Третье правило стрелка - Сергей Мусаниф

— Не представляю, что тут можно сделать, — сказал Мэнни, глядя на доску.

— А вот что. — Горлогориус щелкнул пальцами, и дубль растворился в воздухе, отправившись туда, куда отправляются все дубли после развоплощения. — Ты выиграл в связи с нежеланием противника продолжить турнир.

— Так нечестно, — сказал Мэнни.

— Если ты хочешь выиграть, ты должен быть готов играть нечестно.

— Мы сейчас говорим о шахматах?

— Нет, мы сейчас говорим глобально. — Горлогориус уселся в освобожденное дублем кресло.

— Честно говоря, я рассчитывал закончить эту партию, — сказал Мэнни.

— Если хочешь, я могу доиграть, — сказал Горлогориус. Расстановка сил на доске его устраивала.

— Кроме того, развоплощать чужих дублей крайне невежливо, — сказал Мэнни.

— Ты же меня простишь, старина, — сказал Горлогориус.

— Как ты разобрался с конкурентами? — спросил Мэнни, прощая Горлогориуса и закрывая тему.

— Нормально, — сказал Горлогориус и поведал Мэнни подробности своего визита в башню Питера Гриффина.

Когда он закончил рассказывать, Мэнни покачал головой.

— Никогда не думал, что скажу эти слова именно тебе, но с годами ты становишься мягче, — молвил он. — Горлогориус полувековой давности разорвал бы всех на куски. Кроме стрелка, конечно. А ты даже никого не убил. Или ты меня просто разыгрываешь?

— Не разыгрываю, — сказал Горлогориус.

— Но почему? — удивился Мэнни. — То есть я не хочу сказать, что не одобряю твоих действий, но это странно. Особенно для тебя.

— Странно? — насупился Горлогориус.

— Нетипично, — поправился Мэнни. Нельзя называть своего коллегу «странным». Он же волшебник. Он и обидеться может.

— Дело в том, что я еще не разобрался в этой ситуации до конца, — признался Горлогориус. — С Питером и орками мне все ясно, но вот Негоро…

— А что Негоро? — спросил Мэнни.

— Понимаешь, с одной стороны, он дубль, — сказал Горлогориус. — Бледная кремнийорганическая копия своего хозяина. Но с другой стороны, ему удалось переиграть бедолагу Негориуса.

— В каком смысле?

— В том смысле, что Негориус мертв, — сказал Горлогориус, — а Негоро жив.

— Всякое случается, — заметил Мэнни. — Мой дубль только что обставил меня в шахматы.

— Негориуса не в шахматы обставили, — сказал Горлогориус. — Его нанизали на меч.

— Если следовать исторической правде, его не нанизали на меч, а порубили в капусту, — сказал Мэнни.

— Без разницы, — отрезал Горлогориус. — Этот Негоро не так прост, каким кажется. Гораздо умнее большинства дублей.

— Наверное, потому что Негориус был умнее большинства волшебников, — сказал Мэнни. — Исключая присутствующих здесь, разумеется. Но зачем ты его вместе со стрелком отправил? Какой от него прок? Он ведь даже не волшебник.

— Но соображает неплохо, — сказал Горлогориус. — Пусть парнишка себя проявит, заодно и я разберусь, что тут к чему. Развоплотить его мы всегда успеем.

В подтверждение своих слов Горлогориус щелкнул пальцами. На этот раз ничего не произошло.[11]

— А почему ты пощадил орков?

— А почему ты считаешь, что я их пощадил? — спросил Горлогориус. — Разве жизнь в образе свиньи и смерть на бойне теперь расцениваются как акт милосердия?

— По сравнению с ужасной смертью на месте — да.

— Зато местные жители до отвала наедятся свинины.

— С каких пор тебя заботят местные жители?

— Пришла пора подумать о простом народе, — сказал Горлогориус.

— Да ну?

— Я решил предпринять ряд мер, способных улучшить имидж волшебного сообщества.

— С чего бы?

— Вот такая блажь на меня накатила, — сказал Горлогориус. — Замнем для ясности. Что там наш творец?

— Дрыхнет. То есть почивает в гостевой спальне, — сказал Мэнни.

— До сих пор?

— Сон у него богатырский.

— Это верно, — сказал Горлогориус.

— Полученные от него сведения подтвердились из косвенных источников, — сообщил Мэнни. — Наши аналитики наконец-то нарыли информацию о Молоте.

— А о Серпе?

— О Серпе пока ничего.

— Все-таки не зря мы его сюда вызвали, — сказал Горлогориус.

— Может быть, — вздохнул Мэнни. — Но я никак не могу отделаться от ощущения, что иногда мы поступаем неправильно.

— В смысле?

— Если бы я или ты сами явились к гномам, то добыли бы Молот куда быстрее, избежав множества проблем, — сказал Мэнни. — Боюсь, стрелку с Гарри придется пролить много крови, прежде чем они доберутся до артефакта. Гномы — бойцы яростные. Они всю жизнь только и делают, что готовятся к этому своему суперфиналу.

