Граница. Таежный роман. Солдаты - Майя Шаповалова

— Ну ты-то точно уедешь, — желчно произнес полковник. — По крайней мере на три месяца.

— Дядя Степа…

— Все! — рыкнул Борзов. — Разговор окончен. Шагом марш отсюда!

Иван вскочил и вылетел из кабинета, хлопнув на прощание дверью.

Борзов усмехнулся. Давай-давай, Ванька, выпусти пар! Степан Ильич сам задал разговору такой тон; не начальственный, а дружеский, родственный. И потому хлопанье дверью, совершенно недопустимое с точки зрения субординации, его не возмутило. Эх, молодо-зелено, не бито — не учено! Да разве ж им чего докажешь? Пока сами себе лоб не расшибут, никому верить не станут.

И хорошо, что Иван уедет. За три месяца поостынет, подумает. Потом в отпуск, домой — пусть там амуры крутит. Глядишь, встретит хорошую девушку, всерьез увлечется. Надо бы сестре написать, — может, присмотрит кого заранее.

И хотя Степан Ильич разговором с племянником был в целом доволен, какой-то мутный осадок остался, раздражая, мешая переключиться на другие дела.

Голощекин. Не дай бог узнает, что Ванька вокруг его жены круги нарезает! Убьет. Уничтожит. Со свету сживет.

Борзов считал Голощекина отличным офицером, образцом для подражания. Никаких нареканий по службе. Никаких дурных слабостей. И все же было в нем нечто настораживающее, отталкивающее. Что именно, полковник сформулировать не мог, но, общаясь с Никитой, каждый раз испытывал странное ощущение, будто тот многого недоговаривает. Два пишем, три в уме.

А Ваньку угораздило втюриться в его жену!

Но Марина-то, Марина! Тоже хороша. Хотя, может, она просто жалеет Ивана? Видит, что тот к ней неровно дышит, и боится обидеть откровенным отказом, дать от ворот поворот. Щадит его чувства. А дурачок наш все всерьез принимает, думает — любовь. Поговорить с ней, что ли, осторожненько так, чтобы не оскорбить невзначай? Пусть не морочит парню голову почем зря. И складывается все удачно: она его перед отъездом образумит, а он вдали от нее быстрей в руки себя возьмет.

А с другой стороны… Иван — парень горячий, как бы дров не наломал. Не выдержит еще, даст деру с Береговой, и тогда уж точно не миновать ему трибунала. Все навесят: и Васютина, и шашни с капитановой женой, и дезертирство.

Сколько их, таких горячих, сбегало, чтобы с возлюбленной своей объясниться! Получил, скажем, письмо из дома, а там: так, мол, и так, не дождалась тебя твоя девушка, с другим гуляет. Ну и все — кровь в голову, а дурная голова, как известно, ногам покоя не дает. И побежал-помчался, про последствия даже не думая.

Вот Никита, умный все-таки мужик! Пришел недавно посоветоваться. Орлы, говорит, мои совсем с тоски озверели. А тут невеста рядового Степочкина свидания просит. Разрешите, товарищ полковник? Пусть приедет. И другим ребятам легче будет — лишний раз убедятся, что помнят их любимые, не забывают, ждут… Ну разрешил, конечно.

А Иван, стервец! В какое положение меня поставил?! Я ж теперь вроде как соучастник. Поверенный в делах, мать его! Борзов тряхнул головой и охнул — от шеи по плечам прокатилась острая боль, отозвалась в спине. Вот свалюсь с радикулитом, пусть без меня расхлебывают. А я дома полежу, поплюю в потолок.

Он снял телефонную трубку, набрал домашний номер. Услышав голос жены, улыбнулся:

— Маша! Как дела?.. И у меня нормально. Только спина, по-моему, опять… Ну да ладно. Что у нас на ужин? Рыбки пожарь! Я сегодня вовремя приду, а то башка чего-то совсем не работает… Ну добро… Вовремя, говорю. Обещаю.

Борзов повесил трубку, со вздохом подвинул к себе бумаги, но, просидев с четверть часа, понял, что просто бездумно смотрит в одну точку. Он встал, с привычной досадой ощущая, как начинает ныть спина, и, закрыв кабинет на ключ, вышел на улицу.

Серое небо по-прежнему тяжело нависало над городком, но на дождь больше не расщедрилось. В воздухе остро пахло молодой травой. Вдохнув поглубже, полковник немного прошел вперед по асфальтированной дорожке, затем свернул налево и вскоре оказался около клуба — одноэтажного вытянутого строения из красного кирпича.

В приоткрытом окне грохотала какая-то дикая музыка. Крякнув, Борзов зашел внутрь и, быстро миновав длинный коридор, остановился возле кабинета завклубом. Толкнул дверь и остолбенело застыл на пороге.

Завклубом, старший лейтенант Алексей Жгут, сидел развалившись на стуле. Ноги его в давно не чищенных сапогах покоились на столе, прямо поверх разбросанных методичек, инструкций и брошюр. В одной руке у Алексея дымилась папироса, а другой он размахивал в такт какофонии, ревущей из динамика магнитофона.

Увидев полковника, Жгут дернулся, пытаясь встать.

— Что вы, что вы, сидите! — елейным голосом произнес Борзов и добавил ядовито: — Можете даже положить на стол все четыре ноги.

Алексею удалось наконец вскочить и вытянуться по стойке «смирно».

— Что за вид, старший лейтенант Жгут?! — сурово спросил Борзов. — Вы что, у тещи на блинах? Вы на службе, между прочим.

— Так точно! — отчеканил Жгут. Он скосил глаза на орущий магнитофон и, стараясь не менять положения тела, протянул руку, чтобы выключить.

В кабинете воцарилась блаженная тишина.

— Ну и что вы тут слушаете? — поинтересовался Борзов.

— «Роллинг стоунз», товарищ полковник.

— Кошачий концерт какой-то. Вам что, нравится такая музыка?

— Никак нет, товарищ полковник.

— А зачем тогда слушаете?

— Чтобы быть в курсе, товарищ полковник. Чтобы, значит, ограждать других от тлетворного, так сказать, влияния Запада. — Жгут вытаращил глаза, демонстрируя готовность ограждать и не пущать.

— Вольно, — поморщился Борзов. Он оглядел кабинет: фуражка Жгута покрывала гипсовую лысину вождя мирового пролетариата. Сделав вид, что ничего не заметил, полковник спросил: — Алексей, вы знаете, что на следующей неделе к нам приезжают дети из подшефной школы?

— Знаю, товарищ полковник.

— Программу концерта готовите?

— Думаю.

— Ну и что надумали?

— Спектакль будем ставить. Инсценировку сказки «Три поросенка».

— Какие «Три поросенка»?

— Не знаете? — удивился Жгут. — Ну как же! — Он пропел: — Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…

— Вы что, с ума сошли? — воскликнул полковник. — Это же большие дети, пионеры. Да им ваши «Три поросенка» небось надоели, когда они еще на горшках сидели.

— А мы ее осовременим, товарищ полковник! Сказку то есть. — Лицо Жгута просияло от нахлынувшего вдохновения. — Сюжетные коллизии останутся, конечно, прежними, а идеологическое наполнение будет новым. На поросят наденем галстуки…

— Что?! — побагровел полковник. — Вы соображаете, что говорите?