Вкус крови - Мария Семенова

– Ничейный, что ли? – Бастинда смотрела на ребенка ласковыми глазами. – Может, тогда я его заберу, а? Посажу его у дверей, бумажку повешу, что беженец.

Ему-то всякий поверит. Денег наберет…

– Да ты чего? – вступил в беседу Веня. – Куда его на улице сажать, он же замерзнет. Ты в переходе метро его посади. Там и народу больше пройдет, да в тепле и подают лучше – руки не мерзнут за кошельком лазить.

– В метро-о! – протянула Бастинда. – Ну скажешь, как в лужу пернешь… Там знаешь почем место? Это ж я без штанов останусь!

– Во дура! Без штанов… Кому, на хер, штаны твои нужны… – фыркнул Веня.

– Ты башкой думай: черномазенький тебе в два дня отработает! Это же золотой мальчик. Сам бы занялся, да не мой профиль.

– А курточка какая на нем хорошая! – Бастинда смотрела на негритенка, и в ее мозгу закрутились неясные мысли, которые можно было бы назвать «деловыми». – Ах ты, маленький, ну иди сюда.

Негритенок понял, что обращаются к нему, и вопросительно оглянулся на буфетчицу. Та только пожала плечами. Видя, что на мальчика больше никто не претендует, бомжиха уверенно подошла к нему и взяла за руку.

– Пойдем, – сказала она, – пойдем со мной. Сейчас я тебя спать уложу. Место у нас хорошее, рядом с камерой хранения, теплое. Курточка-то у тебя какая…

Найдем что-нибудь на замену…

Негритенку тетя не понравилась. Он отодвинулся от нее, испуганно моргая глазами.

– Ишь, губошлеп лупоглазый! Как звать-то тебя? – Бастинда старалась говорить нежно, от чего стала похожа на сказочную Бабу Ягу в исполнении Лебедева.

– Да он по-русски ни бельмеса, – прошамкала Нюшка, с вожделением следя за кусочком шоколадки, которую негритенок не успел доесть и теперь держал в руках, забыв о ней перед лицом грозящей опасности.

– Отстаньте от ребенка! – раздался за спиной у Бастинды голос. Та оглянулась и увидела пассажира в черной кепке.

– А ты ему кто, мать? – визгливо заорала бомжиха, понимая, что добыча уплывает из рук. – Ты-то чего к нему грабли тянешь? Знаем таких! Уведешь в кусты, да и поминай как звали. Много вас тут таких, вона на той неделе женщину убили, небось ты и убил, ублюдок, маньяк сраный!

– Мальчика надо сдать в милицию! – решительно заявил мужчина.

– А я что хотела? Теперь про милицию заговорил! Вот вместе и отведем.

Мужчина решительно взял негритенка за руку. Тот вздрогнул, выронил остаток «сникерса», но подчинился.

– Я за тобой пойду! – визжала Бастинда. – Я посмотрю, куда ты его ведешь!

Мужчина вышел из буфета такими большими шагами, что мальчику пришлось бежать рядом с ним. Замкнула шествие Бастинда, успевшая по дороге прикурить полученную сигарету, – она шла сзади, хрипло осыпая проклятиями «похитителя детей».

– Небось в детский бордель думал сдать, мразь ты эдакая! Мало девок с пеленок путанками делают, так им теперь мальчишек подавай! Не выйдет!

Все, кто находился в буфете, с интересом смотрели им вслед, а подъедала Нюшка ловко подскочила к упавшему кусочку «сникерса» и молниеносно отправила его в рот.

– Люблю сладенькое, – промурлыкала она.

– В детской комнате до ночи будет сидеть, – глубокомысленно заметил Веня.

– А потом в обезьянник до утра. А чего? Там тепло. Клопы только развелись, я так слышала, – ответила Зина и повернулась, чтобы обслужить подошедшего покупателя.

Потапыч в это время боролся с беспределом, который пытался учинить постовой Чекасов, отказывая Леньке Косому в праве ночевать в углу зала ожидания.

– Ну, Виктор, ты же знаешь, посторонних мы сюда сами не пустим, а Ленька наш, прописанный.

– Он пьян и нарушает, а ты отвали, – сурово говорил Чекасов, для острастки помахивая дубинкой.

Потапыч хорошо знал и самого Чекасова, и его гвардию, а потому не особенно испугался.

– Устал человек, отдыхает, – примирительно сказал он. – А что выпил, так будто ты с устатку не выпиваешь;

– Интересно, на чем это он так перетрудился, что устал? – ехидно ухмыльнулся Игорь Власенко.

– Ладно, ребята, давайте по-хорошему. С Ленькой я завтра сам разберусь, а вы оставьте его в покое. Он лежит культурно, не базланит, не выступает, к пассажирам не пристает. Человек он хороший. У него, между прочим, высшее образование. Слушай, Вить, он ведь книжек больше прочитал, чем все ваше отделение, вместе взятое, понял? И такого человека ты на мороз хочешь выбросить! Слушай, ты меня не первый день знаешь. Оставляйте под мою ответственность. Да и вообще, чего херней заниматься, пойдем лучше по пивку вдарим.

– Угощаешь, что ли? А деньги откуда? Украл небось?

