Толстая книга авторских былин от тёть Инн - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
поднял хмельную на ноги,
закинул её на осла
и процессия к дому пошла.
А два брата вперёд ускакали
и ещё долго невест искали!
Нашли или нет — неизвестно.
Зато младшенький обзавёлся «принцессой».
Проспалась баба гулящая,
окинула взглядом бодрящим
нашего недотёпу
и говорит очень строго:
— Раз от смерти меня избавил,
я тебе буду в подарок,
как супружница али невеста.
Свадьбе быть, приготовьте тесто!
Свадьба прошла замечательно!
Пироги удались, что совсем примечательно,
и дитятко народилось хорошее:
малость со скошенной рожею.
Народ судачил: «Плохое наследство.»
Ну, что есть, от того не деться!
О том как мужики сначала жили без баб
Жили-были все на свете:
мужики, деды и дети.
Только бабы не было ни одной,
даже завалящей какой.
Не было баб и не надо!
Только какая ж отрада
дедам, мужикам и мальцам
шастать без баб по дворам?
А дворы то у нас большие:
на них лавочки. Мысли крутые
о щах, борщах и капусте
да чтоб в округе было не пусто.
— Не пусто в деревне и ладно, —
скажут они прохладно,
вздохнут тридцать третий раз
и друг другу выколют глаз.
Вот так мы и жили, значит,
друг от друга пряча заначку,
детей никогда не целуя,
на пьянках совместных балуя.
Жили б мы так и дальше,
да какой-то маленький мальчик
во сне вдруг что-то увидел:
— Мама, мама! — кричит. — Поймите,
есть ещё бабы на свете,
они как мужики и дети,
только с губами такими
и волосами прямыми,
длинными волосами,
они их зовут косами.
Слушали старики, дивились:
— Вот нам бы такие приснились!
А мужики осерчали,
в путь далёкий собрались,
на лошадей и в поле:
— Надоела нам такая доля!
Доскакали до первой кочки,
(а дома ведь плачут сыночки)
и развернулись обратно,
домой едут, на душах отвратно.
И дальше всё, как по кругу:
работа, сарай, простуда,
от мальцов головная боль,
от стариков — мозоль.
А малец то губу закусил,
обиду отцам не простил:
всё рос-подрастал
и о бабах тихонько мечтал.
А как вырос сынок,
то на кобылку скок
и галопом по тёмному лесу
в поисках матери либо принцессы.
Долго ль скакал он, не помню,
сам выбрал такую долю,
но однажды наткнулся на избы
и загадочные коромысла.
Огороды вокруг, на них бабы
матерятся, стоят кверху задом.
И от этой то вот картины
стало плохо нашей детине.
Раскраснелся, пошёл знакомиться,
не дошёл, упал у околицы.
Бабы его откачали,
пирогами, блинами встречали.
Ну и далее, всё как положено…
В общем, сложил он
меч да забрало,
и жизнь его укачала!
Но долго так жить надоело,
опять же, обида заела:
мужики сиротливо маются,
детки без мамок жалятся.
Стал паренёк баб уговаривать
собираться и к ним отваливать.
Бабы в стойку встали: им неохота
на невесть что менять свои огороды.
Видит парень, дело с точки не сдвинется:
у баб зад большой, не поднимутся.
И поскакал один,
лишь Настасью с собой прихватил.
До деревни родной доехали.
Мужичьё столпилось, забрехали:
— Надо нам идти туда жить,
или баб сюда приводить.
Но бабы, они не коровы,
пришлось мужикам здоровым
в деревню к женщинам перебираться.
Вот с этих пор и пошёл ругаться
народ: кто с кем спит,
кто с кем пьёт,
кто с кем гуляет,
кто кому изменяет.
Времена наступили тяжёлые,
вздыхают бабы: «Плохо быть жёнами.»
И мужики частенько вспоминали,
как запросто деньги спускали:
— Вернуть бы всё вспять да обратно!
Хочется иногда. Ай, ладно.
Мужики и Черномор
Мы ходили по морю синему,
слова говорили сильные:
— Море синее расступитися,
волны черные растворитися!
Море синее расступалось,
волны чёрные растворялись,
а из белой пены морской
выходил наш друг Черномор.
Говорил Черномор: «Негоже
с такою холопской рожей
море синее беспокоить,
самого Черномора неволить!»
Кланялись Черномору мы низко,
жалились ему: «Уже близко
корабелы чёрные надвигаются,
прыгнуть на нас собираются!
Помоги, Черномор, чем сможешь,
ведь ты их быстро уложишь
на дно морское пучинное.
На народушку глянь, в кручине он.»
Хмурился Черномор и злился,
пеной морской белился,
отвечал: «Эх, жизнь ваша,
как трёх-крупяная каша
овсянка, перловка и гречка:
после юности к пьянкам да к печке.
Так зачем на земле вам маяться?
Пусть корабелы палят всё!» —
и полез в своё море синее.
Мы кричали ему, да сильно так!
Но Черномор могучий
тяжело ступал, волны пучил.
Да так он волны допучил,
что шторм поднял. «Это лучше, —
обрадовались мужики, чуть не плача. —
Потонет враг, не иначе!»
И корабли затонули.
Черномор от досады плюнул,
спать отправился дальше.
А мы с берега ему машем
руками, платками! Однако,
сразу ж в кабак и к дракам:
напились, забылись. И ладно,
зато недругам неповадно.
Так и жили: с рождения к печке.
— Пойдём, сколотим скворечник,
домища побелим, покрасим.
Ну вот, жизнь уже не напрасна!
Как мужики Ивана-дурака проучили
Как бы не был пригож Иван-дурак,
да всё у него было не так:
не оттуда росли ноги и руки,
хата кривела от скуки,
отсырела поленница, дрова не наколоты,
на голове колтуном стоят волосы —
мыться он в бане не любит.
Кто ж такого полюбит?
Но мнения о себе он глубокого:
бровь дугой и роста высокого,
волосы кучерявые, русые,
губы алые, пухлые
и поступь мужская тяжёлая,
прям богатырь, не менее и не более!
Молодой молодец,
а где твой отец,
и чего ж он тебя не высек?
— На выселках
мой батяня,
против царя буянил.
В кандалах, а может, скончался.
С мамкой более никто не венчался.
Понятно, баловень материнский,
вот откуда норов былинский,
а дел на копейку,
не Иван ты — Емелька!
Бери лопату, бегом на кладбище:
копай, мужичок, себе днище
да ложись в глубоку могилку,
закопаем навечно детинку.
Погнали Ваньку на сопку:
вскопал он ямку и лёг кверху попкой.
Земелькой его засыпали
и: «По домам, не выплывет!»
Ванька кричит: «Ой простите,
работать пойду, не губите!
В бане полюблю мыться,
уже надумал жениться,
и хату с печкой поправлю,
в сарай скотину поставлю.»
Пожалели мужики Ваню:
— Вылезай да не будь болваном!
Иван вылез, домой побёг.
И обещания выполнить смог:
умылся, побрился,
печь побелил, женился.
Хату всё село ему ставило,
корову маманя справила.
В работёнку с головою
