Ариссьель. Жизнь после смерти - Лиз Бурбо

лишь способ избавиться от чувства вины за отсутствие щедрости душевной, – заявляет Карина. – Так он откупался от нас за свое частое отсутствие. Лично я предпочла бы жить скромнее, но чтобы отец был рядом.

Внезапно ее вождение становится агрессивным, и она делает резкий поворот. Мона и Бен лишь молча переглядываются: они понимают причину такого всплеска эмоций.

– Я согласен, Карина, – замечает Бен. – Мне тоже так сильно хотелось, чтобы отец интересовался моими делами. Но мне казалось, что чем лучше у него шли дела, тем больше он критиковал меня. В последнее время я так много думаю о нем и о том, каким бы он мог стать дедушкой… Интересно, в роли деда он вел бы себя по-другому? Но теперь его больше нет, и все мои вопросы останутся без ответа.

Как хорошо, что он не знает, что я здесь и все слышу. Я и сам до сих пор не могу к этому привыкнуть. Вся эта история потрясла меня и заставила задуматься. Я – дедушка? Я изображаю лошадку, бегая на четвереньках? Нет уж, спасибо! Для этого я слишком молод, к тому же вообще не умею обращаться с детворой. Я пытался возиться и играть со своими детьми… Скучное занятие, меня лично оно быстро утомляло. Не всем мужчинам дано быть хорошими отцами. Как по мне, ты либо хороший отец, либо хороший бизнесмен. Эти две роли несовместимы. Мое предпочтение – быть бизнесменом. Работать и зарабатывать деньги – вот действительно мужское занятие. Разве может мужчина чувствовать себя хорошо, меняя подгузники, кормя малыша с ложечки или напевая колыбельные? Зачем стремиться заменить женщину? Ведь заботиться о ребенке – это ее задача, разве не так?

Я почти счастлив, что смог избежать роли дедушки. Уверен, что я бы ни за что не смог оправдать ожидания Бена. Для него это был бы еще один повод для разочарований.

– Перестань сожалеть, Бен, – просит Карина раздраженно. – Это ничего уже не изменит. Ты напрасно сам себя огорчаешь. Лично у меня только одно желание: поскорее покончить со всеми этими формальностями и вернуться к своей привычной жизни.

Карина втискивается между другими автомобилями на парковке итальянского ресторанчика на бульваре Согласия в Лавале, кстати совсем неподалеку от моего дома. Она здесь частый гость. Дочь резко останавливается: все еще злится. Выскакивает из машины и быстрым шагом направляется в сторону ресторана. Ей явно не терпится покончить со всем этим и перевернуть страницу! Бен и Мона едва поспевают за ней.

Еда заказана, и Мона решает начать разговор:

– У меня к вам одна просьба: постарайтесь не судить Ариссьеля слишком строго. Конечно, он не был таким отцом, о котором вы мечтали, но он поступал как мог. Бедняга, он настолько не принимал своего собственного отца, что всю жизнь стремился быть другим и никак не походить на него. Сейчас, прочитав много книг и посетив некоторые тренинги, я лучше понимаю природу человека. Сейчас я знаю точно: пока вы вот так злитесь и обижаетесь на него, вы только себе вредите.

И она продолжает, рассказывая о своих собственных эмоциях:

– Я пообещала себе, что когда в следующий раз буду в Квебеке, то обязательно договорюсь с ним о встрече. Я собиралась сказать ему, что у меня нет ни малейших обид на него. Я признаю, что он делал для нас все, что мог. Мои упреки в адрес Ари – это все то, в чем я упрекала своего отца, будучи ребенком. Но тогда я всего лишь повторяла слова матери. Я ожидала, что Ари сможет дать мне все то, чего я девочкой не получила от отца. Но теперь я знаю, что мы должны избегать таких ожиданий. Разве что партнеры заранее договорятся между собой, что будут давать друг другу то, чего каждому из них не хватало в детстве.

Наконец, именно благодаря отношениям, которые сложились между мной и вашим отцом, я начала искать, занялась самопознанием, пыталась понять, как мне исцелить свои травмы детства. Желая встретиться с Ари, я думала поделиться с ним всеми своими открытиями. Но теперь я смогу пообщаться с ним только на уровне душ, на незримом плане. И я искреннее желаю, чтобы и вы тоже могли в душе примириться с ним. Это дает такую свободу… Если бы вы знали!

Надо же… А ведь еще недавно она считала меня бессердечным, эгоистом, эгоцентричным, гордецом… Неужели она правда больше не обижается на меня? Невозможно в это поверить! Конечно, она делает это, только чтобы помочь детям, это ее конек! Хотя… Опять это розовое свечение… Теперь вдруг его начинает излучать Мона. Такое же свечение излучал Бен там, в морге, и я снова чувствую, как этот свет успокаивает меня. Говоря с детьми о прощении и принятии, Мона начинает светиться. Нужно ли мне привыкать ко всему такому? Спрошу МИШАЭЛЯ…

Нет, отложу это на потом: ужасно интересно, что будет происходить в ресторане, не хочется пропустить ни слова. Кажется, детей слова матери не очень воодушевили, но вызвали много новых вопросов. Они молча и удивленно переглядываются. Наконец Карина решается сказать:

– Спасибо, мама, что хочешь поддержать нас и помочь нам. Ты права, он был таким, каким был, и назад ничего не вернуть. Наверное, он действительно делал все, что мог, но меня не переубедить: если бы он любил нас, своих детей, хотя бы вполовину от того, как любил свою работу, то постарался бы что-то изменить. Вот здесь нас трое, и каждый из нас считал его бессердечным. Выходит, мы правы! Так кто должен был измениться – мы или он? Я убеждена, что он, и только чудо может заставить меня думать иначе!

Мона нежно смотрит на нее и говорит:

– Хорошо. Лично я верю в чудеса. Буду молиться, чтобы такое чудо произошло и с тобой.

Разговор прерывает официант. Мона предлагает выпить вина. Карина отказывается, а Бен соглашается: бокал красного – отличное дополнение к его спагетти.

– Да, вино помогло бы мне расслабиться, но нужно сохранять благоразумие, ведь мне еще везти вас домой, – говорит Карина. – Вот Бен за меня выпьет…

И, оборачиваясь к брату, добавляет:

– Вижу, ты действительно огорчен: второй раз пьешь вино за эти два дня!

Бен словно не слышит замечания сестры. Словно во сне, он задумчиво и нервно жует. А раздумывает он над тем, чем только что поделилась… нет, что только что утверждала мать: действительно ли можно однажды перестать обижаться на кого-то? А я слышу его, словно он рассуждает вслух:

«Как бы я хотел, чтобы