Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика - Ольга Власова

Семидесятые отмечают полную смену курса и приоритетов. Кингслихолл закрывается, а сам Лэйнг отправляется в путешествие на Восток: в 1971–1972 гг. он живет на Шри-Ланке и в Индии, медитирует, отходит от круговерти своей, теперь уже звездной, жизни и пытается постичь восточную мудрость. После возвращения он развивает совершенно другие проекты: отправляется в лекционное турне по Америке, начинает интересоваться пренатальным опытом и опытом рождения (этот интерес отражают его книги «Факты жизни» (1976) и «Голос опыта» (1978)) и издает несколько книг-диалогов – «Узелки» (1970), «Ты любишь меня?» (1978), «Беседы с Адамом и Наташей» (1977), а также поэтические «Сонеты» (1979). Восьмидесятые только отнимают, но не приносят ему ничего нового: у Лэйнга отбирают медицинскую лицензию, и уже мало кто вспоминает об этом «герое бунтарских шестидесятых». Лэйнг умирает в августе 1989 г. от сердечного приступа.

В теоретическом отношении Лэйнг начинает свой путь традиционно для европейской интеллектуальной психиатрии: с экзистенциально-феноменологической книги и феноменологической теории психического заболевания. В этих первых шагах он намечает преемственность двух философских парадигм психиатрии – экзистенциально-феноменологической психиатрии и антипсихиатрии, показывая, что вторая не смогла бы сформироваться без первой. Исключительно личностный ракурс и экзистенциальную тематику несет только первая книга Лэйнга «Разделенное Я». Она отличается от всех остальных его работ и по стилю, и по содержанию, являясь наименее политизированной и декларативной его книгой. Здесь он, как метко выражается Эндрю Коллир, «…читает свои экзистенциалистские идеи <…> в умах своих пациентов…»[125].

В то время, когда было написано «Разделенное Я», экзистенциально-феноменологическая психиатрия была малоизвестна в англоязычных странах, практически отсутствовали переводы работ основоположников этой традиции, выходило мало критических переосмыслений. В этой ситуации Лэйнг стал тем человеком, который принес экзистенциально-феноменологическую психиатрию Великобритании, поразительно полно передав ее дух и проблематику. Питер Седжвик отмечает: «…Лэйнг перенял продуктивную способность проникновения в психотические и подобные им состояния сознания не только от клиницистов европейской феноменологической школы (Бинсвангера, Минковски, Босса), но и от философов и писателей (Сартра, Беккета, Тиллиха, Хайдеггера и даже Гегеля). <…> Экзистенциальная философия с ее духом интровертированной мрачности и спекулятивной нечеткости была здесь поставлена на службу конкретной, социально важной цели (понимания психически больного)…»[126].

Критика естественно-научного подхода, представление психического заболевания как особого модуса бытия, внимание к больному, поиск онтологических оснований психопатологии – все это выдает отчетливый почерк экзистенциально-феноменологической психиатрии. В таком следовании традиции на первой же странице признается и сам Лэйнг: «В этой книге предпринимается попытка экзистенциально-феноменологического описания некоторых шизоидных и шизофренических личностей. <…> Экзистенциальная феноменология пытается описать природу переживания личностью своего мира и самой себя. Это попытка не столько описать частности переживания человека, сколько поставить частные переживания в контекст всего его бытия-в-его-мире. Безумные вещи, сказанные и сделанные шизофреником, по сути, останутся закрытой книгой, если не понять их экзистенциального контекста»[127].

Однако, несмотря на сходное движение, Лэйнг актуализирует пласт, который остался недостаточно освоенным экзистенциально-феноменологической психиатрией, – проблему соотношения психопатологии и межличностного диссонанса. Уже в этой своей первой книге он обозначает важность исследования коммуникации в психиатрии и подчеркивает, что именно с нарушением коммуникации связана постановка психиатрического диагноза: «…Я полагаю, что нормальность или психоз проверяются степенью схожести двух личностей, одна из которых по общему согласию является нормальной. <…> “Психически больной” – это имя, которое мы даем другой личности при разобщенных взаимоотношениях определенного рода. Только из-за этого межличностного разобщения мы начинаем брать на анализ его мочу и искать аномалии в графиках электрической активности его мозга»[128].

