...Да поможет мне бог - Феликс Джексон

Комик танцевал с хорошенькой сестрой. Он пытался поцеловать ее, но всякий раз, когда он уже почти касался ее губ, та выкручивала ему руку и он плашмя падал на пол. Покачивая бедрами, появилась вторая хорошенькая сестра. Комик бросил первую сестру, но, когда он обнял вторую, она, применив прием джиу-джитсу, сбила его с ног. Сцена повторилась еще с несколькими сестрами, наконец комик совсем обессилел, и его снова водрузили на носилки. Его унесли в сопровождении торжественной процессии из врачей и сестер, а оркестр играл похоронный марш.

Спенсер взглянул на Джин. Она сидела, наклонившись вперед, лицо ее было хмуро, губы крепко сжаты, а руки сложены на коленях. Он знал, что она отнеслась к этой сцене так же, как он; они часто одинаково судили о множестве вещей — и о людях тоже. А иногда ее мнение оказывалось более верным, чем его. Он припомнил их знакомство с Биллинджерами; это было, наверно, года два назад. Биллинджеры пришли к Садерлендам на небольшой званый обед. Лео прямо-таки дышал любезностью и добродушием, Пэт маленькими глотками прихлебывала коктейли и вино, прикрывая ресницами томные глаза. Спенсеру понравился Лео, и, заранее осведомленный миссис Садерленд, он был даже рад случаю заполучить такого влиятельного клиента. Но Джин предостерегла его — не по какой-то определенной причине, вспомнил он, а просто следуя инстинкту. Она не доверяла Лео.

Сейчас уголок ее рта опустился, словно она испытывала отвращение, — он видел ее в профиль. Ему нравилось ее лицо, мягкая линия щеки, опускающаяся к упрямому подбородку, глубокие глаза, то серые, то светло-голубые — в зависимости от цвета одежды. Нет, Джин — само совершенство; она живая, чуткая и не по летам разумная. Она будет хорошей женой и заслуживает его доверия. Он в первую же подходящую минуту расскажет ей о письме — может быть, даже сегодня. Незачем откладывать этот разговор: в любой день все может прорваться наружу, а она вправе знать заранее.

Внезапно он встретился с Джин взглядом. Она смотрела странно напряженным взором, как будто уже некоторое время следила за ним. Ее губы сложились в улыбку, но улыбка получилась не слишком веселой. Спенсеру показалось, что она чего-то ищет в его лице. Он взял ее за руку, но она не ответила на его пожатие. Она отвернулась и смотрела на сцену.

Юноша, участник французского Сопротивления, стоял на уединенном холме и пел о любви. Садилось солнце, и небо над красным горизонтом было совсем темным. Откуда-то появились два танцора: женщина в белом развевающемся платье и мужчина в черном трико. Под звуки томной песни они танцевали, изображая влюбленных. Солнце село, загорелись звезды.

В антракте Спенсер и Джин ушли; им удалось без труда найти такси. Они поехали к Спенсеру. На улице было не очень жарко, дул даже легкий ветерок. Джин откинулась на спинку сиденья, закурив сигарету.

—      Нет ничего хуже плохой оперетты, — сказал Спенсер. — Артисты из кожи вон лезут, чтобы заставить тебя смеяться и радоваться, а тебе от этого становится только противно.

Она кивнула. Наступило молчание.

—      Что такое, Джин?

—      Ничего, — ответила она, а затем добавила: — Подожди.

Они молчали всю дорогу.

На площадке шестнадцатого этажа Джин стояла в напряженной позе, опустив голову. Она чувствовала себя неловко, потому что ей предстояло войти в квартиру мужчины в такой поздний час. Спенсер отпер дверь и смотрел, как она медленно, слегка шаркая подошвами, проходит через гостиную. Пока она отворяла дверь на балкон, он зажег свет, подошел к письменному столу и позвонил в бюро обслуживания. Он видел, что Джин стоит на балконе и смотрит на реку, но выражения ее лица уловить не мог.

Дежурная из бюро обслуживания сказала, что ему никто не звонил. Он закурил сигарету, вышел на балкон и обнял Джин.

—      Что случилось, Джин?

—      Не знаю.

—      Может, я в чем-то провинился?

Она отрицательно покачала головой.

Он поцеловал ее в щеку, она повернула к нему лицо и, когда губы их встретились, спокойно поцеловала его.

—      Ты сегодня в хорошем настроении? — спросил он.

—      Да, кажется, в хорошем.

—      Когда я задал тебе вопрос в такси, ты сказала: «Подожди»

—      Да, милый. Я ждала, пока мы останемся наедине. Я не хотела разговаривать в такси. Шоферы всегда подслушивают.

По реке скользил маленький буксир, стук его мотора был едва слышен.

—      Возможно, я глупая, — сказала Джин, — я... я не знаю, как это выразить. — Она замолчала и, наклонившись так низко, что плечи ее коснулись перил, посмотрела на него снизу вверх испуганными глазами. — У меня такое чувство, будто я теряю тебя. И не только тебя. Я чувствую, что теряю все.

—      О чем ты говоришь?

—      Это... это именно так. Я сижу дома, разговариваю с папой и внезапно замечаю, что это совсем не я, что говорит кто-то другой и слова не мои. Я хожу, но это совсем не моя походка. Это не мой отец, это какой-то незнакомый пожилой человек. У меня нет никаких чувств к нему. Затем входит мама; она говорит со мной, а я смотрю ей в лицо и делаю отчаянные попытки узнать ее. Это совсем посторонняя женщина.

Она замолчала. Невидящие глаза ее были широко раскрыты. Она не смотрела на Спенсера. Казалось, будто она смотрит в себя и прислушивается.

—      Сегодня, когда ты пришел за мной, — продолжала она, — ты опоздал на двадцать минут. Я не знала, чем занять эти двадцать минут. Я не могла ждать, мне так хотелось увидеть тебя. И вот раздался звонок, я побежала отворять, и ты вошел. Но это был не ты. Это был человек, которого я никогда не встречала прежде. Не твой рот, не твой голос. Я потеряла тебя. Что происходит, милый? Что?

Он медленно покачал головой и коснулся ее руки. Она выпрямилась, повернулась и прильнула к нему.

—      Обними меня, — попросила она. — Просто обними и не двигайся. Все хорошо, когда ты так обнимаешь меня.

В эту минуту зазвонил телефон. Спенсер вздрогнул, тело Джин словно одеревенело. Она отстранилась от него.

—      Разве ты не подойдешь к телефону?

—      Да, пожалуй, лучше ответить, — нерешительно сказал он.

Он вошел в комнату и взял трубку. Звонила Луиза.

—      Что ты делаешь, Спенс? — спросила она. — Не можешь ли ты прийти ко мне?

—      Прости, пожалуйста, но я не могу, — ответил он.

Джин тоже вошла в гостиную и, пройдя мимо его любимого кресла, села на диван. Она закурила.