Иное решение - Андрей Семенов

Обед офицеры доедали, не поднимая глаз от стола.

После обеда они решили немного проветриться, посмотреть Москву. К подъезду подкатил ЗИС. Все трое сели в машину и покатили по улице Горького.

Чем сегодня еще можно было удивить Кольку? Он только что видел народных артистов, которых любила вся страна. Мог запросто подойти и пожать руку каждому. А тут – какая-то Москва. После часа езды по широким улицам и красивым мостам полковник заявил:

– Завтра – в Кремль. Надо быть в форме. Сегодня ляжем пораньше. Поехали в гостиницу.

Следующий день был продолжением сказки. В восемь утра в гостиницу явился Штольц и напомнил, что сегодня в двенадцать часов в Кремле им предстоит получить ордена из рук всесоюзного старосты. До Кремля было пять минут ходу неторопливым шагом, но Сарафанов и Осипов уже к десяти часам были побриты, причесаны, одеты во все новое, тщательно отутюженное. Боясь помять форму и нарушить стрелки на галифе, оба не решались сесть и мерили шагами гостиничный номер, пытаясь убить время. Наконец в одиннадцать Штольц сказал: «Пора», и они спустились вниз. В сторону Спасских ворот с Манежной площади, от ГУМа, из Александровского сада, от Васильевского спуска – отовсюду к Кремлю группами сходились празднично одетые люди. Через час в Большом Кремлевском дворце должен был начаться грандиозный спектакль в двух актах. Первый – награждение лучших людей Страны Советов, второй – концерт мастеров искусств в их честь. Освещать событие должны были более сотни журналистов. В сопровождении своих начальников и «прикомандированных» в Кремль стекались знатные шахтеры и оленеводы, передовые доярки и ткачихи, свинарки и пастухи. Стесняясь своей простоты, вышагивали продолжатели славного почина Алексея Стаханова и последовательницы Паши Ангелиной, заменившие за рычагами тракторов своих мужей и братьев, призванных прошлой осенью в бронетанковые войска.

В арке башни четверо сотрудников комендатуры Кремля в форме НКВД потребовали документы. Штольц предъявил временный пофамильный пропуск на трех человек: Сарафанова, Осипова и прикомандированного Штольца. Энкавэдэшники тщательно проверили его, ознакомились с личными документами всех троих и козырнули:

– Проходите, товарищи.

Весь имперский блеск, все державное величие дворца давили на Колю, когда он шел по анфиладе роскошных помещений. Даже всегда уверенный в себе Сарафанов несколько стушевался и стих. Они-то думали, что раз их так шикарно встретили на вокзале, то Калинин будет награждать только их двоих. Ну, еще, может, человек пять. А тут!.. Им и в голову не приходило, что такой прием – с авто, рестораном, гостиницей и сопровождающим – можно устроить для сотни орденоносцев.

Штольц показал им места в первых рядах, сам удалился на задние, куда отсеялись и остальные прикомандированные в военном и штатском, призванные изображать зрителей для газетных фотографий. Дальше Коля был немного разочарован. Их награждали не в числе первых, а ближе к концу. Козлобородый и невзрачный старичок Калинин слегка встряхнул Колькину руку двумя своими, вручил маленькую бордовую коробочку с орденом, сказал пару-тройку слов поздравления и… все. Нет, правда, Коле хлопали так же, как и он хлопал другим. Но небеса не разверзлись, глас трубный не прозвучал, и Коле показалось, что сам момент вручения награды прошел как-то буднично и по-рабочему. Калинин вручал награды, будто номер отбывал.

Между первым и вторым актом спектакля по сценарию сделали сорокаминутный перерыв. Пока в зале шла раздача орденов, в фойе второго этажа был накрыт длинный стол а-ля фуршет. Может быть, именно тогда и родилась легенда о знаменитых цековских буфетах, потому что к столу, действительно, не стыдно было пригласить гостей. Чтобы в своем повествовании не сбиться в стиль поваренной книги, я опущу описание напитков и закусок. Для любопытных отмечу, что водки не было. Были хорошие марочные вина и коньяки, ситро и соки – кому что по вкусу. Икра стояла не в кадках, а была намазана на бутерброды. Расстегаи, пироги с вязигой, мясные нарезки, фрукты – словом, все то изобилие, которое напрочь отсутствовало на прилавках в период с 1917 по 1991 год.

Народ вышел проветриться, прогуливался мимо столов, но подходить и брать что-либо стеснялся, дескать, в нашей деревне, кишлаке, ауле, поселке, тундре такого добра завались с верхом. Наконец самая отважная свинарка не выдержала и, желая вкусить от барской жизни, ухватила со стола бутерброд с зернистой икрой и стала прогуливаться уже с ним, отхватывая от него куски, будто бы в полной рассеянности. За ней к столу подошла полевод, потом трактористка, за ней знатный шахтер, а через минуту вокруг угощений гудел орденоносный улей, а какой-то чабан уже наливал свинарке хванчкару, предлагая выпить за знакомство.

