Хендерсон — король дождя - Сол Беллоу

— Вы хотите один, господин?

— Если так нужно. Назад мне пути нет. У меня четыре тысячных купюры, этого достаточно, чтобы обеспечить себе пропитание. В крайнем случае продержусь на акридах. Да, вот еще что. Если хочешь, можешь взять мой пистолет.

— Нет, — ответил Ромилей не раздумывая. — Я вместе.

— Правильный ты мужик, Ромилей. С тобой не пропадешь. А у меня как у царя Мидаса, только наоборот: к чему ни прикоснусь, все идет насмарку. Ну что, куда же мы пойдем?

— Не знаю. Может, к варири?

— Варири? Принц Айтело учился с их королем, как его?

— Дафу.

— Ну что ж, двинули?

Взвалив на себя большую часть груза, я сказал:

— Может быть, мы даже не войдем в селение варири — там посмотрим. Надежд на будущее маловато, но дома я точно загнусь.

По пути к варири я думал о том, как погребла в Колоне царя Эдипа разверзшаяся земля. Правда, тот после смерти обеспечил народу защиту.

Десять дней мы шли по местности, которая была очень похожа на плато Хинчагара. На шестой или седьмой день характер местности несколько изменился. На полуголых склонах стали появляться рощицы. Облака, казалось, притягивают к себе холмы, а те изо всех сил цепляются за землю, врастают в нее. Или мне это только мнилось? В моем состоянии весь мир представал перевернутым.

Длительные переходы по пересеченной местности были не в тягость Ромилею. Создавалось впечатление, что он рожден бродить по земле, как моряк плавать по морю. Характер груза, наличие регистрационного свидетельства и пункт назначения не влияют на ход плавания. Ромилей мерил землю своими худощавыми ногами, не задумываясь над тем, что он делает. Он находил воду в самых неожиданных местах. Ткнет палкой в грунт, и оттуда вдруг забьет фонтанчик. Отыскивал какие-то неизвестные плоды, и мы жевали мякоть для утоления жажды и голода. По ночам на привале затевали продолжительные беседы. Он считал, что после поломки водоема арневи все скопом должны двинуться в путь на поиски воды. Я сидел, сгорая от стыда. Но человек продолжает жить, что бы с ним ни случилось. Если он выжил, то и беду в конце концов одолеет.

Мы видели гигантских пауков, которые сплетали между кактусами паутину, похожую на провода и на радары. Повсюду высились муравьиные кучи. Страусы носились как осатанелые, несмотря на жару. Однажды я подобрался к страусу, хотел заглянуть в его глаза, но тот пустился наутек, только перья засверкали.

Иногда после вечерней молитвы Ромилея я рассказывал ему про свою жизнь, надеясь, что дебри, страусы, муравьи, львиное рыканье облегчат груз нависшего над моей судьбой проклятия.

— Что сказали бы варири, если бы знали, что мы идем к ним?

— Не знать, господин. Варири хуже арневи.

— Хуже арневи? Ты им ничего не говори ни про лягушек, ни про водоем.

— Хорошо, господин.

— Спасибо, приятель. После всего сказанного и сделанного у меня только благие намерения остались. Честное слово, меня корчит от боли, когда подумаю, как мучаются от жажды бедные коровы. Допустим, что исполнилось самое сильное мое желание и я стал врачом, как доктор Гренфелл или Альберт Швейцер. Даже не просто врачом, а врачом-хирургом. Но есть ли на свете хирург, под чьим ножом хотя бы раз не умирал больной? Да что там говорить? За некоторыми хирургами тянется караван судов с покойниками.

Ромилей лежал на боку, подогнув под себя колени и подложив ладонь под щеку. Его прямой абиссинский нос дышал величайшим терпением.

— Так говоришь, варири не такой хороший народ. Почему?

— Они — дети Тьмы.

— Да ты, я вижу, истинный христианин. А как думаешь, у кого больше причин для беспокойства — у меня или у них?

Ромилей не шевельнулся, только искорка невеселого юмора мелькнула в его влажных глазах.

— У них, господин.

Поначалу я не хотел посещать варири, но потом передумал. Если они дикари, какой вред я им могу причинить?

К концу десятого дня пути характер местности изменился совершенно. Горы громоздились одна на другую, над пропастями нависали белые скалы. Однажды под вечер, когда уже садилось оранжевое солнце, мы неожиданно повстречали человека. Мы только спустились с крутого обрыва. Перед нами раскинулись белые, как фарфор, колючие кустарники. Он вырос перед нами внезапно — пастух из племени варири в кожаном переднике и с суковатой дубиной в руках. В его внешности было что-то библейское, и мне сразу вспомнился человек, которого встретил Иосиф, когда пошел искать своих братьев. По моему понятию, то был, вероятно, ангел, и он, разумеется, знал, что братья хотят бросить Иосифа в львиный ров. На встреченном чернокожем был не только кожаный передник — он весь был словно из кожи. Будь у него крылья, они тоже были бы кожаные. Лицо у него было маленькое, сморщенное, загадочное и даже в прямых лучах заходящего солнца казалось чернее черного.