– Обижаешь, начальник! – торжественно заговорил Потапыч. – Спроси здесь, на Ладожском, кого угодно: Потапыч чужого не берет. Он только подбирает. – И в подтверждение своих слов непризнанный глава бомжей ударил себя по застежке вылинявшей куртки, в которую был облачен.

– Ладно, ладно, знаю, какой ты у нас святой. – Чекасов опустил дубинку, и патрульно-постовая служба вместе с Потапычем вышла на привокзальную площадь.

В редакцию журнала, носившего звучное имя «Домострой», Самарин добрался только к концу рабочего дня. В былые времена он бы рисковал уже никого не застать на рабочем месте, но при новых порядках все радикально изменилось. В половине шестого сотрудники оставались на местах и работали.

Журнал, как выяснил Дмитрий, имел самую прозаическую направленность: в нем можно было прочесть о том, как самостоятельно настелить линолеум и прибить новый плинтус, как побелить потолок при помощи пылесоса, какие растения можно высадить на подоконнике в затемненной квартире и о многом другом подобном.

Константин Сорокин заведовал отделом писем и одновременно вел поэтическую страницу, которая выходила раз в квартал.

Сейчас он сидел в своем крошечном кабинете и, обхватив голову руками, пытался вчитаться в очередное письмо:

«Дорогая редакция, после последнего ремонта оклейки комнаты обоями концы их со временем стали пузыриться и закатываться внутрь, что создает обиталище для тараканов, с которыми мы уже устали бороться. Мы использовали обойный клей, подмазали концы, расправили и снова приклеили. Но они опять начали вздуваться и закручиваться. Что вы нам посоветуете? С большим уважением Татьяна и Алексей Денисовы, Москва, Матвеевская, 18».

Константин с отвращением отшвырнул конверт и принялся за поэтическую страничку. Следовало создать строки, сопутствующие рекламе гигиенической губной помады как профилактики герпеса.

Он начал работу еще до всех ужасных событий.

И теперь перечитывал написанное:

Любит – не любит, Какая досада!

Ромашку не хочется рвать.

А может быть, просто губная помада Поможет мне правду узнать?

Слизну на губах – значит, любит.

Сотру со щеки – значит, нет.

Пусть кто-то меня и осудит за этот эксперимент.

Рифма «нет-эксперимент» не нравилась, но Костя был сейчас не в том состоянии, чтобы придумать что-то лучшее.

Оставалась последняя строфа. Здесь надо было наконец объяснить, что помада-то гигиеническая.

Любит – не любит, Пустая бравада!

Не стоит ромашку пытать, А лучше пойти в магазин за помадой…

Костя мрачно взглянул в зеркало на свою опухшую, небритую физиономию и добавил:

И бритвой щетину сбривать!( Стихи Р.Б.Зуева.) Написалось само собой.

В этот момент открылась дверь и вошел следователь Самарин.

Дмитрий уже видел Константина Сорокина. Он по-прежнему казался каким-то растрепанным. Видимо, еще не пришел в себя после опознания. Но теперь Самарин смотрел на него с иной точки зрения. Сорокин совершенно не походил на донжуана, записного сердцееда, изменяющего жене направо и налево. Надо полагать, это была первая измена за шесть лет совместной жизни. Но первая – она и самая тяжелая.

– Ну что ж, Константин Григорьевич, расскажите, что и как происходило в вашей семье до… гибели Марины Александровны.

Костя провел рукой по волосам, помолчал, а потом заговорил быстро и бессвязно:

– Я сам не понимаю, как это произошло. Я ведь ее любил, люблю. И она это прекрасно знала. Я никогда, да что там говорить, разве можно обманывать такую женщину… Это какое-то умопомрачение. Джин-тоник этот, отрава настоящая! Где это видано, чтобы полтора литра спиртного стоили пятнадцать тысяч. Химия, сплошная химия! Был мой день рождения, ну и мы тут в конторе нашей, естественно… Ну у нас принято… Сели еще в обеденный перерыв… Этот джин-тоник московский, водка, вино какое-то, кажется «Кодру».

– Хорошая смесь, – сухо заметил Самарин.

– Гремучая, – кивнул Костя. – Надарили мне чего-то… А Лариса, секретарша нашего главного, вызвалась поехать вместе со мной – ну ради такого дня он редакционную машину разрешил взять. А Лариса говорит, у меня еще сюрприз.

Приехали мы, значит, а сюрприз этот оказалось какое-то белье. Понимаете, трусы, причем мужские, но просвечивающие, в общем сексуальные. И говорит, давай примерим, как они тебе – по размеру или нет. Бутылка еще откуда-то взялась. А Лариса, она, знаете, такая… без комплексов в этом плане. Ну как-то вот так и получилось. Она меня раздела, вроде одетая была, а смотрю – она и сама уже только в белье, тоже таком… просвечивающем. Ну и… – Костя обхватил голову руками. – А тут открывается дверь и входит Марина. Она, оказывается, отпросилась. Из-за моего дня рождения. В общем, все вышло ужасно, просто ужасно… И главное, Лариса. Вот еще что. Это Марину особенно задело… Она же знала ее – еще по школе.