Время камней - Михаил Ежов

— Нет, господин. Разве что вы сами прогоните меня. Но вы ведь не собираетесь, нет? — голос Ирвина испуганно дрогнул. — Вы же не поэтому заговорили обо всем этом?

— Не знаю, Ирвин, — Дьяк взглянул на бледный месяц, висящий над фиолетовыми облаками. — Мне кажется, ты уже оказал мне все услуги, которые мог. И даже больше, чем следовало.

— Что вы хотите сказать?

— Ты ведь не знаешь, что я не могу иметь детей? — спросил Дьяк, продолжая идти вперед, не оборачиваясь.

Ответом ему было молчание. Потом Ирвин проговорил:

— Но ведь госпожа Маэрлинна беременна.

— И это удивляет меня. Полагаю, что тебя — нет.

— Что вы… имеете в виду?

— Не притворяйся, Ирвин. Я знаю, что никто, кроме тебя, не мог этого сделать. Ответь, зачем? Мне казалось, что у людей это не принято. Я думал, ты мне предан, — в голосе Дьяка слышались боль и разочарование.

— Да, господин! — лицо Ирвина пылало от смущения и стыда. — Вы правы, это… мой ребенок. Вернее, ваш! Он должен быть вашим. Госпожа Маэрлинна подозревала, что у вас не может быть детей, и она попросила меня… Словом, она знала, что я вам предан и готов на все. Ради вас, господин! Она очень любит вас и хотела, чтобы… Вы должны были считать, что он ваш. Вы были бы счастливы!

— Я не могу иметь детей никогда, Ирвин. — Дьяк остановился и обернулся. Вода доходила ему до пояса. — Вы оба ошиблись.

— Простите меня, господин! Я согласился на это ради вас.

— Поплыли до тех рифов, — Дьяк указал на черные, похожие на акульи зубы, скалы у разрушенного маяка.

Он погрузился в воду и широкими саженями направился к ним. Ирвин, задержав дыхание, окунулся, чтобы привыкнуть к ледяной воде, отдышался и последовал за своим господином.

Они плыли долго, пока не достигли черных рифов. Ирвин думал, что они повернут назад или вылезут, чтобы отдышаться (он бы предпочел последнее), но его хозяин вдруг нырнул. Прошло несколько секунд, но море оставалось спокойным — нигде не показывались ни пузыри, ни человеческая голова. Ирвин слегка забеспокоился. Его хозяин говорил, что не уверен, хочет ли жить. Что, если он утопился? Нужно было что-то предпринять, но что? Ирвин подплыл к скале и уцепился одной рукой за скользкий мокрый выступ. Было холодно и страшно. Он вдруг почувствовал себя одиноким среди водного простора, и даже камень под ладонями не добавлял уверенности. Если хозяин бросил его, то как он вернется в башню и посмотрит в глаза госпоже? Нет, уж лучше вечно сидеть на берегу, дожидаясь, пока море выбросит на песок тело! Ирвин с тревогой вглядывался в буруны, надеясь, что над ними все же покажется черноволосая голова.

Вдруг что-то схватило его за ноги и потащило вниз, под воду. Ирвин не успел даже вскрикнуть и набрать воздуха. Он погрузился, пуская пузыри и глотая соленую темную воду. Нечто держало его крепко и тащило все ниже — туда, где было так холодно, что сердце останавливалось. Потом его щиколотку захлестнула узкая петля. Веревка! Она крепко держала его, словно была другим концом прикреплена ко дну. Ирвин почувствовал, что жить ему осталось всего несколько секунд, и открыл глаза. Он увидел перед собой размытое пятно — это через зеленую толщу воды светлело лицо его господина. Ирвин встретился взглядом с двумя точками неподвижных черных глаз и понял, что сейчас умрет. Он мысленно простился с миром, и в этот миг в голове у него что-то лопнуло, и сознание потонуло в пылающей тьме.

Глава 4

Армиэль бросилась на шею Сафиру, не скрывая своих чувств. По ее лицу текли крупные соленые слезы. Она уткнулась в его грудь и молча вздрагивала от рыданий.

— Ну, перестань! — говорил Сафир, гладя ее по мягким, как шелк, волосам. Он не знал, что заставляет его невесту проливать слезы: его неожиданное возвращение или известие о смерти матери. А может быть, и то и другое? В любом случае он не представлял, какие слова утешат ее, и поэтому молчал.

— Я так рада тебя видеть! — сказала девушка, поднимая заплаканное лицо. — Я думала, что ты погиб. Ты не возвращался так долго! На поиски «Буревестника» даже отправили корабль.

— Мне повезло, — сказал Сафир, усаживая Армиэль на садовую скамейку и сам устраиваясь рядом. Они были в дворцовом парке, где и встретились после вынужденной разлуки. — Юнга на пиратском корабле помог мне. Не знаю, почему.

— Да? — девушка вытерла слезы. — Расскажи мне.

И Сафир поведал ей обо всех своих приключениях.

Потом они обнялись и молча сидели несколько минут, пока вдруг не начал накрапывать дождь. Тогда они поднялись и пошли во дворец, где началась подготовка к похоронам императрицы Флабрии.

— Я так тебе сочувствую, — в очередной раз сказал Сафир, взглянув на Армиэль, когда они поднимались по широкой мраморной лестнице. — Не представляю, что ты чувствуешь. Я своих родителей потерял еще в младенчестве.

Принцесса кивнула.

— Спасибо, милый. Наверное, тебя удивляет, что я не так сильно горюю о маме, как следовало бы, но ты же знаешь: мы никогда не были с ней особенно близки. Моим воспитанием занимался в основном отец. Он подыскивал и нанимал нянек, гувернеров, учителей и так далее. Мама большую часть времени проводила в башне, все искала способ продлить себе жизнь и сохранить молодость, — Армиэль грустно покачала головой, — но случай свел все ее усилия на нет. Какая ирония судьбы, ты не находишь?

— Да, наверное, — проговорил Сафир. Его не слишком удивили слова девушки, но он не был уверен, что должен обсуждать императрицу, даже покойную. Пусть он жених принцессы, но этикет никто не отменял.

Армиэль улыбнулась, догадавшись о его сомнениях.

— Все в порядке, — сказала она, — я все равно ее любила. Наверное, даже больше, чем она меня.

Во дворце Сафира и Армиэль встретил император. Он выглядел подавленным, но придворные знали, что он не слишком опечален смертью супруги, от которой в последнее время были одни неприятности. Нападение пиратов решило проблему более радикально, чем планировалось, но в этом имелись и преимущества, поскольку теперь можно не беспокоиться, что по стране поползут слухи, будто император сослал свою жену в монастырь.

Поприветствовав Сафира и дочь, он сказал:

— Четыре парусника уже отплыли из порта на поиски уримашских трирем, но не думаю, что нам удастся еще когда-нибудь увидеть несчастных… — На мгновение он замолчал, затем продолжил, обращаясь к Армиэль: — Мне очень жаль, милая, но боюсь, твою мать постигла печальная участь.

— Именно поэтому мы и готовимся к похоронам, — отозвалась девушка, — впрочем, ты никогда не любил ее. — В ее голосе не было упрека, она просто констатировала факт.