Воспитание мальчиков - Наталья Нестерова

С первыми двумя заданиями Никита справился, а потом его спросили:

— Представь, что на весах стоит петух, который весит три килограмма. Петух поднял одну ногу, сколько он теперь весит?

— Полтора килограмма, — ответил Никита.

«Срезали!» — испугалась я.

Но Никиту спросили, сколько будет, если сложить три раза по полтора, и он ответил правильно: четыре с половиной. За умение складывать по полтора, наверное, и взяли.

Когда через два года на аналогичный экзамен я вела Митю, то по дороге вспомнила про петуха, задала задачку. Митя тоже ответил нетривиально:

— Петух нисколько не будет весить, потому что у него сместится центр тяжести, и он упадет с весов.

Занятия в школе начинались в восемь тридцать, детей надо было привозить к восьми пятнадцати. Никиту будили без четверти семь. Одевали — буквально, потому что он продолжал спать стоя, умывали, заталкивали в него завтрак. В семь пятнадцать выскакиваем из дома — до метро десять минут галопом или пять минут на автобусе, если он подошел и если мы втиснулись. Тридцать пять минут на метро от «Красногвардейской» до «Горьковской» (ныне «Тверской») и еще троллейбусом до Никитских ворот пять минут или пятнадцать минут пешком.

В теплое время года еще терпимо. Зимой — мука. Хотя наша станция метро конечная (или начальная), захватить сидячее место удается редко. Стоим: у меня в руках своя сумка, Никитин портфель, мешочек со сменной обувью, его шуба и шарф — раздеваю, потому что из-за духоты и жаркой одежды он сознание теряет. Место уступали редко. Не из черствости, не из пренебрежения призывам по радио: «Уступайте места пассажирам с детьми». Просто мы думаем, что «с детьми» — это если с младенцами на руках. Я сама стала вскакивать, давать место детям-школьникам, когда на примере собственного сына убедилась: ребенку очень тяжело стоять неподвижно десятки минут. Перед выходом надо умудриться снова одеть сына, чтобы не терять время, расписанное по минутам.

Восемь пятнадцать, успели переобуться в школьном гардеробе, я торопливо прочитала родительскую мантру про то, что надо хорошо себя вести, Никита сделал вид, что внял. Выскакиваю из дверей школы, до начала рабочего дня сорок пять минут. Тридцать из них — на магазины. В мясном отделе гастронома сейчас как раз должны вынести первое порубленное мясо, может, и кур «выбросят». Если не успеваю купить свою говядину («мне, пожалуйста, чтобы на первое и на второе»), если с первого лотка предыдущие покупатели все сметают, то прошу позади меня стоящего: я отойду на минуточку, запомните? И пулей — в овощной магазин. Отличный овощной был на улице Герцена, ныне Большой Никитской, я там, наверное, купила тонны моркови, и капусты, и свеклы, и яблок, и бананов… Про тонну бананов — это слишком. Любим мы про тяжелую советскую молодость преувеличить.

Главное было на работу, в редакцию журнала «Пожарное дело», где я тогда трудилась, примчаться хотя бы за десять минут до прихода других сотрудников. Воткнуть в розетку электрические щипцы, достать косметичку и придать лицу товарный вид. Подкрутить щипцами челку и виски, а на затылке у меня игривый конский хвост. Затылок приводить в порядок — это добрый час, это только в гости или по праздникам. Всё! Успела. Кто сказал, что я загнанная лошадь? Я современная молодая женщина, удачливая и остроумная.

Несколько раз не успевала привести себя в порядок, выстаивая за мясом, и тогда коллеги спрашивали, не заболела ли я? «Сейчас выздоровлю!» — убегала в туалет и там красилась.

К обеду я начинала ерзать на стуле. Заведующий отделом, прекрасно знающий мои обстоятельства, что мне ребенка из школы встречать, если позволяла ситуация, махал рукой:

— Идите уж, идите! Только…

— Вот! — хватала я папку со стола. — Все отредактирую, заметку напишу. Дома.

Как же! Дома работы непочатый край. У Никиты надо домашнее задание проверить и, как правило, с боем заставить переписать. С Митей занимательной математикой и физикой позаниматься. Ведь грех не стимулировать интересы ребенка. И еще ужин приготовить. И еще школьная форма! Мое проклятье эти синие брюки! Каждый день с коленок приходится выводить жирную оранжевую мастику с помощью утюга и промокательной бумаги. Какой враг натирает в школе паркет мастикой? И брюки эти рвутся каждый месяц, опять-таки на коленках. Ну почему у нас не девочка? Колготки легче купить, чем мальчиковые форменные брюки, размеры которых все не подходят и не подходят.

