Свет во мраке - Владимир Беляев

Все чуют, что наступает конец гетто, что их часы сочтены.

Жена и дети Кригера спят теперь в подвале, возле спасительной дыры. В одиннадцать часов вечера первого июня в подвал вбегает сосед и шепчет:

— Во двор заехали машины с гестаповцами!

Жена Кригера будит детей, поспешно одевает их.

Ближе к полуночи — новая весть. Из города прибыли офицеры гестапо Ленарт, Вурм и сам Бено Паппе. Вместе с Гжимеком они отдают последние приказания на дворе в каких-либо сорока метрах от подвала, где прячется семья Кригера. Через узкую дыру Игнатий Кригер вместе с детьми и женой вчетвером опускаются в канал Полтвы. За ними бросаются туда ещё несколько человек, посвящённых в тайну подземного хода.

Вскоре наверху гремят первые выстрелы. Они отдаются в туннеле таким грохотом, что сперва проносится ложный слух: немцы из артиллерии обстреливают Полтву.

Тем временем люди, застигнутые акцией там, наверху, посреди ночи бросаются в разные стороны из своих жилищ. Часть из них проникает под забором за территорию гетто и тоже скрывается в канале Полтвы, пробираясь в него через главный выход, по которому река вырывается наружу. Вот почему вскоре к семье Кригеров и к другим несчастным, опустившимся в туннель через нору из подвала дома на Полтвяной, 49, присоединились ещё несколько сот человек. Просидев в духоте, в грязи и без пищи двое суток, эти люди стали небольшими партиями пробиваться наружу, к истокам Полтвы. Там, в пригородных лесах за Погулянкой, многих из них застрелили гитлеровские солдаты.

Уже второго июня около семьи Кригеров появились Буженяк с Колендрой и предупредили, чтобы те приготовились к перемене убежища. Канализаторы рассказывали, что акция в гетто продолжается — там убийства, стрельба и пожары. Третьего июня канализаторы переводят семью Кригеров и с ними ещё семнадцать человек в другое место.

Люди бредут полусогнувшись, по колени в грязной воде.

Наконец, все видят, как из поперечного канала на высоте пяти метров вырывается каскад воды. Туда надо лезть. Цепляясь за скользкие скобы, люди лезут навстречу мутному потоку. Взрослые взбираются сами и тащат вверх замёрзших, перепуганных детей. Ещё немного ползком по отводной трубе и, наконец, — новое убежище. Это более просторный, но очень сырой канал. По дну его течёт вода. Люди усаживаются на камнях мокрые, жмутся друг к другу. На коленях — дети. Мимо шныряют крысы.

В таком положении беглецов застало подземное утро в убежище под костёлом Марии Снежной, неподалёку от оперного театра.

Где-то наверху был свет, жизнь. Там стояли высокие дома с солнечными бликами на прозрачных стёклах. Там были прохожие, чистая вода, бьющая из любого водопроводного крана. Сколько угодно воды! Стоило проползти немного до ближайшего выводного люка вверх по скобам, поднять крышку — и всё это было бы так доступно! Можно было бы зажмурить глаза от внезапно хлынувшего солнца, досыта наглотаться весеннего, свежего, незловонного воздуха. Но люди, добровольно присудившие себя к тягчайшему заключению, не делали этого.

Тут было темно и страшно, крысы прыгали по ногам, но зато не было гестапо. Ужас фашизма остался наверху, там, где взрывали и поджигали дома, где целые этажи, поднятые в воздух толовыми, пироксилиновыми шашками, засыпали живых людей.

Вскоре из темноты, кружа перед собой фонариками, приползли Буженяк и Коваль. В портфелях, которые они принесли в зубах, были хлеб, колбаса и литр водки. Дочка часового мастера из местечка Турки над Стрыем Галина Винд разделила пищу на равные части.

Вести с воли

Вести с воли, со света, были неутешительны. Ликвидация гетто продолжалась. Среди выстрелов, криков и воплей отчаяния горели дома, нарочно облитые бензином и подожжённые бутылками с горючей смесью.

Попутно с ликвидацией львовского гетто гестаповцы в одно июньское утро подняли по тревоге всех обитателей Яновского лагеря смерти. Рокот заведённых пустых машин, стоявших неподалёку, открыл заключённым истинный смысл столь раннего подъёма. Небольшая группа узников бросилась к ограде, чтобы прорваться на волю. За ними побежали к колючей проволоке и остальные. Тогда «шупо» из оцепления стали забрасывать смертников ручными гранатами. Узники перехватывали гранаты на лету и швыряли их обратно. Такими возвращёнными гранатами было убито семь и ранено свыше пятнадцати гестаповцев.

Никто из львовян так ничего и не узнал об этом последнем, предсмертном сопротивлении заключённых Яновского лагеря. Лишь, спустя четыре года, в, июне 1947 года, о нём сообщил на допросе в замарстыновской тюрьме пойманный нашими войсками один из ляйтеров 4-го отдела гестапо дистрикта Галиция Питер Кристиан Крауз, в прошлом начальник гамбургского гестапо.

В эти тихие июньские ночи 1943 года весь Львов больше недели слышал предсмертные крики убиваемых, разрывы гранат, короткие очереди автоматов.

…И почти ежедневно в эти дни Фриц Кацман и его ближайшие сотрудники по уничтожению еврейского населения сносились по прямому проводу с Берлином, докладывая о ходе акций.

Устные и письменные донесения из дистрикта Галиция принимал в Берлине главный специалист по еврейскому вопросу, доверенное лицо Гитлера и начальника РСХА (имперской полиции безопасности) Кальтенбруннера Адольф Эйхман.

Запомните должность и фамилию этого людоеда, пойманного совсем недавно в Аргентине!

Это именно ему, начальнику IV-А-4-Б отдела гестапо, было поручено заведовать судьбами миллионов и как можно скорее выполнить приказ Гитлера, начинающийся словами: «Фюрер приказал окончательно разрешить еврейский вопрос»…

И Адольф Эйхман из кожи лез, чтобы повсюду в Словакии, Греции, Венгрии, Польше и на Украине не осталось в живых ни одного еврея. Ему помогали в этом все: давний его приятель по Австрии, губернатор дистрикта Галиция штандартенфюрер СС Отто Вехтер и гитлеровские пропагандисты в Берлине…

В газете за седьмое июня 1943 года была напечатана речь Геббельса в Спортпаласе. Геббельс говорил: «Полное изгнание из Европы еврейских элементов вызвано не столько моральными побуждениями, сколько соображениями государственной безопасности».

…Когда беглецы при свете единственной свечи читали эти строки в приносимых их спасителями газетах, они понимали, что здесь, в темноте подземелья, больше надежды на волю, чем наверху.

В своих сообщениях с фронтов гитлеровцы хвастались, что победоносно сдерживают напор большевиков на линии Кубани, Изюма, Харькова, Барвенково, Белгорода, Орла. Какими тогда далёкими от Львова казались эти районы боёв! Сколько сотен километров предстояло ещё пройти Красной Армии, чтобы достигнуть львовской земли! И всё же как велика была вера в помощь с Востока, если она могла поддерживать у детей и взрослых силу и желание перенести такие условия, каких не знала ещё ни одна тюрьма средневековья.