Тайны Кремля - Юрий Жуков

И все же, при всей компромиссности постановления, недоговоренности, оно сыграло важную роль — выразило определенную твердую позицию части узкого руководства. То его намерение, которое незаметно практически для всех уже проявилось при подготовке обязательных праздничных «лозунгов» (позднее именовавшихся «призывами») — к очередной годовщине Октябрьской революции. Рассматривая 1 ноября их проект, представленный Андреевым и Ждановым, Сталин вычеркнул те из них, которые напоминали об «охоте на ведьм», о шпиономании, либо призывали продолжить их: «28. Ликвидируем полностью во всех отраслях народного хозяйства последствия вредительства право-троцкистских наймитов иностранных разведок. Превратим СССР в неприступную крепость социализма!.. 52. Разоблачим до конца всех и всяких двурушников! Превратим нашу партию в неприступную крепость большевизма»[68]. Вместе с тем, крайне сложную, даже пока непредсказуемую ситуацию характеризовало и иное. Прежде всего то, что в постановлении от 17 ноября далеко не случайно отсутствовали обязательные в подобных документах «оргвыводы». Имена виновных, меры их наказания.

Вместе с тем крайне сложную, напряженную, даже пока непредсказуемую ситуацию той недели характеризует и иное. Прежде всего, твердое намерение Сталина и Молотова несмотря ни на что, незамедлительно и любыми средствами остановить массовые репрессии, прекратить царившую в стране вакханалию произвола. 15 ноября они подписали отправленную тогда же строго секретную циркулярную телеграмму, предвосхищавшую, а вместе с тем и до некоторой степени подменявшую то самое постановление, которое еще предстояло — только через два дня! — принять. Телеграмма гласила:

«Строжайше приказывается:

1. Приостановить с 16 ноября сего года впредь до распоряжения рассмотрение всех дел на тройках, в военных трибуналах и в военной коллегии Верховного суда СССР, направленные на их рассмотрение в порядке особых приказов или в ином, упрощенном порядке.

2. Обязать прокуроров военных округов, краев, областей автономных и союзных республик проследить за точным и немедленным исполнением. Об исполнении донести НКВД СССР и прокурору Союза ССР»[69].

Весьма возможно, такая поспешность возникла только из-за того, что и Сталин, и Молотов далеко не были уверены в утверждении проекта подготовленного постановления членами ПБ, а может быть, не исключали и возможности обструкции. Нельзя исключить и иного — опасения Сталина и Молотова саботажа или прямого сопротивления со стороны местных органов НКВД, партийных комитетов. Основанием для такого предположения является существенное сходство текстов обоих документов. Если телеграмма прямо требовала донести об исполнении центру — НКВД и прокурору СССР, то в постановлении явно не случайно отсутствовали обязательные в подобных случаях упоминание виновных и оргвыводы по отношению к ним. Вопрос о том всплыл позже, спустя два дня.

19 ноября было созвано весьма редкое по тем временам заседание ПБ. Присутствовали же на нем Сталин, Молотов, Жданов, Ворошилов, Андреев, Микоян, Каганович, Ежов, как приглашенные — Маленков — от ОРПО, Шкирятов — от КПК, Берия — от ГУГБ, а также и Фриновский[70] — то ли как свидетель обвинения, то ли как потенциальный обвиняемый. Обсуждали члены ПБ не постановление, не то, как воплотить его в жизнь, а «заявление» или попросту донос начальника управления НКВД по Ивановской области В. П. Журавлева на уже покойного М. И. Литвина. На того, кто не мог ни защитить себя, ни опровергнуть выдвинутые против него обвинения. А они выглядели, на первый взгляд, достаточно серьезными, ибо содержали прямое указание на некую связь Литвина с Постышевым, что можно было при желании легко интерпретировать как сговор или даже заговор. Члены ПБ, во всяком случае — по меньшей мере половина их, отнеслась к «заявлению» холодно. Возможно, в силу нежелания способствовать возникновению очередного громкого «дела», которое могло вылиться в новую волну репрессий, в еще один «показательный процесс». Может быть, из боязни открыто выступить против все еще казавшегося всесильным ведомства, олицетворяемого присутствовавшим на заседании Ежовым. Но как бы то ни было, никакого решения по предложенному вопросу принято не было[71].

