Сценарий схватки - Гэвин Лайл

– Я понял. – Он задумчиво кивнул, видимо размышляя над тем, как эта мысль может быть отражена в "Боливаре Смите". Но придумать видимо не смог, потому что повернулся и сделал широкий жест, как бы приглашая маленьких собачек на арену: – Пошли, ребята, нужно ехать.

Мы забрались в два такси: Уитмор, Луис и Джи Би – в одно, а я с режиссером и художником – в другое. Они все еще подозрительно поглядывали на меня и не совсем пришли в себя после полета, так что поездка прошла спокойно.

Мы довольно быстро промчались по узкому бетонному шоссе между заросшими плантациями и оловянными крышами фермерских домиков; на это потребовалось не больше пятнадцати минут. Потом миновали скопище лачуг на самом краю города.

Санто Бартоломео – это старый город. Считается, что он был назван в честь брата Колумба, который наверняка не был святым, если не считать по стандартам республики. Считается также, что это самый веселый и безнравственный город в Карибском бассейне. Может так оно и было во времена парусных судов, когда вы могли за один серебряный доллар получить бутылку рома, двух женщин и три удара ножом. Но сейчас этого уже не осталось.

Сейчас это был просто старый, усталый, потрепанный город, слишком уж заезженный избытком политики. Паровые суда стали и больше, и меньше, и начали двигаться быстрее клиперов, а банки и пакгаузы заменили на береговой полосе бордели и гостиницы. Остальная часть города представляла сплошную мешанину: испанский кафедральный собор стоял рядом с кварталами контор, построенных в викторианском стиле, а те примыкали к оштукатуренным домам с квартирами в разных уровнях, которые первые три месяца выглядели так, словно их только завтра построят, а через шесть месяцев становились такими же старыми, как сам Колумб. Но возможно, после столетий быстрой смены правительств даже дома не захотят выглядеть просто и приветливо.

Революции здесь можно было сосчитать по большим проспектам. Каждый новый правитель, приходивший к власти, прокладывал новый проспект, обсаживал его королевскими пальмами, называл своим именем, новые служащие набивали карманы взятками и поспешно принимались строить свои резиденции в самом современном стиле вдоль этого проспекта. Но пять лет спустя появлялся новый правитель, он прокладывал новый проспект и новые люди строили новые дома в новом стиле. Никто не перестраивал покрытые липкой грязью покосившиеся дома на узких улицах, примыкавших к проспектам. Люди, жившие там, никогда не достигали чинов, позволявших носить оружие, поэтому не принимали участия в последней революции и не будут принимать участия в следующей. Им никто ничего не был должен.

Такси выехали на проспекты: на проспект Линкольна, затем на проспект Вашингтона и наконец на проспект Независимости. Дело кончалось тем, что большинство проспектов обретало именно такие имена: это были либо имена героев, живших достаточно давно или достаточно далеко, чтобы иметь хоть какое-то политическое значение, или абстрактные идеи вроде independencia или libertad[7], которые каким-либо образом были связаны с любой революцией. Особой разницы не было. Новая libertad приходила каждые пять или десять лет, но по-прежнему на каждом углу стояла пара солдат в серой форме с карабинами и восемнадцатидюймовыми полицейскими дубинками, чтобы постоянно напоминать о том, что сейчас вы действительно libre[8].

После прихода последней libertad было решено, что теперь город будет новым Майами-бич, и построено три современных отеля. Мы проехали через весь город к самому большому и лучшему из них, "Американа".

Он стоял в конце длинного проспекта королевских пальм: это было пятиэтажное здание в форме полумесяца, точная копия отеля "Фонтенбло" в самом Майами-бич. Каждый номер гарантировал вам наличие собственного балкона и кондиционера, а каждый посыльный, лифтер и официант на этаже гарантировал услуги сводника. Может быть, это делало место похожим на страну, которая была нужна Уитмору. Для меня же это означало уик-энд, который можно провести за выпивкой.

Я забросил свой чемодан в номер, немедленно отправился в бар на террасе и заказал себе пиво. Времени было около половины первого. Десять минут спустя появился режиссер; увидел меня, подумал, сможет ли сделать вид, что не заметил, пришел к выводу, что пожалуй это ему не удастся, и подошел.

– Если бы у меня были песо, я бы вас угостил, – объявил он.

– У меня есть.

Он позволил мне угостить себя виски, а затем спросил:

– Как вы меняете здесь деньги?

– Обратитесь к посыльному. Официальный обменный курс составляет один песо к одному доллару. На самом же деле должно быть около полутора песо. Не соглашайтесь на сумму, меньшую чем один тридцать пять. И не забудьте обменять ваши песо перед отъездом: официально вы не имеете права вывозить валюту, так что ни один банк за границей их не примет.

– Боже мой! – Он отхлебнул из своего стакана. – Мы никогда не сможем здесь ничего снять. Они обманут нас как слепых котят в тот самый момент, когда мы привезем сюда всю команду, так как понимают, что мы от них зависим.

– Скажите об этом Уитмору.

– Я уже говорил ему. – Он осмотрелся по сторонам. – Вы должны попытаться сказать ему об этом. Кажется у вас хорошие отношения с боссом.

Я предоставил этому замечанию возможность одиноко исчезнуть и начал набивать трубку.

Выждав приличное время, он спросил:

– Как вам на свежий взгляд наш босс?

– Он высокого роста.

Поскольку продолжать я не стал, он снова спросил:

– Это все, что вы заметили?

– Еще он очень широкоплечий.

– Хорошо, Карр, я понимаю. Но просто скажите мне хоть что-нибудь. Я даже не могу себе представить, что такой человек, как вы, может не иметь своего мнения. – В этот момент в бар вошли Уитмор, Луис и Джи Би. Режиссер проглотил остатки виски и сказал быстро и тихо, – Проверьте свой контракт. Со мной все совершенно ясно: я просто режиссер.

Он соскользнул со стула и пошел прочь, кивнув Уитмору.

Тот положил обе руки на стойку бара и осмотрел все сверху донизу.

– Пиво – правильно? Хорошо. Quatro[9] пива! – И высыпал пригоршню песо на стойку.

– Вы уже успели поменять доллары, – заметил я.

– Приятель, единственная вещь, которую мне нет никакой надобности делать, так это менять деньги. У меня примерно четверть миллиона долларов осели на этом острове: это замороженная прибыль от всех моих чертовых картин, которые они показывали здесь последние двенадцать лет. Очень приятно выписать чек и истратить хотя бы часть из них.

Я кивнул и поднес третью спичку к своей трубке. Опыт подсказывал мне, что в данной обстановке это было самым разумным.