XXI век не той эры (СИ) - Дарья Кузнецова

Сильнее начмед опасался сына Шивы. Потому что в отличие от прямого и на взгляд тольтека простого как лом Ульвара, этот Наказатель был хитёр. И Кичи знал, что через сотню лет Синга нужно будет обходить дальними дорогами. Потому что у того был длинный-предлинный счёт к каждому смертному, и как в этом счёте сойдутся дебет личных заслуг с кредитом доверия хитрого абсолюта, предсказать было невозможно. Равно как и момент, в который Синг пожелает предъявить этот счёт.

А вот сейчас Синг вёл себя нехарактерно. Нет, не потому что был взволнован и горел азартом, а потому, что эти эмоции были настоящими, и он их показывал всем желающим.

Но причина такого поведения стала совершенно понятна, когда в расширенную (поскольку больше постояльцев в карцере не было, а сама Ольга вела себя примерно, ей прибавили соседнюю камеру, убрав между ними стенку) камеру вошли ещё двое гостей. И если первого из них, Ульвара сына Тора, начлаб и начмед внутренне готовы были увидеть, тем более что сегодня как раз день прибытия, к которому чёрный трибун обещал прийти за результатами, то сопровождавшая его женщина заставила обоих синхронно потрясти головами и протереть глаза. Потому что это могло быть только галлюцинацией. Далеко не сразу оба неглупых мужчины сообразили, что шествующая под руку с грозным чёрным трибуном полная (а, точнее, глубоко беременная) женщина — просто голограмма, слишком уж хорошего она была качества. Впрочем, сложно было ждать от Императрицы чего-то другого.

Самому чёрному трибуну второго легиона «Гамаюн» его спутница тоже не доставляла удовольствия. Нет, против Императрицы, как уже говорилось, он ничего не имел. Он имел что сказать против её упрямства и самоуправства.

Точнее, это он сейчас имел. А вот полчаса назад, буквально сразу после выхода из надпространственного прыжка, когда с ним на связь вышла лично Её Величество и начала с категоричного «где эта девочка из прошлого?!», он только открывал и закрывал рот. Потому что вежливые слова в лексиконе сына Тора были, но нашлись не сразу, а только когда сошла пена из возмущённой ругани. Которую вслух высказать в лицо Императрице не мог даже он при всём своём наплевательстве и цинизме.

— Ваше Величество, что вы здесь делаете?! — были первые слова, которые чёрный трибун легиона Гамаюн проговорил вслух.

Дело в том, что кацалиоцли, конечно, была полезным приспособлением, но не всемогущим. И вот такая прямая связь могла вестись только в пределах одной системы, и то с ограничениями, а для дальней или специальной связи использовались совсем другие средства, требовавшие других мощностей. То есть, если Императрица вышла на прямую связь со своим верным солдатом, значит, находилась она в этой самой планетарной системе. И, судя по качеству связи, очень недалеко.

— Я тебе ещё отчитываться буду? — иронично хмыкнула Её Величество.

— Ваше Величество, это в настоящее время самый опасный сектор! — раздражённо рявкнул трибун Наказатель, отшвыривая гантель. Двадцатикилограммовый кусок металла с размаху впечатался в стену, оставив на прочном пластике едва заметную вмятину.

У Ульвара сына Тора была небольшая слабость. Точнее, скорее привычка. Он очень не любил всевозможные современные тренажёры, несмотря на всю их эффективность, удобство и простоту. А спорить с ним никто не пытался: кому оно надо?

Вот именно за утренней разминкой Императрица своего подданного и застала. Немного поздней, но чёрный трибун с вечера засиделся за документами (да-да, и этим приходилось заниматься грозному сыну Тора!), поэтому поднялся несколько позже, чем это полагалось по корабельному расписанию.

— Я полагала, мои легионы смогут защитить свою Императрицу, — в голосе отчётливо прозвучала насмешка.

— Девчонка! — с бессильным раздражением выдохнул трибун. По его мнению, кое-кого в детстве мало пороли.

И нельзя сказать, что он был так уж далёк от истины. Родителям Ариадны было не до воспитания единственной поздней дочери, и хотя образование все дети Императора получали достойное и одинаковое, но все они росли немного сами по себе. А когда Императрица, а вслед за ней через десяток лет и правящий Император, друг за другом ушли в историю, внезапно оказалось, что именно ей предстоит взвалить на свои плечи тяжелейшую ношу. Но Ариадна справилась, и консорта себе нашла, мало того, что достойного, так ещё и любимого. Вот только характер у неё получился какой-то… детский. Но у каждого свои недостатки.

— Ты на вопрос-то отвечать собираешься? Где эта девочка из прошлого, я хочу на неё посмотреть, — абсолют абсолютов невозмутимо проигнорировала неуместное и, честно говоря, оскорбительное восклицание.

— Зачем тебе это? — раздражённо процедил чёрный трибун, утирая пот. Он уже понял, что с планами на день можно попрощаться.

— Мне любопытно, — терпеливо пояснила Императрица. — Я вообще вас не понимаю, тут живой человек из прошлой эпохи, родившийся до Пришествия Древних, а всех волнует только то, что с ней могли сделать циаматы!

— При всём моём почтении, — решительно проговорил Ульвар, и в голосе его почтения не было на йоту. — Я не позволю вам с ней общаться, пока исследование не окончено. Потому что программа точно есть, и об этом уже доложил начлаб. И откуда вы вообще про неё знаете?! — поморщился он.

— Ладно, уговорил. Тогда найди спекул поприличней, на этот счёт возражений нет? — бодро переключилась Её Величество. Кажется, именно это и был изначальный план.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — с трудом переступив через себя, смирился Ульвар. Ему действительно было нечего возразить против подобного решения, а спекулов на борту «Северного ветра» было в количестве. Нечего возразить логичного, а эмоции и личное мнение для Императрицы аргументом не были. Не тогда, когда она увлечена собственной идеей.

И вот теперь Ульвар сын Тора с крайне благообразным видом (он тоже умел изображать нужное настроение) сопровождал Её Императорское Величество. Величество сегодня предпочла римский стиль в одежде, что на восьмом месяце беременности было вполне оправдано. И задрапированная в складки кремового шёлка, с уложенными в высокую причёску блестящими чёрными локонами, она на фоне холодных бесстрастных стен внутренних помещений корабля смотрелась очень неуместно и особенно трогательно. Особенно рядом с огромным чёрным трибуном легиона Гамаюн, которого она держала под руку, и которому макушкой едва доставала до подмышки.

При появлении в комнате карцера двух новых лиц пришелица из прошлого, чудом нашедшая общий язык с наконец-то поборовшим своё смущение алым центурионом, настороженно вскинулась. И, уткнувшись взглядом в монументальную фигуру чёрного трибуна, судорожно вжалась в дальний угол кровати, пытаясь спрятаться за стиснутой в руках подушкой. Спутницу трибуна она просто не заметила.