Надежда рода: убить императора - Тимофей Тайецкий

жаркого и густого красного супа, который уже дымился на столе. Слуги были ловкими и слаженными, но я не мог не заметить, что их мастерство было вызвано не столько профессионализмом, сколько желанием угодить непростому характеру хозяина.

Когда я вошел в зал, дядя Юрген кивнул мне в знак приветствия и показал место рядом с Раманом. Я заметил, как Раман скосил на меня недовольный взгляд и только после того, как присел, я понял, почему: с него несло соленым потом, перемешанным с запахами лошадиного навоза, которые проникали в каждые уголки зала.

Я уже хотел было сострить:

«Ты пьешь как лошадь, и даже не удивительно, что в лошадь превращаешься».

Но все же я сдержал свой смешок и сделал вид, что внимательно разглядываю скатерть, на которой стояли расставленные блюдца и тарелки.

Моя кузина Наташа, после того, что произошло в моей комнате не поднимала на меня взгляда и молча ждала пока слуги выполнят свои обязанности.

И только Мила с нескрываемым любопытством рассматривал мое обезображенное лицо, но она была настолько воспитана, чтобы не задавать лишних вопросов, поэтому я старался вести себя в соответствии с этикетом и не обращал на ее взгляд особого внимания.

Тем более мы с ней и раньше не особо общались, обходясь лишь формальной вежливостью и улыбками.

Когда на стол передо мной была положена пара лепешек с медом, тарелка с супом, в котором плавало мелко нарезанное мясо, и кувшин сладкого напитка, у меня уже текла слюна, но я старался скрыть своё нетерпение.

Я знал, что перед тем, как мы сможем начать есть, необходимо дать главе рода притронуться к пище первым, как в знак уважения, и мы ожидали, пока дядя не начнет трапезу.

Я смотрел на него, не отрывая взгляда, и наконец понял, что им завладели какие-то глубокие мысли, которые не позволяли ему насладиться прекрасной пищей, лежащей перед ним на столе.

Когда слуги удалились на кухню, он наконец-то нарушил молчание:

— Ну, вот и наконец-то ты вернулся, Алекс, — прогремел его бас глубоко и устремлённо в мою сторону, словно леденящий холод пронзающий меня насквозь. Он ни секунды не убавил своего интенсивного взгляда, который казался не только немигающим, но и проницательным, как будто он смог бы прочесть мои мысли.

И тут он повторил, словно убедившись, что я действительно вернулся:

— С возвращеньицем, так сказать. Тебя не было слишком долго.

С каждым его словом я чувствовал, как мой страх и неуверенность только нарастают. И тут он внезапно упомянул об обычае, который я часто слышал, но никогда не испытывал на себе.

— Кто долго отсутствует, имеет право отведать пищу первым, — произнес он с уважением в голосе. Эти слова наполнили меня еще большей неуверенностью, словно он намекал на что-то большее, чем я мог представить. — Говорят, даже сам Властелин Ночи не смеет оспаривать его, — добавил он, словно подчеркивая важность этого обычая.

Да уж в этих землях было столько обычаев и традиций, что ни одна человеческая душа не смогла бы их освоить и запомнить. А может быть он сам только что придумал, чтобы заставить меня хлебнуть отравленного супа.

Я решил это выяснить. Подняв на него глаза, я заметил, как переменилось выражение его глаз. В первый момент я подумал, будто в них появилась насмешка, но тут же понял, в чем дело.

Раньше от его взгляда у меня пробегал холод, теперь в нем появились удивительная мягкость и тепло, которое медленно растекается по моему телу и мне показалось, что зря я подозревал его в злой воле.

— Конечно дядя, я знаю этот обычай, — соврал я, хватая правой рукой серебряную ложку.

Медленно зачерпнув немного супа с самого края тарелки, я поднес ее к губам и подул на жидкость. Осторожно попробовав, на вкус я утвердился в своих предположениях — это действительно был суп, но без какого-либо странного привкуса, который непременно должен был быть при обычном использовании яда.

Все же аристократы империи были признанными алхимиками во всей Европе и при желании они могли бы синтезировать отраву любой силы.

Все это время я ощущал на себе неотрывный взгляд дяди и когда я проглотил порцию супа он одобряюще захлопал и сказал:

— Молодец, ты мой настоящий племянник и не просто племянник, а герой войны сумевший выбраться из пекла.

Я думал он просто тянет время, пока яд начнет действовать, но я окончательно успокоился, когда он взял ложку и приступил к еде, а вслед за ним и все присутствующие за столом.

Когда мы почти доедали, я решил реализовать свой план, который я задумывал с тех пор, как приклеил этикетку от бутылки на плечо Рамана в электрокаре. Он сидел слева от своего отца, и я усмехался про себя, когда дядя бросал на него странные взгляды. Я вытащил пустую бутылку Рамана из-под своего жилета и тихонько подложил её под стол. Когда у меня появилась возможность, я легким пинком ноги подкинул бутылку в сторону моего дяди так, чтобы она остановилась между его ног и казалось, что выпала из кармана Рамана.

Я понял, что затея удалась, когда дядя Юрген вдруг недоуменно застыл, а затем в его глазах появились проблески недоумения.

Он наклонил голову вниз и застыл уставившись у себя между ног и в то же время я понимал какая буря чувств его одолевает еще до того, как он поднял голову и взглянул на Рамана такими глазами, что я бы не никогда не хотел оказаться не его месте.

Все остальное я понял из переглядываний моих родных и звука тихого позвякивания посуды на столе, постепенно сходящего на нет. Назревала буря и тут уже терпению дяди пришел конец, когда он покраснел, а вены на его шее вздулись и приобрели синий цвет.

— Раамааааан! Ах ты конская подкова! — взревел он. — Значит, это ты паскуда воруешь мои запасы из погреба!?

Когда я увидел, как мой кузен сжался от страха и зажмурился, чтобы не видеть этих громадных гневных глаз, словно у разъяренного быка, мне стало его жалко. Но я знал, что это лишь начало моей мести, и ничто не остановит меня.

Раман, похоже, догадался об истинных мотивах моих действий, и пока его отец готовился наказать его за все проказы, Раман успел несколько раз бросить на меня взгляды, полные ненависти и презрения.

— Я тебе еще припомню, — прошипел он сквозь зубы, мрачно глядя мне прямо в глаза. — И не надейся, падаль, не прощу!

Я лишь усмехнулся довольный своей новой выходкой.

Моя двоюродная