Рекламщик в ссылке для нечисти - Полина Бронзова

мы тут дом для гостей построим, большой, уютный, чтобы, значит, люди семьями приезжали, и с детьми тоже?

Домовой молчал, почёсывая бороду. Глаза его превратились совсем в щёлочки.

— Ведь так мы людям и докажем, что нас нечего бояться, разве нет? — нашёл Василий ещё аргумент. — А за гостевым домом кто лучше всех присмотрит, кроме тебя? Вроде все говорят, ты хозяин что надо. Может, конечно, тебе и не по плечу это дело окажется, дом-то будет большой, а ты немолодой уже… Кого тогда посоветуешь звать взамен тебя?

— А и соглашусь, — всё с тем же подозрением неторопливо сказал Молчан. — Токмо показываться никому не стану, уразумел? Ну, дом возведёте, зови, а ныне спать я пойду.

Он полез в ларь и захлопнулся там, а Василий ещё постоял в раздумьях. Вроде всё по учебнику делал, даже убедил деда, а толку? Строить-то кто будет? Если так и дальше пойдёт, он себе ни одного помощника не раздобудет кроме тех, что уже есть. И много они так настроят? Даже дорогу месяц мостить будут. Местные её быстрее засвинячат…

Василий вздохнул, понял, что всё ещё вертит в руках деревянную миску, попробовал её примостить на косую полку — миска съехала. Подхватил, ещё попробовал, плюнул, поставил её у стены, да и вышел.

Марьяша с сияющими глазами кинулась к нему.

— Как ты складно говорить умеешь, Васенька! — зашептала она, видно, чтобы не разбудить домового. — Мы заслушались даже. Дядьку Молчана-то обычно не переспоришь, а у тебя вышло!

Василий слегка приободрился.

— Кое-что могу, — согласился он, пока Марьяша отряхивала его от сора и опять что-то выбирала из волос. — Ну что, идём к медведю этому вашему, я готов.

Дядька Добряк жил хорошо. Изба крепкая, даже можно почти и не подновлять, крышу только заменить. И двор не сильно зарос. Правда, усеян был козьими шариками, и сама коза блеяла где-то за домом. В просохшей луже отпечатался медвежий след. Василий поставил ногу сверху, и след оказался больше кроссовка сорок третьего размера.

Василий ощутил, как его уверенность тает. По счастью, он был не один.

Тут дверь распахнулась, и хозяин возник на пороге. Бросив тревожный быстрый взгляд через плечо, Василий заметил, что все попрятались ему за спину, даже Волк, вильнув хвостом, отступил. А у Василия вообще-то была не такая широкая спина, чтобы за ней могли спрятаться четверо, даже если двое из них — полурослик и пёс.

Зато за дядькой Добряком уместилась бы целая толпа. Но, конечно, только если бы они пригнулись, потому что Добряк, несмотря на ширину плеч, оказался почти на голову ниже Василия.

— Чё колобродите? — спросил он неожиданно тонким голосом.

Глазки, маленькие на широком лице, тёмные, недобро смотрели из-под густых бровей. Бурая грива волос походила на медвежью шерсть, и такая же шерсть виднелась в вырезе рубахи.

— Дело есть, — начал Василий. — Важное…

Дальше он минут пять не мог вставить ни слова, только выслушивал о бездельниках и дармоедах, которые добрых людей в покое оставить не могут. Под конец получил совет, что ежели у него важное дело, так отхожее место вона в той стороне.

Василий вдохнул, выдохнул и попробовал опять.

Едва он успел сказать о заповеднике, как Добряка опять прорвало. Размахивая руками — каждая ладонь с лопату, — он проклинал тех стервецов, которые это придумали. Что же, выходит, остолопы всякие шататься будут мимо его двора? И так ни сна, ни покоя, никакого спасу, то сюда кого несёт, то туда, и трещат, и верещат, то стадо к лесу гонят, то обратно, то за водой, то по воду, а то и просто встренутся, языками зацепятся, и хочь куда девайся!

Пока Добряк орал, брызжа слюной, Василий лихорадочно думал, что бы ещё сказать…

— Чё ты глаза-то свои бесстыжие отводишь? — напустился на него хозяин.

— Да вот, вижу, у тебя ульи, — вставил Василий. — А пчёлы — это, значит, мёд. А мёд — это…

Он хотел перевести разговор на медовуху, ведь её можно варить для гостей, а у такого умелого хозяина, который держит пчёл, должно быть, и медовуха выходит отличная. Такая, что на все окрестные сёла бы славилась…

Но он просчитался и надавил на больное место. У Добряка как раз вышла ссора с Тихомиром, вроде как из-за того, что староста без спроса позаимствовал немного мёда — это Василию уже на бегу объясняла Марьяша. Мудрик хромал следом, Хохлик, подскакивая и огибая рытвины, нёсся впереди, а Волка вообще след простыл. За спиной разорялся Добряк. Далеко за ними гнаться не стал и в медведя не превратился, и то хорошо.

— Ничего, Вася, — решительно сведя брови, сказала Марьяша, когда они остановились за воротами. — Другие и вовсе с дядькой Добряком говорить не могут, дом его стороной обходят, а ты вон сколько продержался!

Она утёрла ему лицо платочком (Добряк при беседе плевался будь здоров), и они ещё подумали, к кому бы пойти. Как раз наступило время обеда, жаркий час, и Василий собрался спросить, нельзя ли завернуть к кому-то, кто их накормит. Да и посидеть хотелось бы в холодке, а не бродить туда-сюда по пыльной дороге.

— Може, озеро расчистим? — тихо предложил Мудрик, глядя в сторону.

— Озеро, — вздохнула Марьяша. — Так это ж серп надобен, траву да камыш косить. Без кузнеца-то не справимся…

— А кузнеца здесь нет? — огорчился Василий.

Если кузнеца нет, так вообще многое не получится. Наверное, можно договориться с кем-то из окрестных сёл, да пока с ними выйдешь на связь, пока уговоришь сотрудничать, пока придумаешь, чем платить…

— Кузнец-то у нас есть, — ответили ему.

Но радости в их лицах не наблюдалось, а это значило, что где-то здесь подвох.

— Выкладывайте, — потребовал Василий. — Он людоед? Или родной брат вот этого, к кому мы только что заглянули? Или просто криворукий? Что?

— Из дивьих людей он, Васенька, — невесело сказала Марьяша.

Понятнее не стало.

Тогда она объяснила, что у дивьих людей один глаз во лбу, одна рука и одна нога. Пока объясняла, Хохлик показывал: глаз зажмурил, руку завёл за спину и давай покачиваться на одном копытце.

— Он, типа, падает всё время, пока куёт? — спросил Василий. — Держать его надо, да?

— Кто же знает, — пожала плечами Марьяша. — Нешто мы близко подходим? Боязно, Вася. Недобрые они, дивьи-то люди, хоть и не по своей воле. От дыма их кузниц мор по земле ползёт, лихоманка. Оселился он за холмом, к нам не выходит, да и мы к нему не ходим.

— Бе-е-е, — добавил Хохлик.

— Круто, — сказал Василий, поднял брови и почесал лоб. — Окей, за холмом —