A6V9 - V. A.

И вот уже через час я, на такси долетевший до дома за нужной суммой и возвратившийся обратно к супермаркету, а так же простоявший в очереди минут десять-пятнадцать, затаскивал купленную красавицу на второй этаж в свой кабинет, а секретарша смотрела на меня с умилением во взгляде. Да, купил. Да, доволен. Да, радостный. Радость мою не смог стереть даже неожиданный визит будущего начальства: Кэп с выражением сурового арийского гестапо на лице сам лично пришёл поздороваться и оповестить о скорых переменах, да только остановился на полуслове, заприметив лежащую возле моего кресла огромную коробку с нарисованной ёлкой. Быстро сообразив, что к чему, выдал мне абсолютно безрадостно: «К новому году готовитесь? Вот это Вы молодец, Вальдемар Натанович. Вот это правильно!» Да тьфу три раза на Ваше «правильно»! Разумеется, вслух я этого ему не сообщил, вот только так посмотрел, что он сам, огласив всё, что хотел огласить, быстро ретировался из кабинета.

В общем, вернулся я домой вместе с ёлкой, довольный и недовольный одновременно: откровенно говоря, ситуация на работе мне неприятна – уже могу предположить, что и как именно изменится; ситуация с соседкой тоже пока не решена, ведь к родителям она не хочет, стеснять меня долго тоже не хочет, а самостоятельный съём квартиры на данный момент не потянет. Но зато я наконец-то купил ёлку, и теперь в моей квартире станет чуточку теплее и уютнее, что и есть большой плюс.

В ночь с четверга на пятницу снилось нечто больное. Больное от того, что впервые за долгое время испытывал во сне страх вперемешку с нервозностью, чувством долга и тревожностью.

Ехал в каком-то поезде с точным ощущением, что на дворе ноябрь месяц, хоть из окон можно было разглядеть пейзажи заснеженных полей, лесов, озёр, рек, поселений и мостов. Сидя на месте прямо около окна за небольшим столом, безуспешно пытался отогнать ощущение тяжкой ноши, будто мне нужно было выполнить какую-то очень важную миссию, от которой зависело моё дальнейшее существование, но я знал, что не смогу, отчего с каждым преодолённым километром нарастала тревожность. Я лишь продолжал сидеть, наблюдая в окно за сменой местности и отогревая руки о чашку со слишком терпким, горьким и несладким кофе, давясь им до тех пор, пока напиток и вовсе не остыл. После, отодвинув чашку чуть дальше, начал кутаться в своё чёрное зимнее пальто, отогревая руки в кожаных перчатках, которые, к слову, совсем не спасали от воцарившегося во всём поезде мороза, собственным дыханием. Но не спасало даже это – всё так же было жутко холодно, отчего я решил хоть немного вздремнуть.

Проснувшись от весьма резкой остановки движения транспортного средства, понял, что, наконец, добрался до нужной станции, и, слегка пошатываясь от не до конца отпустивших меня объятий Морфея, сошёл с поезда. К своему удивлению не обнаружил с собой багажа, а секунду спустя после осознания ситуации понял, что надолго тут не задержусь. Совершенно дезориентированный в пространстве из-за абсолютного незнания местности города, до которого и проделал путь, я неспешно побрёл в центр, полагаясь лишь на собственное шестое чувство, твердившее, что в этом городе нужно возвратиться к своим истокам. После утомительного многочасового хождения по неприметным улочкам и скверикам, я, промёрзший до костей и уже готовый проклясть всё в этом мире за так и не атрофировавшееся собственное чувство долга, решил спросить дорогу до центра у мимо проходящего человека и хотел уже позвать его… У меня не оказалось голоса. Я просто стоял, открывал и закрывал рот, оставаясь нем, как рыба в воде. Несколько секунд спустя после тщетных попыток наплевал на этот нюанс и догнал прохожего, попытавшись ухватить его под локоть, чтобы хоть как-то приостановить… Мои руки прошли сквозь него. Подумав, что всё это – лишь игра собственного воображения, я пробежал чуть вперёд, остановился и пошёл прямиком на этого человека. И тут же прошёл сквозь него…

