Последний танец вдвоем - Джудит Крэнц

Сейчас, наблюдая, как раскрасневшуюся от слез девчушку ласково обнимает, целует и успокаивает мать, Билли вдруг почувствовала, как сердце ее пронзила острая боль, а на глаза навернулись слезы.

Впервые в жизни она осознала, что сама была отвергнутым ребенком. Никогда прежде она не задумывалась о себе в таком свете, но вид этой французской девочки явственно сказал ей, что в свое время она недополучила любви и ласки. Может быть, из-за этого она не сумела обрести уверенности в собственной человеческой ценности, которую отчаянно пытается найти до сих пор?…

Но если вы не выросли с этим чувством, неужели можно его обрести потом? Да никакие бирманские рубины не дадут вам его! И даже подаренные на день рождения бриллианты, сколько бы их ни было…

Поскольку сегодня у Билли не было настроения созерцать счастливых детей, она торопливо вышла из парка и оказалась на улице Варенн. Если повернуть направо и пройти минут десять по улочке с односторонним движением, то она окажется на углу улицы Вано, всего в нескольких шагах от своего дома. Билли вдруг поняла, что это не простое совпадение, как не было совпадением и то, что ключи от дома оказались у нее в сумочке. Она поняла, что с того момента, как вышла из отеля, все время шла именно сюда.

Прежде чем повернуть к надежному убежищу – своему дому, – она решила еще раз позвонить. В соседнем кафе таксофон охранялся «мадам Пи-пи» – одной из целой армии мрачноликих француженок, считающих, что всякий, кто пользуется туалетом или телефоном, должен дать ей на чай. Эта «мадам Пи-пи» наверняка была прямой наследницей тех «вязальщиц», что когда-то сидели у гильотины, подсчитывая отрубленные головы, – такая мысль осенила Билли, когда женщина нехотя поднялась, чтобы набрать номер отеля. У консьержа для Билли оказалось три сообщения, которые она попросила зачитать. Все три были не от Сэма. «Наверное, он страшно занят, – сказала она себе, подавляя тревогу, – или вообще не получил моего письма». Она попросила позвать к телефону месье Жоржа, и тот заверил ее, что письмо было доставлено, как она просила, и расписка от месье Джеймисона у него.

Билли быстро шагала по узкому тротуару, зябко поеживаясь в наступающих сумерках, и наконец впереди показался ее дом. Она торопливо отперла ворота, приветственно помахала рукой удивленному привратнику, пересекла мощеный двор и открыла парадную дверь, набрав код на панели сигнализации.

Очутившись наедине с собой, она прижалась спиной к двери и, обхватив себя руками за плечи, горько зарыдала. Конечно, он еще не сумел прочесть ее письма, это было единственное объяснение. А она не может ни позвонить в галерею, ни пойти туда. Ей остается только ждать. Билли плакала вслух, никого не стесняясь, громко всхлипывая и причитая от жестокого разочарования. И все же ее не покидала упорная надежда, которая теплилась у нее весь день.

А что, если Сэм позвонил, но ничего не стал передавать? Задав себе этот неожиданный вопрос, Билли почувствовала словно удар током. В самом деле, зачем ему говорить с консьержем, если у нее в номере телефон не отвечает? Зачем что-то передавать? Да он наверняка с досады бросил трубку, когда позвонил и не застал ее на месте! Точно! И сейчас он, возможно, едет в «Ритц» или уже дожидается ее в холле… Но нет, конечно, он не мог уйти из галереи так рано. Ему необходимо оставаться там до закрытия – во всяком случае, это может решить только Даниэль.

К Билли вернулась надежда, она вытерла слезы и в рассеянности побрела в дальний конец дома, где был устроен зимний сад. Вдоль трех застекленных двойными рамами стен тянулась длинная банкетка; сидя здесь, можно было смотреть на вечнозеленые растения. Новая система центрального отопления была включена на минимум, но комната еще хранила тепло дневного солнца, и Билли, сняв шубку, свернула ее в пушистую подушку и положила рядом с собой. Облокотясь на мягкий мех, она прижалась носом к стеклу, пытаясь решить, что делать дальше.

По макушкам деревьев в парке еще скользили лучи солнца, а над башней отеля «Матиньон» в гиацинтовом небе уже висела зимняя луна. С находящегося неподалеку собора Святой Клотильды донесся первый удар колокола, которому стали вторить многочисленные колокола церквей со всего квартала, отбивая пять часов и сливаясь в неожиданную, дивную гармонию. Он не позвонил…

«Ну что ж, отдохну здесь», – решила Билли. Длительная пешая прогулка и мучительные телефонные звонки вконец измотали ее. Постепенно она позволила себе расслабиться под убаюкивающие звуки колокольного звона, с утешающей мыслью о том, что одного ее слова Жану-Франсуа будет достаточно, чтобы уже через неделю поселиться в этом доме. «Может быть, уже в следующую субботу мы с Сэмом начнем обживать новый дом», – мечтательно подумала Билли. Переезд не займет много времени, да и меблировка тоже… В саду растет одна елка с поразительно симметричной кроной, и они украсят ее к Рождеству сотнями маленьких белых огоньков. Каждый вечер во всех комнатах будут гореть камины, и они будут зажигать везде десятки свечей; а днем, чтобы не мешать Сэму работать, она будет ходить по дому, передвигая и переставляя вещи на столах, шкафах и полках, пока каждая вещь не найдет своего noстоянного места, ведь для этого тоже требуется время. Ее прекрасный особняк всю зиму будет светиться огнями – кусочек прошлого, возвращенный ею к жизни.

Измученная, Билли откинулась на подушку из норки и позволила себе глубже погрузиться в эти мысли, пока ее не пробудил от мечтаний новый колокольный звон. Луна поднялась выше. Билли почувствовала, что хочет есть – нет, она прости умирала с голоду. И ужасно замерзла. Сколько же времени прошло? Неужели она задремала, сама того не замечая, и проспала целый час?

Развернув шубку, Билли закуталась в нее и застегнулась на все пуговицы. Может, стоит еще paз позвонить в отель? Нет, к черту, к черту все, это совершенно бесполезно, она уже это поняла. Ей следовало заставить себя просидеть весь день в номере, в каком бы состоянии ни были ее нервы. Одно было ясно: прочел Сэм ее письмо или нет, но у него нет возможности связаться с нею, пока она стоит в нерешительности в окутанном мраком доме, о существовании которого он не подозревает…

«Сейчас единственно разумным будет что-нибудь съесть, пока я не упала в обморок от голода, – подумала Билли. – Бирманские рубины мне, может, и не нужны, но еда… Господи, еда мне просто необходима!»

Дрожа от влажного и морозного воздуха, Билли заперла ворота и торопливо прошла вниз по улице Бак к бульвару Сен-Жермен, а там повернула направо, в сторону ресторана «Липп». В этом знаменитом ресторане бывать ей еще не приходилось, но сейчас он ближе всего, и, главное, в нем есть то, в чем она больше всего сейчас нуждается, – тепло и еда.