— Что наша жизнь? Война, — процитировал Горлогориус кого-то из великих гномьих поэтов.

— Думаешь, гномы не отдали бы Молот тебе или мне?

— Не знаю.

— Но если бы дело все-таки дошло до конфликта, у любого из нас было бы куда больше шансов, чем у этой парочки.

— Не собираюсь этого выяснять, — сказал Горлогориус. — Моя работа состоит в том, чтобы творить героев, а не совершать геройства. Кроме того, существуют определенные правила, и ты знаешь их не хуже меня.

— С каких пор ты стал уважать правила?

— Не напрягай меня, Мэнни, — сказал Горлогориус. — Я пойду в свою лабораторию… то есть в лабораторию этого сопляка Гарри. Сообщи мне, когда творец проснется.

Едва он ушел, Мэнни снова уставился на доску. Он размышлял, можно ли в принципе спасти эту партию.

— Стой-кто-идет! — донеслось из темноты.

— Ша, — сказал Камнеед. — Таки уже никто никуда не идет.

— Стой-стрелять-буду!

— Таки мы уже стоим, — сказал Камнеед.

— Стрелять? — шепотом спросил Гарри. — Как можно стрелять в такой темноте?

— На звук, — сказал Джек.

Гарри заткнулся.

— Вы кто такие? — продолжал надрываться голос из темноты.

— Свои мы, — сказал Камнеед.

— Свои здесь не ходят, — возразили ему. — Здесь только личности неприятные шатаются. Пароль знаете?

— Пошел на фиг, — сказал Камнеед.

— Не смешно, — ответили из темноты. — Говорите пароль, а то стрельну.

— А что у тебя там? — поинтересовался Камнеед.

— Арбалет, — сказали из темноты. — Многозарядный. Коридор, в котором вы стоите, прямой и узкий, а вас трое. В кого-нибудь я точно попаду. А пока вы до меня добежите, а тут, я вас уверяю, метров двести будет, вообще положу всех на фиг.

— Как тебя зовут, сынок? — поинтересовался Камнеед.

— Башнелом Глазодав, папаша, — донеслось из темноты.

— А я ведь действительно твой папаша, — сообщил Башнелому Камнеед. — Ты ведь сын Матильды? А братья твои — Пинайног и Почкобит?

— Отец? — неуверенно спросил Башнелом. — Это и правда ты?

— А кто еще?

— Пинайног? — зачарованно повторил Гарри. — Почкобит? Башнелом? МАТИЛЬДА?

Стрелок пожал плечами. В темноте Гарри этого не заметил.

Встреча отца с сыном прошла в теплой, дружественной атмосфере. Гномы заключили друг друга в объятия, от которых у любого иного существа поломались бы кости, потрепали друг друга по плечам и подергали за бороды. Гарри отметил, что эти двое не виделись уже очень давно.

Закончив церемониал приветствия, Башнелом обратил внимание на спутников отца.

— Кто это с тобой?

— Люди.

— Я и сам вижу, что не орки, — сказал Башнелом. — Чего им тут надо?

— К начальству они идут, — сказал Камнеед. — На предмет спасения вселенной.

Башнелом сплюнул на пол.

— Если судьба вселенной в руках твоего начальства, отец, считай, нам всем кранты, — сказал он. — Более упертых типов, чем эти генералы из МОССАДа, я в жизни не встречал.

— Не рассуждай о вещах, которых не понимаешь, — строго сказал Камнеед.

— Это я не понимаю? — взвился Башнелом. — Да я на поверхности двадцать лет на МОССАД оттрубил! Восемь акций, из них три — ликвидация особо опасных оркосочувствующих граждан! Да я по диверсиям специалист, а в саботаже мне вообще равных нет!

— Ты громче говори, парень, — сказал Джек. — Вдруг кто-нибудь в округе тебя еще не слышал.

— Меня тут и так все знают. — Башнелом снова сплюнул на пол. — Я контуженный. Меня в прошлой войне сводом зацепило.

— Чем? — не понял Гарри.

— Сводом, — объяснил Камнеед. — Их отряд на врага свод обрушил, вот сынка моего краем по голове и задело.

— Мне еще за это пурпурную ленту в бороду дали,[12] — гордо сообщил Башнелом. — Только я ее не ношу — пачкается она часто. Стираю, почитай, каждый год, а она все равно черная, а не пурпурная. Только я вас пропустить не могу. Не велено.

— И ты еще говоришь, что это генералы у нас упертые, — попенял сыну Камнеед. — А вдруг эти чудики правду говорят? Ты их сегодня не пропустишь, а завтра — Рагнарек. Кто будет виноват? Ты, сынок, будешь виноват. Ох, недобрым словом тебя грядущие поколения помянут.