Семейное проклятие - Анна и Сергей Литвиновы

Что Наталья делала на кухне, покуда доверчивая Прасковья Максимовна убежала на второй этаж снимать ксерокопию? Плевала в кастрюли с детской едой? Кашляла туда, сморкалась?!

Аля только представила эту картину – ее едва не стошнило. Да жена Николая Алексеевича просто сумасшедшая!

Алла налила себе стакан воды. Выпила, чтоб успокоиться, маленькими глоточками. И уже даже стала внушать себе: «Успокойся. Забудь…»

Но что-то, видно, изменилось в некогда тихой, миролюбивой учительнице Алле Сергеевне.

Вместо того чтоб продолжить аутотренинг, размахнулась – и шарахнула стаканом в стену.

– Ну, вы даете! – с уважением пробормотала повариха.

Но Аля не обратила на нее никакого внимания.

Осколки еще продолжали сыпаться – а она уже набирала телефонный номер.

Муж преступницы – Николай Алексеевич – обещал приехать в садик через двадцать минут.

Ох, и устроит же она ему сейчас!

Непонятно только, зачем, раз готовилась к ссоре, подбежала к зеркалу. Расчесала волосы, подкрасила губы. Когда поняла, что выглядит отлично, смутилась, разозлилась еще больше – на Николая Алексеевича и на себя.

Чем ближе встреча, тем страшней ей было затевать скандал. Да и смысла в нем Аля видела все меньше. Полезно, конечно, покричать, выпустить пар. Но Наталья от того не поумнеет. А если, не дай бог, Николай Алексеевич после претензий Аллы женушке своей тоже врежет, как врезал горемыке-соседу?!

В итоге – когда стоматолог явился, – встретила его Аля совершенно растерянным взглядом. А уж когда тот нежно обнял ее, шепнул в ушко: «Аленька, что случилось?» – едва не расплакалась.

Но собрала всю волю в кулак, отодвинула от себя доктора. И чрезвычайно сухо сказала:

– Я хочу, чтоб вы знали. Что творит ваша жена.

…Слова – пока рассказывала – получались глупые, казенные. «Случай вопиющий… нужно принимать срочные меры…» В жизни она так не выражалась!

Николай Алексеевич о похождениях своей супруги выслушал молча. Когда Аля умолкла – прислонился к стене. Закрыл глаза. Совсем растерянно, отчаянно пробормотал:

– Так вот куда она ходила… В тот вечер, когда я с ног сбился, ее искал!

– Вы, конечно, ни о чем даже не догадывались, – саркастически усмехнулась Аля.

Он взглянул с обидой:

– Аленька, о чем ты говоришь?! Мне даже в голову прийти не могло!

Но Аллу Сергеевну уже зацепило, понесло – неумолимо, будто штормовой волной:

– Конечно, конечно. Все кругом козлы, один вы – д’Артаньян. Герой. Брюс, практически, Ли, мастер кулачных боев. Защитник! Только от помощи вашей, – из глаз ее, против воли, брызнули слезы, – уже деваться некуда!

Он попытался ее обнять – Аля отпрыгнула. Повысила голос еще на пару тонов:

– Какая я дура была, что с вами связалась! Ваша жена мне вредит. Борис Борисович – из-за вас! – тоже мстит!!! После той драки! Я уверена: историю с нянечкой именно он раскопал! И сообщил о ней в газету. Нельзя было его бить. Вы ведь интеллигентный человек. Неужели Монтеня не читали? Не помните цитату? «Я наблюдал только одно действие розги – она или притупляет, или озлобляет душу».

Николай Алексеевич слушал ее молча. Мрачно смотрел в пол. Аля не удержалась, выпустила очередную стрелу:

– Ладно, от Бориса Борисовича не смогли защитить! Но неужели сложно собственную жену на место поставить?

Лицо стоматолога закаменело. Он тихо пробормотал:

– Какой же я прекраснодушный дурак…

Торопливо, виновато заговорил:

– Я отправил Наталью в санаторий в Кисловодск. На три недели. А она вдруг через два дня вернулась. Совсем больная. Сказала, какие-то колбаски попробовала у уличного торговца, и с тех пор ей плохо. Болела тяжело, с высокой температурой. Терапевт сказал: кишечная инфекция, постельный режим минимум на пять дней. Маску велел носить, отдельную посуду… Она вроде честно лежала, но однажды вечером возвращаюсь – а ее дома нет. Телефон не отвечает, записки не оставила. Явилась – только через час после меня. Я подступил: куда, зачем ходила? – Молчит. Если б я только знал!

И столько безнадеги было в его лице, в потухших глазах, что Алин запал – поскандалить по максимуму – мгновенно иссяк.

– Николай Алексеевич, – сочувственно сказала она, – вы б вашей жене хотя бы сказали: пусть мне мстит, если хочет. Но дети-то при чем?!