Сглатывая слюну, Коля смотрел на стол и облепивших его орденоносцев, но подойти и попробовать хоть кусочек не решался. Ведь рядом стоял старший по званию, да и гордость не позволяла.

– Ну что же вы, товарищи, – воскликнул Штольц. – Там сейчас все без нас подметут! – И бросился за своей долей праздника.

Коля и Сарафанов проводили его взглядом, но с места не тронулись.

– Сарафанов! – окликнул вдруг кто-то полковника справа. – Алексей Романыч!

К ним подошел коренастый лысый мужчина лет сорока пяти в цивильном пиджаке. Сегодня Калинин вручил ему орден Ленина.

– Филипп Ильич? – Сарафанов вглядывался в подошедшего мужчину.

– Лешка!

– Филя!

Седой Лешка и лысый Филя обнялись, похлопывая друг друга по могутным спинам.

– Лешка, черт! Ты какими судьбами здесь?

– Мне орден вручали.

– И мне – орден. А я сижу, слышу знакомую фамилию, думаю, ты – не ты? Сколько же мы не виделись?

– Да лет восемь, пожалуй.

– Больше! Одиннадцать. Мы же с тобой в двадцать девятом курсы «Выстрел» кончали. Помнишь?

– Ну как же! Слушай, надо бы отметить встречу, – предложил Сарафанов. – И ордена заодно обмоем.

– Извини, сегодня не могу.

– Почему? Завтра же праздник?

– Служба такая. Кому праздник, а у меня завтра самый сенокос. Освобожусь не раньше четвертого.

– Ну, после службы заходи. Мы остановились…

– Я знаю.

– Черт! Откуда?

– Я же сказал, служба такая. Вот что, мужики, сдается мне, что ваш капитан форму для маскарада надел, а сам по другому ведомству служит. Уж больно рожа его мне знакомая. Может нехорошо получиться, если он меня с вами увидит. Я с Лаврентием Палычем ссориться не хочу, а вам с ним встречаться и вовсе ни к чему. Поступим вот как: завтра приходите на демонстрацию. Пропуска на трибуну вам принесут в номер. Все, мужики, я пошел, – он протянул руку, Сарафанов пожал ее на прощанье.

Мимо проходил какой-то комкор, дородный и важный.

– Степаныч, – окликнул его Филипп Ильич. – Иди-ка сюда, у меня к тебе дело есть.

Вместе с комкором он удалился, не привлекая к себе ничьего внимания.

XVI

Наступило Первое мая 1940 года.

Коля и Сарафанов проснулись ни свет ни заря и в десятый раз разглаживали форму и поправляли врученные накануне ордена. Накануне они даже не стали буйно обмывать награды, ограничившись бутылкой сухого вина и решив оставить этот вопрос до возвращения в дивизию. Из окна гостиницы было видно, как в сторону Красной площади идут толпы веселых, нарядно одетых людей. Около десяти часов промаршировали батальонные колонны войск, которым предстояло пройти на сегодняшнем параде. В начале одиннадцатого Коля и Сарафанов, потеряв терпение, вышли из гостиницы и направились на площадь занимать места. Справа и слева от Мавзолея построили две огромные трибуны для почетных гостей. Перед ними растянулась цепочка милиционеров в белых парадных гимнастерках и остроконечных шлемах. Коля вслед за Сарафановым прошел на левую трибуну, и они заняли места в третьем ряду с края, возле самого Мавзолея.

Коля осмотрелся вокруг себя, и у него перехватило дух. Вокруг него стояли люди, которых знала и которыми гордилась вся страна. Это были выдающиеся ученые, знаменитые артисты, крупные руководители, мужественные полярники, знатные полеводы и хлопкоробы, передовики производства – последователи Паши Ангелиной и Алексея Стаханова. Коля почувствовал себя не в своей тарелке. Ровно четыре года тому назад, день в день, лежал он на лугу, подстелив плащ дяди Коли и глядя в облака, и вокруг него жевали траву колхозные коровы. Всего четыре года прошло, и вот он, Коля Осипов, стоит тут, возле Мавзолея, на одной трибуне с лучшими людьми страны, а с его груди пускает солнечные зайчики бордовый орден. Пожалуй, впервые Коля задумался над тем, как он повзрослел за эти четыре года. И дело не в том, что он уже не подпасок, а красный командир, не в том, что занимает командную должность в штабе дивизии. Взрослым его делало то, что совсем недавно он видел смерть. И не просто видел ее совсем близко, он сам полз за ней и сумел ухватить ее за косу. За это и орден.