не совершил.

— То мне решать, — отрезал Ласси и смотрит выжидательно.

— Буду стараться и в дальнейшем… Обещаюсь Господом Всемогущим приложить все усилия… Служу России! — окончательно запутавшись, провозглашаю.

— Матушке императрице, — поправляет наставительным тоном с добродушной улыбкой кота, наблюдающего за попытками мыши вывернуться.

В присяге не сказано ничего про Россию. Зато присутствует обязательство верно служить ее величеству Анне Иоанновне, не щадя живота и имения. Хотя интерес государства соблюдать тоже обещал и, естественно, извещать о заговорах злодейских супротив трона. Не зря с приходом нового владыки снова присягают. Не стране, государю мы все служим, о чем прямо и говорим на построении все, от солдат и офицеров до простых людей.

— Парламентеры, — доложил генерал-лейтенант Загряжский, спасая меня.

Он мужик неплохой, хотя правомочно ли называть благородного человека мужиком, тонкий вопрос. Род у него древний. Правда, начинал при Петре и, как многие, с самых низов. Кажется, капралом был, так что солдатских наук и щей попробовал вдосталь.

— Вижу, — подтвердил Ласси и, обернувшись к Артемию Григорьевичу, определенно с ехидцей переспросил: — Так кто был прав?