Положение о психической патологии как о разобщенной коммуникации между людьми уже заранее предполагает реабилитацию статуса психически больного, что и проделывает Лэйнг. Он отходит от принятого в психиатрии рассмотрения больного как организма и машины: «Ниже мы будем особо интересоваться людьми, переживающими себя как автоматы, роботы, части машин и даже как животные. Подобные личности справедливо рассматриваются как сумасшедшие. Однако почему мы не считаем теорию, стремящуюся превратить личности в автоматы или в животных, равным образом безумной?»[129].

Критическая позиция по отношению к традиционной психиатрии, которую Лэйнг отчетливо демонстрирует уже на первых страницах, наследуется им от экзистенциализма и по своей направленности является не обвинительной, отрицательной, а позитивной стратегией, направленной на выработку иного взгляда. Этот момент его идей проясняет более ранняя работа, посвященная анализу идей Тиллиха, в которой Лэйнг подчеркивает: «Тиллих не заинтересован деструктивным критическим нападением на наши базирующиеся на клиническом опыте теории, а, скорее, содействует их прояснению. Мы все должны признать, что фундаментальные основания нашей работы прояснены не настолько, как нам бы хотелось. Тиллих полагает, что их разъяснение должно быть основано на познании онтологических оснований человека»[130]. Такая методологическая экзистенциальная критика свойственна и «Разделенному Я».

Лэйнг обращается к самому больному, к его переживаниям, опыту, его взгляду на мир, его непосредственному окружению и переживанию им самого себя. Он предлагает начать с человека, его бытия. Для достижения этой цели он выбирает исключительно описательную стратегию, оставив в стороне различные теоретические и практические вопросы психиатрии, отбросив расщепляющую человека психиатрическую терминологию и обратившись – несомненно, развивая проект Ясперса – к описанию целостности человеческого бытия. Эта целостность, на его взгляд, существует до и глубже всяких научных и философских теорий, методов исследования и терапевтических подходов, поэтому требует первостепенного внимания. Кирк Шнайдер отмечает, что именно в движении к целостности (уже в «Разделенном Я») и заметно влияние на Лэйнга экзистенциально-феноменологической традиции, которое выражается во внимании к: 1) целостному человеку в противоположность частным процессам; 2) человеку в его специфическом мире или жизненном контексте; 3) человеческому бытию в отношении к экзистенции или творению[131].

В этом экзистенциально-феноменологическом проекте Лэйнг осмеливается на достаточно рискованный шаг. Он обращается к самому безумию, к самому безумному опыту, стремясь максимально приблизиться к той границе нормального и патологического, разума и неразумия, пересечь которую и вернуться удается лишь единицам. Он стремится заглянуть в глаза безумия, вскрыть самую его природу, словно вырвать из оков психиатрии его сердце и в голых руках донести его бьющимся до остальных людей. Его манил опыт шизофрении, и теперь он задумал нырнуть в него с головой: «Самым великим психопатологом стал Фрейд. Фрейд был героем. Он сошел в “Преисподнюю” и встретился там с абсолютным ужасом. Он принес с собой свою теорию, как голову Медузы, превратившую эти ужасы в камень. Мы, следующие за Фрейдом, обладаем знанием, с которым он возвратился и передал нам. Он выжил. Мы должны увидеть, сможем ли мы выжить, не пользуясь теорией, которая в некоторой степени является оборонительным орудием»[132].

Общая настроенность «Разделенного Я» задается настроенностью кьеркегоровского экзистенциализма. Потерянность, отчаянье, утрата оснований бытия – вот основные черты шизофренического сознания и мира. Как замечает А. Паломо-Ламарка, для Лэйнга шизофрения является не психическим заболеванием, а если говорить экзистенциально, философски, – душевной болезнью, а точнее, болезнью духовной. Точно так же, как болезнь духа, представляется у Кьеркегора отчаянье: «“Разделенное Я” четко показывает, что для того чтобы понять шизофрению, необходимо понять отчаянье, поскольку на самом деле шизофреник живет в отчаянии. Страх и отчаянье – наши душевные грехи, но они могут быть исцелены. Лэйнг очень хорошо знал об этом, поэтому он и включил это в свои описания шизофрении»[133].