Время камней - Михаил Ежов

Император Камаэль шествовал по главной улице Тальбона во главе многочисленной свиты — почти все вельможи Урдисабанской империи собрались на похороны императрицы Флабрии, второй жены повелителя, матери принцессы Армиэль. Закрытый нефритовый саркофаг, покрытый тонкой резьбой и украшенный золотыми накладками, плыл на плечах двенадцати высокопоставленных придворных. Процессия должна была пересечь столицу и оказаться в Ниамаде, Городе Мертвых, древней усыпальнице царей Урдисабана.

Небо было затянуто тучами, солнце пробивалось только на востоке, где виднелся кусочек лазури. Дождь моросил мелкий, но противный. Над Тальбоном неслись заунывные звуки медных и бронзовых труб — таким образом жители столицы выражали свою скорбь. Они собрались на улицах, балконах и крышах, укрывшись от дождя под тростниковыми зонтиками, чтобы проводить императрицу в последний путь. Многие были одеты в белые траурные туники, препоясанные красными кушаками. Головы других покрывали особые шапки скорби, ордакки, закрывавшие лицо прозрачным покрывалом. И все эти люди дули в трубы, извлекая из них самые заунывные звуки, на которые были способны. Некоторые женщины вдобавок плакали, зачастую рыдая в полный голос.

Сафир шел чуть позади императора, рядом с четырьмя телохранителями, одетыми в торжественные одежды — белые туники и красные плащи. Они были вооружены полуторными мечами и несли в руках шлемы. Начищенные кирасы время от времени вспыхивали лучами отраженного солнца. Сафир знал их. Одного звали Раэль-Гард, другого — Амак-Шаиз, третьего — Вель-Габар, четвертого, почти ровесника самого Сафира, — Самаль-Кадар. Все они происходили из знатных родов и получили свои должности по наследству. Непревзойденные воины, с младенчества учившиеся держать в руках любое оружие, известное в Синешанне.

Армиэль шла справа от императора, вся в белом, с опущенной головой, накрытой ордакком. Сафир почти все время наблюдал за ней и видел, что девушка время от времени вытирает платком слезы.

Похоронная процессия свернула на улицу Двух Полководцев. До Ниамада оставалось еще около полумили. Сафир подумал о том, как странно, что, хотя саркофаг был пуст, все вели себя так, словно тело императрицы Флабрии лежало в нем. Интересно, есть ли еще в Городе Мертвых пустые гробы? Сафиру пришла в голову и другая мысль: будут ли хоронить Ухаэля и прочих пропавших пассажиров «Буревестника»? Но он отогнал ее, ведь его это не касалось.

К процессии постепенно присоединялись люди. Они выходили из домов, дули в трубы и громко стенали. Сафир вглядывался в их лица, стараясь понять, искренни ли их слезы, действительно ли смерть императрицы причиняет им столько боли. Он не мог поверить в то, что чужие, посторонние люди могут так переживать утрату человека, которого видели всего несколько раз в своей жизни, да и то издалека. Все торжество казалось ему маскарадом, где каждый притворяется изо всех сил, стараясь, чтобы его не уличили в отсутствии скорби.

Через полчаса процессия сделала еще один поворот и впереди показались пирамиды, гробницы, склепы и башни Ниамада. Их окружали древние курганы — захоронения прошлых столетий, когда для умерших еще не возводили каменных жилищ. Земляные холмы были позднее облицованы известковыми и гранитными плитами и оттого казались наполовину вросшими в землю шарами. На их поверхности концентрическими кругами располагались терракотовые фигурки воинов, жрецов, слуг, рабов, боевых коней и различных тотемических животных, в основном хищников. Эти обители мертвецов, вырисовывавшиеся на фоне серого неба, выглядели из-за дождя особенно печально, и Сафир невольно подумал о том, как, должно быть, грустно душам почивших царей и цариц в подобные дни.

Существу снился сон. Оно видело раскинувшиеся вокруг поля, колышущиеся словно морские волны на теплом ласковом ветру. Небо было голубым, облака — белыми. Существо ощущало предвкушение чего-то светлого и радостного. Это чувство напоминало нетерпение, ожидание, надежду. Оно увидело женщину, чье лицо было размыто: длинное воздушное белое платье, струящиеся по обнаженным плечам волосы, сверкающие драгоценности. С ней было связано нечто очень важное. Существо не могло вспомнить, что именно, и ощущало из-за этого боль. Потом все потемнело, исчезли поля, небо и женщина. Пора было просыпаться и продолжать путь.

Повинуясь голосу Хозяина, существо покинуло комнату в заброшенном доме с колодцем посередине и теперь ползло по каменному лабиринту — старым катакомбам, простиравшимся под Тальбоном. Это были следы древнего города, ушедшего под землю после памятного землетрясения, поглотившего большинство домов и множество людей. Иногда существу попадались какие-то скользкие твари, которые разбегались при его приближении или заползали под обломки, сверкая оттуда белесыми фосфоресцирующими глазами. Их можно было бы съесть, но голос не позволял отвлекаться и гнал существо вперед, по пути, которым оно никогда не ходило, но которым следовало столь уверенно, словно всегда жило в этом темном сыром лабиринте.

Длинное плоское тело скользило по бесчисленным коридорам, просачивалось в тоннели, люки и колодцы, с тихим шелестом огибало колонны и истлевшие скелеты погребенных под обломками жителей. Существо не обращало на них внимания.

Оно ощупывало дорогу длинными членистыми усиками и поэтому всегда знало, что впереди. Голос шептал что-то неразборчивое, но желанное, и существо неслось вперед, преодолевая милю за милей, пока вдруг не остановилось в просторном зале, освещенном единственным солнечным лучом, пробивавшимся через квадратное отверстие на потолке. В центре комнаты стоял продолговатый каменный бледно-зеленый… ящик? Его покрывали письмена, некоторые из которых показались существу знакомыми, но их значения оно вспомнить не смогло.

Здесь существо снова должно было ждать.

Процессия вошла в ворота Города Мертвых, где ее встретили жрецы, жившие в Ниамаде и приглядывавшие за могилами. Теперь они возглавили шествие, распространяя вокруг себя дым от ароматических масел, наполнявших золотые кадильницы на длинных тонких цепочках, которыми жрецы размахивали, словно маятниками. Впереди возвышался двенадцатиярусный зиккурат, в основании которого зиял квадрат тоннеля, ведущего в недра гробницы, — туда, где должен был покоиться нефритовый гроб императрицы Флабрии.

Сафир подумал о том, что и сам мог бы быть похороненным в пустом саркофаге, а его тело гнило бы на морском дне, объеденное рыбами и источенное солью. Он тряхнул головой, стараясь отогнать мрачные мысли. Но здесь, среди могил, мокрых от дождя, под низким пасмурным небом, сделать это было не так просто.