– Аля, – тяжело вздохнул стоматолог, – проблема в том, что… черт, даже не знаю, как начать… – Взглянул на нее тоскливо: – Будь она просто вздорной, никчемной, надоевшей бабой, я давно бы выставил ее, оставил ей все, начал жизнь заново! Но в нашей жизни все очень сложно…

– Николай Алексеевич, – ледяным тоном молвила Аля, – вы, кажется, собираетесь сейчас речь толкать? О причинах, почему не можете развестись и на мне жениться?! Так позвольте напомнить: я – замужем. И никаких видов на вас не имею.

– Помолчи, пожалуйста, и послушай, – попросил он. – Не знаю, рассказывала ли тебе Виктория Арнольдовна, вскоре после того, как у тебя родилась Зоинька, у нас дома был пожар.

Он, что ли, собрался на жалость бить?

– И какая связь? – холодно спросила Аля.

– Официальная версия – короткое замыкание. Но на самом деле квартиру подожгла Наталья.

– Зачем? – опешила Алла Сергеевна.

– Ей приказали, – горько усмехнулся Николай Алексеевич. – Голоса. У моей жены – тяжелое психическое заболевание. Настолько тяжелое, что если она останется одна, без семьи, без присмотра, путь у нее единственный – только в дурдом.

– Вот что! – ахнула Аля. Задумалась, вспомнила. – Вы сказали, пожар был, когда я только Зоиньку родила? А какого… какого точно числа это случилось?

– Десятого июля.

– Во сколько?

– Вечером, часов в семь.

– Не может быть, – побледнела Аля.

Он взглянул удивленно:

– Не понимаю тебя.

– Да я же вам рассказывала: Наталья мне звонила – когда я еще в роддоме была. Кричала, что я разлучница. И что я ее всех сбережений лишила. Это как раз десятого июля было. Около половины седьмого. Она, значит, поговорила со мной, а потом…

Аля умолкла. Всхлипнула. Добавила растерянно:

– Но мне тогда совсем не показалось, что с вашей женой – что-то не то. Она говорила совершенно нормально!

– В том, Аленька, и беда, – тоскливо произнес стоматолог, – что на поверхностный взгляд с ней все в порядке. Она ведет дом, готовит, следит за собой, и периоды просветления могут у нее длиться чуть не до года. Но потом обязательно происходит (или она выдумывает) что-то. Самый крошечный повод, травмирующая ситуация. И ее реакция на проблему бывает совершенно непредсказуема. Р-раз – и дом подожгла.

Он поежился, обхватил плечи руками:

– Никогда не забуду: я вбегаю в квартиру, там все в дыму, стол кухонный пылает. А Наталья встречает меня счастливой улыбкой… Улыбается этак царственно: «Сейчас будем ужинать!»

– Какой кошмар, – сочувственно пробормотала Аля.

– Когда ее мания ревности охватывает, Наталья себя полностью контролировать перестает, – мрачно продолжал Николай Алексеевич. – Виктория Арнольдовна мне упоминала про записку за упокой твоей души. Думаю, это тоже Наташкины дела.

– Неужели?!

– Мы уже подобное проходили. Лет пять назад я на работу новую медсестру взял, и Наталья вообразила, будто я ею заинтересовался. Она тогда к гадалке отправилась, какой-то «черной колдунье». Та и научила заказывать молебен за упокой. И что записку нужно обязательно с фамилией писать, иначе не сработает.

– А вы откуда узнали? – ахнула Аля.

– Сама Наталья и призналась, – тяжело вздохнул он. – Устроила как-то ужин на фарфоре, при свечах. Я спрашиваю: «Что празднуем?» А она улыбается: «Поминки. По любовнице по твоей». И начала восхищенно описывать, как у медсестры руки начнут сохнуть, потом ноги…

Алю передернуло. Она со страхом поинтересовалась:

– И что было дальше?

– Экстренная госпитализация, – отозвался Николай Алексеевич. – В столицу, в институт психического здоровья я ее устроил.

– А медсестра? С ней что-нибудь случилось?

– Да нет, конечно. Проработала у меня в клинике больше года без единого больничного. А потом вышла замуж и уехала из Калядина.

– А Наталья ваша поняла: от одного колдовства толку мало, – горько вздохнула Алла Сергеевна. – Энтеровирус действительно куда эффективней, чем черная магия.

Взглянула на стоматолога с сочувствием:

– Но вы-то как?.. Почему все это терпите?!

Лицо его помрачнело еще больше.

– А что прикажешь мне делать? Сдать ее в психушку и начать новую жизнь? Извини. Не смогу.

– Да, конечно, – ужасно смутилась Аля. – Простите…

Ей больше совсем не хотелось в чем-либо обвинять Николая Алексеевича.

Но и никаких отношений с обаятельным стоматологом у нее не будет. Никогда. Это Аля теперь поняла совершенно точно.

Весь день после визита в ее квартиру незнакомца Галина Круглова посвятила уборке. С хлоркой вымыла ванную, тщательно отскребла, ошпарила кипятком бак, где лежала грязная одежонка Геннадия. Бросила в стирку покрывало с кровати, где гость лежал, и – на всякий случай, вдруг касался? – сменила постельное белье.