Подобный поворот событий не обескуражил сторонников отстранения Ежова и чистки НКВД. Вынудил их пойти иным путем, обходным. 23 ноября Ежова вызвали к Сталину, у которого находились Молотов и Ворошилов, и заставили его тут же письменно взять на себя ответственность за все, связанное с самоубийством Литвина, бегством Люшкова, арестами Пассова, Радзивиловского, Дагина, заключив своеобразное вынужденное покаяние просьбой об отставке.

Признание Ежовым своей вины — изложенное на трех листах бумаги мелким, четким, убористым почерком, трое членов узкого руководства сочли вполне достаточным и веским основанием для принятия решения. Однако, как и при отстранении Фриновского, поначалу допустили серьезную ошибку. Поторопились ограничить текст самым главным: «Удовлетворить просьбу тов. Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР». Но подобная редакция Ежова, видимо, не устроила, породив у него вполне обоснованное опасение за свою судьбу. И потому проект пришлось дополнить тем, что должно было выглядеть твердой гарантией: «Сохранить за т. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта». Новый, расширенный вариант устроил обе стороны, и его направили Андрееву, Жданову, Кагановичу и Микояну с многозначительной «сопроводиловкой», содержащей прямое указание как же надо поступить: «По поручению тов. Сталина посылается Вам для ознакомления заявление т. Ежова от 23.XI.38 г. и на голосование проект постановления ЦК ВКП(б) об освобождении т. Ежова от обязанностей наркома внутренних дел СССР, проголосованный тт. Сталиным, Молотовым и Ворошиловым. Зав. ОС (особым сектором. — Ю. Ж.) ЦК А. Поскребышев».

Скорее всего, найденная формулировка, да еще с копией собственноручного заявления Ежова, успокоила не участвовавших во встрече членов ПБ. 24 ноября одобрение всеми ими было получено, и проект таким образом стал решением[72]. На следующий же день последовало то, что обычно включалось в подобные документы изначально либо утверждалось одновременно — назначение на ставший вакантным пост Л. П. Берия. И это решение поначалу утвердили опять же только Сталин и Молотов, и лишь затем — «опросом» — остальные члены ПБ[73].

Только затем началась завершающая акция сложной, многоходовой операции, растянувшейся практически на год. 1 декабря ПБ одобрило третий по счету документ, призванный, как и предыдущие, до предела сузить возможность самостоятельной деятельности НКВД. Исключить, таким образом, повторение тех репрессий, которые единожды уже захлестывали узкое руководство. ПБ утвердило совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О порядке согласования арестов», гласившее:

«Ввиду того, что постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года в некоторых своих частях устарело и нуждается в уточнениях, СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановляют:

1. Отменить постановление от 17 июня 1935 года.

2. Заменить постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года „О порядке согласования арестов“ следующим постановлением, долженствующим регулировать вопросы согласования арестов:

1) Разрешения на аресты депутатов Верховного Совета СССР, Верховных Советов союзных и автономных республик даются лишь по получении органами прокуратуры и НКВД согласия председателя Президиума Верховного Совета СССР или председателей президиумов Верховных Советов союзных и автономных республик, по принадлежности.

Разрешения на аресты руководящих работников наркоматов Союза и союзных республик и приравненных к ним центральных учреждений (начальников управлений и заведующих отделами, управляющих трестами и их заместителей, директоров и заместителей директоров промышленных предприятий, совхозов и т. п.), а также состоящих на службе в различных учреждениях инженеров, агрономов, профессоров, врачей, руководителей ученых, учебных и научно-исследовательских учреждений даются по согласованию с соответствующими народными комиссарами Союза ССР или союзных республик, по принадлежности.

2) Разрешения на аресты членов и кандидатов ВКП(б) даются по согласованию с первыми секретарями, а в случае их отсутствия — со вторыми секретарями районных или городских, или окружных, или краевых, или областных комитетов ВКП(б) или ЦК национальных компартий, по принадлежности, а в отношении комсомольцев, занимающих руководящие должности в народных комиссариатах Союза ССР или в приравненных к ним центральных учреждениях, или в отношении ответственных работников — коммунистов партийных, советских и хозяйственных учреждений — по получении на то согласия секретариата ЦК ВКП(б).