— Привет тебе, — сказал я громко, предполагая, что уши у него запали так же глубоко, как и глаза. Ромилей спросил дорогу, и пастух показал своей палкой, куда идти. Так, вероятно, в древние времена указывали направление заблудившимся путникам. Я поднял руку на прощание, на кожаном лице незнакомца не отразилось ничего.

— Далеко? — спросил я Ромилея.

— Нет, господин. Говорит, недалеко.

После десяти дней пешего путешествия я уже мечтал о крыше над головой и вареной пище. С каждым километром дорога становилась все более каменистой. Если направление верное, где-то должна быть тропа, ведущая в селение. Казалось, рука какого-то неразумного существа раскидала повсюду белые камни. Я, само собой, не геолог, но сообразил, что это известняки, которые образуются во влажных местах. Валуны были сухие, пористые. Из пор тянуло приятной прохладой — идеальное место для полуденной сиесты при условии, что туда же не заползут змеи.

Мы обошли громадную каменную глыбу, стали подниматься в гору и вдруг вижу: мой Ромилей растягивается ничком на земле и закрывает голову руками.

— Какого черта? Некогда нам тут расслабляться.

Ромилей ничего не ответил. Впрочем, ответа и не требовалось. Подняв взгляд, я увидел ярдах в двадцати надо мной троих чернокожих. Став на одно колено, они целились в нас. Человек восемь за ними заряжали ружья. Такая огневая мощь могла начисто смести нас со склона. Дюжина нацеленных на тебя стволов — не шуточки. Я бросил свой «Магнум-375» и поднял руки. Благодаря воинской подготовке я оценил хитрость низкорослого, выделанного из единого куска кожи пастуха, который сумел заманить нас в засаду. Есть несколько хитростей, которым не надо учить человека. Ухмыляясь во весь рот, я лег рядом с Ромилеем.

Один из чернокожих спустился к нам и без лишних слов, по-солдатски поднял «Магнум-375», наши ножи, приказал встать и обыскал нас.

Ружья у чернокожих были старые, доставшиеся, надо полагать, от генерала Гордона в Хартруме и разошедшиеся по всей Африке. Бедный генерал слишком усердно читал Библию… С другой стороны, лучше умереть, как умирают мужчины, нежели сгнить заживо в старой вонючей Англии.

Нам с Ромилеем приказали взять свои вещи и идти вперед. Я стал присматриваться к людям, к которым попал в плен.

Варири — народ помельче арневи, но и покруче. На мужчинах были только набедренные повязки, они шагали бодро, не зная, казалось, усталости. Я чувствовал глубокую необъяснимую неприязнь к ним. Будь хоть малейший повод, сгреб бы всех одной рукой и бросил с обрыва. К счастью, меня удерживало воспоминание о лягушках, и я решил придерживаться тактики выжидания.

Ромилей плелся с убитым видом. На лице его была написана решимость окончательно сдаться на милость победителя.

— Не унывай, приятель, — сказал я, хотя он вряд ли слышал. — Что они могут с нами сделать? Бросить за решетку? Депортировать? Требовать за нас выкуп? Спроси-ка, они собираются представить нас королю? Он близко знаком с Айтело и, думаю, говорит по-английски.

Испуганным голосом Ромилей задал вопрос одному из стражников, но тот как отрезал: «Харр ф!» — и стиснул зубы. Я сразу признал в нем бравого солдата.

Через две-три мили после ходьбы и лазанья по крутизне показалось селение. Дома здесь были побольше, чем у арневи, некоторые даже из дерева. В сгущающейся тьме постройки казались еще массивнее. Подступала ночь, на небе засветились звезды.

Королевский дворец был огорожен двумя рядами колючего кустарника вперемежку с остроконечными камнями величиной с исполинского тихоокеанского моллюска, способного заглотить человека. Перед ними тянулась клумба, засаженная растениями с ядовито-красными бутонами.

Подойдя ко входу во дворец, мы застыли в положении «смирно», но нас повели дальше, к центру селения. Люди, отложив ужин, выходили из своих похожих на пчелиный улей хижин, чтобы посмотреть на пришельцев и приветствовать их смехом и отрывистыми восклицаниями на высоких тонах. Между хижинами бродили коровы, и в свете угасающего дня я разглядел огороды на задворках. Похоже, варири жили лучше арневи, у них была вода, и, следовательно, им не угрожала моя помощь.