«Комсомолку» тогда подписывали в печать очень поздно, муж приезжает домой и в лучшем случае успевает прощальное «Спокойной ночи!» сыновьям сказать. Мама тоже без продыха, она с Митей по магазинам ходила, поскольку моя лепта — слабое вливание, и у плиты стояла. У нас постоянно живут родственники и друзья, приятели остаются ночевать, потому что из Орехова-Борисова выбраться не так-то просто. Всё это милые, родные, интересные люди, но их надо кормить и устраивать на ночлег. Один из наших друзей остроумно сказал:

— Встал ночью, по надобности. Ищу туалет, открываю двери. А за каждой — ноги, ноги, ноги…

К вечеру я — выжатый лимон. Но есть безотказное средство — крепкий сладкий чай. Выпила — и снова бодрячком. Сижу на кухне, редактирую, пишу статьи. Воображение разгулялось, можно что-то и для души сочинить. А утром — расплата. Мама сонного Никиту поперек талии обхватила и умываться волочет. Но и я не краше, меня мотает, глаза не открываются, бьюсь об стенки.

— Возьми себя в руки! — хмурится мама.

— Да, да, сейчас чаю — и в руки.

Вечером все повторяется. Статью писать или друзья приехали — легко, только крепкого чаю приму.

Чайный допинг довел меня до полного упадка сил.

Приползла к врачу, говорю:

— Я совершенно здорова, но я не могу жить. У меня ничего не болит, а сил нет. Доктор, я понимаю, что говорю глупости, но это честные глупости.

Врач измерила мне давление. Девяносто на пятьдесят.

— Дети есть?

— Да, мальчик и мальчик.

— Я выпишу вам больничный. Отоспитесь.

Добрая душа! Сама, наверное, такая. Да и кого из

моих сверстниц миновала сия чаша?

Выспавшись, я вернулась к жизни — активная, веселая и готовая к подвигам или хотя бы к проделкам, в которые вовлеку своих сыновей.

Памятуя, каково молодой матери из-за вечного недосыпа, я сегодня (на даче, когда все собираются) машу с вечера на невесток руками: утром спите, спите, я с внуками буду, а вы — высыпайтесь. Девочки становятся в двадцать раз краше, хотя куда уж боле. Главное — становятся свежей умом — остроумными, озорными, каламбуры из них сыплются, улыбки не сходят с лиц. Отдохнувшая женщина — это великая сила! Вы видели что-нибудь прекраснее, чем благополучная, счастливая выспавшаяся молодая мама?

Мальчики, мои сыновья, тоже, конечно, не дураки поспать, даже не дураки в квадрате. Но на мою снисходительность им не приходится сильно рассчитывать. С вечера объявляю список работ, которые им предстоит выполнить в выходные.

В одном из первых моих романов «Позвони в мою дверь» главная героиня — юная мать, у которой младенцы-близнецы, и растит она их практически одна. Недосыпание хроническое, понятное дело. Три минуты покоя — села на диван, тут же отключается. Этот роман я подарила одной молодой женщине. Она мне потом рассказывает:

— Рыдала над первыми страницами.

— Чего рыдать? — не поняла я. — Там завязка сюжета, никаких душещипательных сцен.

— Я беременна, — призналась моя читательница, — представила, что сама так буду, точно зомби.

— Как это по-нашему, — рассмеялась я, — по-женски. Писательница сгущает краски, а читательница ещё подбавляет эмоций.

Отпускать меня с работы в обед ежедневно, конечно, не могли. И тогда за Никитой ехала мама. Вместе с Митей, чей дневной сон протекал в метро. Если время позволяло, мама не будила Митю на «Горьковской», и они ехали до конца ветки, потом — назад. На обратном пути спал Никита, а Митя читал.

Зачем, спросите вы, было мучить детей, да и себя тоже? В ответ я скажу, что в Никитином классе из двадцати пяти человек только трое учеников ходили в школу пешком — их приняли без экзаменов, по месту жительства. Остальные — как мы, с далей и весей московских, куда разбросало небогатую интеллигенцию. Среди родителей не было ни генералов, ни завмагов, ни чиновников высокого ранга. Только инженеры, младшие и старшие научные сотрудники, врачи, мы — не звездные журналисты, да артистическая братия без званий. Правда, рабочих не было, как и родителей без высшего образования. Всех нас объединяло стойкое убеждение: уж коль учить детей, то учить по-настоящему, даром время не терять. Детсадовское разгильдяйство можно перетерпеть, а школьное — извините!

Закончу эту главу событиями современными. Год назад мой внук Кирюша пошел в детский сад. И буквально в первые дни случилось невероятное — Кирилл бросился на воспитательницу с кулаками. Я была в шоке. Не потому, что я боготворю внука, ясное дело, боготворю. Но еще хорошо его знаю, вернее — чувствую, будто у нас общая нервная система.