Испорченная женщина - Доминик Дьен

Взгляд Катрин останавливается на пачке писем. Сердце ее начинает колотиться. Словно в кошмаре, который повторяется снова и снова, стоит только заснуть, она медленно берет белый конверт. Вся кровь отхлынула у нее от лица. Кончики пальцев похолодели, в висках заломило. Катрин ложится обратно в постель. Она думает, что если она умрет, то этот человек потеряет свою власть над ней. Она чувствует, что больше не в силах притворяться. С нее довольно. Даже плакать она больше не может.

В час дня ей звонит Оливье. Услышав его голос, Катрин отдает себе отчет в том, что ее сердце снова трепещет, как у влюбленной девушки. Она поминутно переходит от болезненной подавленности к беспорядочному возбуждению и уже не знает, чего ей больше хочется – продолжить борьбу или смириться.

– Он снова назначил мне встречу. На субботу, в то же самое время. В той же гостинице. Вот послушай: «…если ты не хочешь, чтобы твой муж узнал, что ты шлюха…» ну и так далее. «Отель де ля Пляс», суббота, шесть вечера.

– Не ходи туда, прошу тебя! Он сумасшедший. Может быть, он опасен. Ты уже и без того достаточно натерпелась. Подумай о себе, о детях… И обо мне. – Оливье всхлипывает, как ребенок. – Я не могу видеть, как ты страдаешь! Обещай, что не пойдешь туда.

– Любимый! Вы начали называть меня на «ты»!

– Потому что мне тебя так не хватает! И потом, я уже достаточно называл тебя на «вы»… Почему ты не отвечаешь? Обещай, что не пойдешь туда!

– Я люблю вас… Не знаю… посмотрим. До скорой встречи! Мне вас тоже очень не хватает!

– Когда ты придешь?

– Когда буду в силах подняться… Это будет скоро, обещаю!

Весь следующий день Катрин разбирает бумаги и фотографии. Она не пошла на работу, но встала с постели и надела джинсы и белую блузку. Вечером она поужинала вместе со всеми в полной безмятежности, словно ничего не произошло. Но дети выглядят обеспокоенными, особенно Виржини, которая то и дело бросает на мать испуганные взгляды. Впервые за многие годы Катрин заходит к ним, чтобы поцеловать на ночь. Она заверяет их, что с ней все в порядке, просто у нее были неприятности.

– Ты действительно его любишь? – спрашивает Тома, когда она уже собирается выйти из его комнаты.

– Не знаю, дорогой, но думаю, что да.

– А я-то считал, что ты вообще ничего не понимаешь в любви… Я тебя недооценивал! – Он горько улыбается.

– Вот видишь, как бывает… – Катрин чувствует себя неловко. Ей совсем не хочется, чтобы ее отношения с Оливье получили огласку внутри семьи. Она предпочла бы, чтобы он оставался ее тайным любовником, не более того. Она немного смущена.

– Я тебя шокирую? – спрашивает она сына.

– Я думаю, что каждый должен познать любовь – неважно, какой ценой, неважно, кто твой возлюбленный…

– Вот как? – Катрин очень удивлена: она не думала, что Тома рассуждает уже как взрослый.

– А ты примешь мой выбор, мам?

– Какой выбор?

– Если я влюблюсь… ты примешь этого человека, каким бы он ни был?

– Ну конечно, дорогой! Почему ты об этом спрашиваешь? Ты влюбился?

– Может быть…

– Но это же замечательно! Ты меня с ней познакомишь? Я уверена, что она очаровательна!

– Видишь ли… как тебе сказать…

– Ладно! Утро вечера мудренее. Думаю, на сегодня хватит признаний. Я все же немного устала.

Всегда одно и то же, с горечью говорит себе Тома. Мама не интересуется никем, кроме самой себя! Я знаю, что она нас любит, но на свой лад. Мне никогда не удастся поговорить с ней откровенно. Но, как бы то ни было, ей нельзя волноваться, иначе она снова заболеет, как тогда… А второго раза она не выдержит! Или окажется в сумасшедшем доме… Вот уж кто будет рад, так это бабушка! Без мамы я никогда не решусь рассказать отцу о своих проблемах! Лучше уж тогда все бросить и уехать, чтобы никого больше не видеть!

В одиннадцать часов Жан без стука проскальзывает в спальню Катрин и закрывает за собой дверь на задвижку. Он выглядит смущенным. Катрин лежит в постели и рассматривает альбом с фотографиями. Она очень удивлена тем, что муж впервые за долгое время переступил порог ее комнаты, да еще в такое позднее время. Ее тело под простыней оголено. С тех пор как она познакомилась с Оливье, ей нравится чувствовать на своей шелковистой коже тонкое льняное полотно простыни, от которой исходит нежный запах лаванды. На ней надета только синяя рубашка Оливье.

Жан присаживается на краешек кровати и улыбается. Катрин спрашивает себя, что ему нужно. Он стягивает с нее простыню и нежно гладит ей ноги. Затем его рука поднимается выше и слегка распахивает края ее рубашки.

– На тебе больше ничего нет?

– Как видишь…

– Я давно тебя такой не видел…

– И ты только сейчас об этом вспомнил? – Катрин внутренне напрягается. Неожиданно она чувствует, как пальцы Жана касаются ее лобка. Это кажется ей почти нереальным – она даже не предполагала, что Жан способен на подобные ласки.

– Ты возбуждена… Тебе нравится, когда я тебя ласкаю?

– Это забавно…

– Ты очень обижена на меня?

– За что?

– За то, что все эти годы я не уделял тебе внимания…

– И внушил мне, что я слишком стара для того, чтобы заниматься любовью?

– Прости… Но ты так изменилась!

– Во всяком случае, это не твоя заслуга!

– Я знаю. Не будем говорить об этом! Что мне сделать, чтобы заслужить прощение?

– Поласкай меня еще…

Катрин снимает рубашку и вызывающе раздвигает ноги, бесстыдно выставляя напоказ все то, чему Жан раньше уделял так мало внимания. Жан встает, чтобы тоже раздеться, но Катрин велит ему продолжать.

– Поласкай меня языком, – говорит она и выжидательно скрещивает руки на груди. Жан смотрит на нее, пораженный подобной дерзостью, смущенно улыбается, но все же подчиняется ее приказу, хотя и не без некоторого замешательства. Катрин стонет от наслаждения. В какой-то миг она даже спрашивает себя, что же ее привлекает в Оливье – его ласки или он сам? Потому что, оказывается, ласки другого мужчины, пусть даже и стареющего мужа, – это не менее приятно.

Когда Жан наконец поднимает голову и начинает умолять Катрин, чтобы она позволила ему овладеть собой, та коротко отвечает:

– Нет, Жан, у тебя было целых двадцать лет для этого. А теперь ты слишком стар.

– Ты жестока!

– Его ласки доставляют мне больше удовольствия… – Она закусывает губу, жалея о своих словах, потому что они прозвучали как откровенное признание в измене. Она с недовольным и высокомерным видом натягивает на себя простыню и снова берется за альбом с фотографиями.

Когда Жан выходит из комнаты, лицо его непроницаемо. Но, уже стоя на пороге, он смотрит на Катрин долгим взглядом, в котором горят злоба и жажда мести, и она снова сожалеет о невольно вырвавшихся у нее словах.