Мистер Камень - Анна Николаевна Ольховская

такое чувство, будто в меня жидким азотом плеснули. Я просто замерла с газетой в руках, не в силах оторвать взгляд от чуть размытого, напечатанного слишком яркими красками снимка.

Но я уже опытная ведьма, да. О той буре, что начинала рокотать у меня внутри, знала только я. Я ни взглядом, ни жестом, ни выражением лица не выдала себя. Сила привычки, когда мне плохо, я цепляю маску, выставляю вперед иглы, как свернувшийся еж. Ксения этого не поняла, она по-прежнему считала, что я нахожу ситуацию забавной, совсем как она.

– «Владимир Ларин вернулся в Москву, чтобы принять управление семейным бизнесом», – процитировала она статью. – Видишь, как полезно новости читать! А то и не знала бы, какие люди милостью своей нашу родину осчастливили!

Нельзя злиться на нее. Она не виновата. Она хочет помочь.

Нужно было попросить ее замолчать, но пока не получалось, я боялась, что голос предательски дрогнет. Я сжала газету с такой силой, что побелели костяшки пальцев, но и это укрылось от Ксении.

– Знаешь, а он ничего так, – продолжала чирикать она. – По крайней мере, на фото. По твоим рассказам я представляла, что там совсем пипец! Ну а так, вроде, не очень плохо, или это удачно сняли. Почти нормальный. В статье пишут, что он вроде как совсем сюда перебрался, так что, может, встретитесь.

– Мы уже встретились. Случайно.

Прозвучало неплохо – нейтрально, как будто мне все равно, и я давно уже ничего не чувствую. Я молодец. Не могу справиться с собой, но могу изобразить, что справляюсь.

Я отреагировала так, как и должна была. К сожалению, это лишь убедило Ксению в том, что она правильно оценила ситуацию, и она, вместо того чтобы замолчать, продолжила развлекаться.

– О, то есть, он уже видел тебя такой? Новой?

– Да.

– Как он отреагировал? Хотела бы я на это посмотреть!

– Да никак, – отмахнулась я. – Оставим эту тему.

– Не будь ты скучной! Не мог он отреагировать «никак», ты слишком сильно изменилась. Ты просто не заметила, ты иногда так небрежна… Жалко, что меня там не было, я бы все поняла! Нет, я не говорю, что раньше ты была неинтересной, просто – менее заметной. А теперь ты стала шикарной! Волосы, глазищи, да вот сиськи научилась правильно оформлять!

– Ксюха!

– От правды не уйдешь! – отрезала она. – Любую красоту нужно уметь подать, вот тогда это страшная сила! Так этому снобу и надо. Вы там как, во время этой встречи хоть одетыми остались?

– Прекрати, пожалуйста, это не смешно.

– Нет, не смешно – это правда! – веселилась Ксения. – Хватит кругами ходить, признай: еще раньше, когда вы оставались в комнате, такое электричество было, что между вами мобильник положи – и он зарядится безо всяких проводочков! А тут – встреча, внезапность, твое преображение… Меня интересует одно: кто с кого первым стянул трусы. Разговорчики можете оставить при себе!

– Мы встретились возле могилы Андрея.

Бывают слова, которые бьют очень больно. И отмерять их нужно даже тщательней, чем физическую силу. Думаю, если бы у Ксении был выбор, она предпочла бы, чтобы я ее ударила, чем это.

Да весь разговор сложился нелепо… Она заигралась, она напоминала мне щенка, который по неопытности кусает хозяина слишком сильно – случайно, конечно. И хозяин должен понимать это, он ведь верхушка пищевой цепи, должен быть умнее! Но он живой человек, и вместо того, чтобы реагировать мудро, он отвешивает псинке пинок под зад, потирая при этом укушенную руку.

Вот примерно это и произошло между нами. Ксения, сама того не понимая, сделала мне больно. Я сделала больно ей – уже осознанно. Обратного пути не было.

Улыбка мгновенно слетела с лица Ксении, на щеках вспыхнул багровый румянец – она никогда не умела скрывать стыд и смущение. Она была достаточно умна, чтобы понять, насколько чудовищным испытанием стала для меня такая встреча. Но поэтому я и не могла понастоящему злиться на нее: никто другой бы не понял.

– Прости, пожалуйста, – пролепетала она.

– Ничего страшного. Ты не виновата.

– Виновата, вообще-то! Но если меня это хоть как-то оправдывает, я не хотела.

– Я знаю.

Тут ей и следовало бы замолчать. Если бы она была спокойна, она бы сообразила. Но когда человек смущен, он порой говорит больше, чем нужно. Слова становятся кирпичиками, из которых мы строим стену между собой и собеседником, ставшим свидетелем нашего позора.

– Это же просто шутка! На сто, на двести процентов… Знаешь, когда шутка не имеет никакого отношения к реальности, она обязана быть смешной! Вот я и подумала, что это развлечет тебя, отвлечет от той девочки… Ты и Ларин – ну в самом-то деле! Это такой бред, что ты должна была рассмеяться! Чтобы между вами… Короче, не знаю, как меня занесло…

Мне хотелось уйти. Мне казалось, я задыхаюсь тут. Но и обижать Ксению слишком сильно я не хотела, поэтому заставила себя криво усмехнуться и выдавить:

– Да все в порядке, правда, но давай больше не будем говорить об этом. Слушай, мне нужно идти, у меня очень скоро прием. Спасибо, что помогла с Наташей!

– Пожалуйста… Но ты же не обиделась, да?

– Честное слово.

– Давай встретимся в какой-нибудь другой день? Чтобы я точно знала, что все в порядке!

– Конечно, без проблем, созвонимся! Ну, надо бежать!

Не нужно мне было бежать, да и клиента у меня никакого не было – не раньше вечера. Думаю, Ксения все это прекрасно поняла. Но нельзя избавиться от неловкости одним щелчком пальцев, нужно время. Когда мы с ней встретимся в следующий раз, мы обе сделаем вид, что ничего не произошло, так будет правильней.

А пока я ушла из кофейни первой. Ксения осталась – думаю, будет брать пирожные для дочери, у нее это вошло в привычку. У меня такой привычки не было, потому что меня дома никто не ждал.

Покинув кофейню, я быстрым шагом направилась вниз по улице. У меня не было какой-то конкретной цели, я не шла ни в офис, ни домой. Мне просто хотелось двигаться, чувствовать себя живой. Ну а движение привычно сжигало во мне неприятное нервное возбуждение, всегда так было, да и всегда будет.

Что ж, в одном Ксения точно преуспела: она отвлекла меня от мыслей о Наташе. Но это не к лучшему. Мысли, которые пришли им на смену, нравились мне куда меньше.

Я прошла пару кварталов наугад. Я будто бежала от самой себя, сосредоточилась только на движении собственного тела, на холодном прикосновении ветра к лицу. Я нахожусь здесь