Оммо. Начало - Константин Сергеевич Свешников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никакой похвалы, даже малюсенькой нотки, ты понял? А пока потренируйся; как получится, дай знать, – шепнул, как змей, профессор Варра.
Сандор вышел, улыбаясь из моего кабинета, а я остался тренироваться.
– Ну что же ты? Соберись, парень, это ведь пара пустяков. Сиди и снимай кожуру с виноградин, ни бега, ни боли, не унижений, – успокаивал я себя, но испортив почти все виноградины даже близко не приблизился к 80 мкм.
После нескольких часов попыток нервы были на пределе. Когда не получалось, кричал, клял своё существование, отвергал всё человеческое в себе, хотел быть просто машиной. Попыток было всё меньше, а нервных выпадов всё больше. Наконец, у меня закончился виноград. Я связался с Сандором и объяснил, что не могу дальше участвовать в задании. Я думал отсутствие материала спасёт от прохождения бессмысленной работы на мелкую моторику, но спустя минут тридцать зашёл Сандор и принёс мне ящик винограда.
– Я вижу, у тебя неплохо получается, тогда усложним: 50мкм! – сказал Сандор и, не дожидаясь ответа, поставил ящик на пол и вышел из кабинета.
– Пятьдесят!! Пятьдесят!! – кричал я, затем долго не мог сосредоточится. После нескольких сотен неудачных попыток забился в угол, сжался и затрясся. Повсюду валялся виноград. Белые стены, компьютер, монитор, холст, мои руки и рот были в виноградном соке. Я сильно перегрелся, датчик температуры мозга был в красной зоне, казалось, что голова сейчас взорвется. Чтобы сбить напряжение, начал искать методы борьбы со стрессом и вдруг вспомнил, как в детстве читал одну книгу об аскетах «церкви Луны» Они забирались на самый высокий небоскрёб, крепили палку на краю, вставали на неё, на одну ногу, и так проводили время часами, очищая мысли. Пришло воспоминание, как я в детстве крепил палку к краю кровати, вставал на неё и представлял себя аскетом. Я собрался, встал на одну ногу и погрузился в медитацию. Представил себя на краю обрыва, в полной тишине, забыл о винограде, о Сандоре и вообще о том, кто я такой, больше не отторгал свою человеческую суть или искусственную, соединил их воедино. Потом открыл глаза, чёткими движениями поднял с пола виноградину и одним движением срезал 40 мкм. Положил кожицу на палец руки, набрал Сандора.
Пришёл профессор Варра, аккуратно приблизился ко мне, надел на глаз прибор дополненной реальности.
– Сорок мкм. Неплохо, стажер, только вот грязновато у тебя тут, надо бы тебе прибраться, – сказал Сандор и, не дожидаясь моего ответа, покинул кабинет – поспешил, видимо, на доклад к Саре. А я остался стоять с вытянутой рукой ещё минут пять после его ухода и просто улыбался, глядя на дверь.
«Я получил похвалу! Ну и кто теперь прав?» – крутилось в моей голове.
Я даже не подозревал, что это была заключительная фаза обучения с Сандором и моим следующее учителем будет Олик, к которому я всегда относился очень хорошо: он всегда был добр со мной, не показывал эмоции на людях, всегда был чистоплотен и скромен, а осанка была, как у артиста балета.
Глава 2. Бравый профессор Олик.
Часть 1. Рождение Олика.
Лето 3997 года выдалось жарким. Повсюду в городе Палм Стрит стояли охладители и кондиционеры, но даже они не справлялись.
Заместитель главы компании СПЕЙСКОММЬЮНИТИ, лорд Феодор Дюран и его жена Соня Дюран (в девичестве – Елкович), ждали пополнения в семье. Феодор был измотан. Ожидание первенца и большая загруженность на работе отнимали все жизненные силы . СПЕЙСКОММЬЮНИТИ была на пороге заключения большой сделки на обслуживание всего программного обеспечения ГРИНМЕД. Феодор как один из ключевых разработчиков новейшего ПО был загружен сверх нормы, находился в офисе по четырнадцать часов в день, бывало, и больше. В конце трудового дня он мечтал только о одном: обнять сзади свою любимую Соню и в такой позе предаться сну.
– Добро пожаловать домой, сэр! Оповестить вашу жену о прибытии? – спросил дворецкий, у возникшего на пороге сутулого мужчины средних лет.
– Да, если она не спит! – отдал распоряжение кружащему в воздухе дворецкому Феодор.
– Конечно, не спит! Как всегда, ждёт своего любимого! – Навстречу мужу вышла красивая высокая блондинка, беременность придавала ей ещё большую красоту. Лёгкий халат распахнулся, оголив круглый живот.
– Любимая, прости за задержку… как наш малыш? – прохрипел уставший Феодор, подошёл ближе и нежно погладил её по животу.
– О, дорогой, просто чудесно! Мне кажется, он поёт внутри, вот, послушай! – сказала Соня и подставила живот мужу, тот склонился, приложил ухо к животу; левой рукой он гладил жену по талии, а правой – по коленке, затем остановился, замер и начал вслушиваться.
– Песню разобрать не смогу, но танцует он знатно! – Оба засмеялись. Побыли так ещё минут пять, затем он поцеловал супругу в живот, выпрямился и направился переодеваться, после умылся и, хромая, дополз до постели, где его уже ждала жена.
– Дорогой, когда мы уже будем ужинать вместе? – спросила она с грустью.
– Соня, не начинай опять, пожалуйста! – прервал её супруг.
– Но я… тебя… совсем не вижу! А когда родится малыш, ты тоже будешь пропадать? Ты ведь можешь вообще не работать, денег у твоей семьи и моего наследства, достаточно, чтобы просто жить, проводить время с семьёй, разве нет? – уговаривала она мужа.
– Соня, мы тысячу раз это обсуждали! Но, видимо, ты меня никогда не поймёшь… Мой отец, лорд Дюран, всю жизнь тратил наше состояние, был всю жизнь несчастен… видел нас с мамой реже, чем я вас… Я видел его вообще раз пять в жизни, у него не было цели, его ничего не радовало, и перед своей кончиной он мне сказал: «Сынок, не думай о деньгах тебе их за всю жизнь не потратить, найди своё любимое дело и посвяти себя ему, тогда всё в этом мире обретёт смысл, любовь и радость». Помнишь его слова? Ты же была рядом, – повысил голос на жену Феодор.
– Я помню, но почему тебе так интересны эти бездушные железки, компьютеры и прочие железяки? Можно же творить искусство рисовать, петь или играть в театре, – нахмурилась жена.
– А я и занимаюсь искусством. Мои коды и программы, как краски, наполняют цветами витражи бесцветных продуктов корпораций, делают пользование удобней и надёжней. – Он улыбнулся и прикрыл глаза, находясь уже в пограничном состоянии между сном и явью.
– Я,