Обернувшись с ползущими от шока на лоб глазами, стал пристально рассматривать удаляющуюся фигуру незнакомца, после детального изучения которой посмотрел этому человеку под ноги: снег под его ботинками не хрустел. Точнее, он вообще не оставлял следов, проходя как бы сквозь снег. Тут же на смену тревожности с шоком пришла чистейшая паника, отчего, оглядевшись вокруг, на снегу я не заметил вообще ничьих следов, кроме собственных. Чтобы хоть как-то объяснить происходящее своим в конец расшатавшимся нервам, я, спотыкаясь и мысленно матерясь, выбежал на одну из многолюдных улиц с решением вновь проверить развернувшуюся картину реальности: начал пытаться найти хоть чьи-то следы на снегу с параллельными попытками ухватить хоть кого-нибудь за руку или же хотя бы просто ощутить живое твёрдое человеческое тело под своими ладонями. Но ничего не менялось: я проходил сквозь всех них… Пробегав так в панике ещё часа три-четыре, я, наконец, осознал, куда именно попал, и приступ панической атаки усилился вдвойне: этот город был не чем иным, как кладбищем для призраков, которые не смогли по каким-то своим причинам отойти на покой, после чего массово стекались сюда. Этот город был создан специально для них, ибо им всем было некуда идти, а это пространство было для них своеобразным прибежищем, где призраки могли продолжить свою жизнь, которая уже когда-то у них была. Внезапная мысль пронзила мой и без того донельзя напуганный мозг: моя миссия – найти в этом городе того, кто пока ещё не являлся призраком, но по какой-то случайности забрёл сюда в поисках того, чего здесь не было, и сделать это именно до захода солнца…

Это было немыслимо, невозможно, абсурдно, необъяснимо, мой мозг отказывался воспринимать всё происходящее всерьёз. Я не знал, куда идти, откуда начать, где искать, как именно выглядел искомый мною человек, и что потом мне с ним делать. В предчувствии, что миссия будет обречена на провал, если сейчас не успокоиться, заметил неподалёку полузаброшенный парк и тут же двинулся к нему. Уже тогда не чувствуя и половины своего заледеневшего от жуткого мороза тела, сел на ближайшую скамейку, обтёр снегом лицо, выдохнул и только хотел отправиться в путь, как вдалеке заприметил направляющегося вглубь парка человека в тёмной куртке с накинутым на голову капюшоном. Присмотревшись, тут же понял, что это именно тот, кто мне нужен: он не только оставлял следы на снегу, но и дышал с характерным выходящим из носа паром. Как только я поднялся с насиженного места, чтобы с облегчённым сердцем подбежать к нему, тут же один за другим от входа до самого центра парка начали зажигаться фонари, что означало только одно: время захода солнца вот-вот наступит.

Вприпрыжку обогнув дорожку и срезав путь, хотел было обмануть время и успеть, но с каждым моим рывком фонари загорались всё быстрее и быстрее, обгоняя меня самого. Я пытался позвать его, прокричать, чтобы он остановился и как можно скорее направился навстречу мне, но и тут голос подвёл. Не оставалось ничего, кроме как из последних сил выжимать скорость передвижения, пытаясь успеть… За секунды до включения освещения в последнем фонаре мои пальцы оказались в нескольких сантиметрах от его капюшона, и в попытке ухватиться за материю я оттолкнулся для придания телу наивысшей отметки скорости. Но нога оттолкнулась ото льда… Оступившись и полетев вниз, я грохнулся всем телом в снег, носом попадая прямо на лёд, отчего тут же пошла кровь, и лишь успел поднять голову, взглянув на человека, как тут же зажёгся последний фонарь, и секунду спустя он, обернувшийся на шорохи и устремивший свой удивлённый взгляд на меня, пропал.

От обиды, горечи и усталости с нервной измотанностью я не нашёл перспективы более привлекательной, чем лечь головой обратно на лёд и попытаться заснуть. Но кровь всё так же продолжала струиться из поломанного носа. Более не сдерживая себя, в попытке хоть как-то облегчить свою участь я начал истошно вопить. Всё так же не было голоса, но от поглотившего разум отчаяния я продолжал напрягать связки до получения каких-то невнятных хрипов. И вот только тогда в моё подсознание, наконец, вклинивается сознание, да так, что я начал слышать свои собственные дикие и слишком громкие для барабанных перепонок вопли у себя в голове вперемешку с отвратительным громким скрежетом. Организм не выдерживал такого натиска, и моё тело, корчась от нестерпимой боли в каждой его клетке, завалилось на бок в какой-то немыслимой позе. Я лихорадочно моргал, видя перед собой то всё тот же заснеженный парк с этими чёртовыми фонарями, то кромешную непроглядную тьму. Подсознание крепко держало меня тогда своей стальной хваткой, но сознание не уступало, и от этой борьбы в последние секунды я начал биться в самых настоящих конвульсиях без возможности дышать, потому что дикая адская боль, сковавшая лёгкие с гортанью и носоглоткой, не желала отступать. Я зажмурился…