Когда ласточки кружат над домами - Игорь Надежкин

И с тех пор, глядя на нее, я все больше и больше убеждался в субъективности восприятия мира, который выглядел по-разному, в каждой отдельной паре глаз, и был наполнен разными событиями в каждом отдельном разуме.

И все эти мысли роились в моей голове, пока поезд мчался вперед. И мне было наплевать на то, что могли об этом подумать люди, ведь в конце концов — все мы есть пустота. Все пустота. В точности как было написано в буддистских книжках, которые я читал в студенческие годы. Те самые, которые были уже давно забыты, а теперь вновь и вновь всплывали обрывками и цитатами у меня в голове.

Когда мы прибыли в Орел, я выскочил из вагона чтобы снова мельком взглянуть на этот город, в котором я когда-то провел самые тоскливые шесть недель в моей жизни. Было это осенью 2012го, когда я только забросил университет. У меня почти не было денег, и мне предложили неплохую работу в этом городе, в закусочной, чье название я не буду озвучивать. Тогда меня ничего не держало, и я, не раздумывая согласился. Получил в конторе билет на поезд, собрал вещи и поехал в Орел. Поселили меня в какой-то облезлой гостинице, напротив городской тюрьмы, с одной ванной в коридоре, в четырехместном номере, где со мной должны были жить еще трое парней из Курска, но они так и не появились, и все полтора месяца номер был полностью в моем распоряжении.

В первую неделю все было потрясающе. После работы, я шел гулять по городу прекрасными сентябрьскими вечерами. От гостиницы вниз, к площади и городскому театру, оттуда на чудную пешеходную улочку, вымощенную брусчаткой, где одно за другим стояли кафе со столиками на улице, как во французских фильмах. Там я пил черный кофе, съедал пару вкуснейших сэндвичей с ветчиной и оливками, и двигал дальше, по мосту, мимо бара, где собирались все местные безумцы, к площади на которой громоздился бронзовый всадник, посреди дорогих бутиков и городского трафика. Выкуривал сигарету и шел в английский паб, через три улицы, где выпивал пинту стаута и уже затемно возвращался в гостиницу. А там, в полумраке затянутого сигаретным дымом номера, возился со своими блокнотами, в которых писал несвязные рассказы и отправлял их моему бывшему другу, который всегда их хвалил, толи из-за личной симпатии ко мне, толи из-за страха меня обидеть.

Но вскоре, по закусочной разлетелась новость о том, что кто-то стянул из деньги из кассы, а поскольку тогда я являл собой весьма подозрительного типа с татуировками на руках, все подозрения пали на меня. Мне было чертовски обидно, ведь я был весьма ответственным работником.

Уже следующим утром директор закусочной вызвал меня в свой кабинет, где, угрожая полицией, требовал, чтобы я во всем признался, но я лишь послал его к черту. А он, стоит сказать, был на редкость не приятным типом, помешанным на власти, и мою дерзость воспринял за личное оскорбление. Доказать он ничего конечно же не смог, но это не помешало ему сократить мне количество смен, и ставить на самые грязные работы. И я застрял в этом городе, ведь согласно бумагам, которые я подписал, я не мог уехать раньше середины октября, в противном случае они могли не платить мне командировочные. И даже когда через две недели выяснилось, что деньги украл один из менеджеров, мое положение ничуть не изменилось.

Но все это было так давно… Теперь в этот город приехал весьма приличный мужчина, в котором навряд ли кто-то узнал бы того худощавого парнишку, что носился всюду со шваброй. А появись я в той закусочной, не встретил бы там колких взглядов, и обращались бы ко мне на «вы», со всеми почестями, которые так любят представители среднего класса.

Вернувшись в поезд, я рассказал эту историю Кристине, на что она ответила:

— А я никогда не видела в тебе опасности.

— Неужели?

— Мне ты показался очень милым и добрым, — она положила голову мне на плечо, — Просто они не знали тебя так как я.

Порой мне казалось, что Кристина слишком идеализировала меня, гораздо больше, чем я того заслуживал. Но она любила меня, и лишь это было важно. И мне было все равно, по какой причине эта великолепная девушка согласилась выйти за такого чудака как я. Ведь я давно уже понял одну чертовски важную вещь — если ты счастлив, просто наслаждайся этим, а не трать время на поиск причин. Она просто любила меня — и это было прекрасно.

Глава 4

В Москву мы прибыли в половине третьего. Я позвонил своей старой подруге, Алине Замятиной, которая всюду носилась с нами в студенческие годы, а потом перебралась в Москву и осела там. Прошлым летом, мы с Кристиной приезжали навестить ее, и даже прожили несколько дней в ее старой квартирке в Печатниках, которую она делила с каким-то парнем из Петербурга. Замятина занималась тем же, что и в годы нашей дружбы — бары, концерты и безумные ночи в компании московских отпетых гуляк, с налетом псевдо интеллектуальности, что навечно застряли в бунтующем 2012-ом или вечно пьяном 2007-ом. И наверное пять лет назад я бы крепко закрутился с ее новыми знакомыми, но тогда, меня это уже мало интересовало, то ли от того, что большинству из них уже было без малого тридцать, а вели они себя как дети, то ли от того, что я стал слишком квадратным. В любом случае, тем летом стало ясно, что моей дружбе с Замятиной пришел конец. В день нашего отлета мы так и не встретились, поскольку Алина не ответила на звонок.

Уже через час, мы с Кристиной нырнули в метрополитен, и поехали к аэроэкспрессу, который довез нас до аэропорта.

Глава 5

Знаете, мы живем во время поистине великих возможностей, которые обречены оставаться нереализованными из-за извечного людского страха и снобизма. Что сказали бы мореходы, что умирали от цинги за долгие месяцы плавания, или стони кочевников, что тащили свои пожитки по несколько месяцев, увидь они самолет? Уж точно бы не стали жаловаться на неудобные кресла, на недостаточно вкусный обед, или плач ребенка в другом конце самолета. Они упали бы на колени, и благодарили бы Бога, за эту чудесную машину, что поднимает их на десять тысяч метров ввысь, и всего за семь с половиной часов проделывает путь в 5400 километров. Мы же, современные люди, не видим рукотворного чуда, и совершенно не ценим дары, которые оставили