Почти родные (СИ) - Доронина Слава

Не хватает духу спросить, что конкретно имел в виду Андрей, заявив, будто ему хватило одного свидания, чтобы забыть меня. Всего четыре слова: «Ты с ней спал?» — отказываются слетать с языка. Страшно услышать ответ и сделать себе еще больнее. Поэтому задаю другой вопрос, не менее важный:

— Зачем ты так со мной?

Лицо Андрея все такое же бесстрастное, но шторм во взгляде словно усиливается.

— Как?

Вдохи распирают грудь, голова опять начинает кружиться. Внутри меня клокочет обида.

Никогда не плакала на глазах Андрея, но сейчас впервые готова это сделать. Я же к паршивцу со всей искренностью, со всеми чувствами, которые обрушились на меня…

Раньше всегда защищалась, не давала себя в обиду. Но сегодня не могу. Во-первых, не ожидала ни появления Андрея, ни тем более — таких слов от него. Во-вторых, ничем подобную «откровенность» не заслужила.

Между нами столько всего произошло, мне нужная какая-то другая тактика. Вот только какая — ума не приложу. Если в обычном своем состоянии я бы испытывала раздражение на Ковалёва, то сейчас чувствую, как бурлит самая настоящая злость! Которая требует выхода немедленно.

Но вместо того, чтобы дать волю эмоциям, поднимаюсь с дивана и направляюсь к лестнице. Не позволю Андрею увидеть, как он нокаутировал меня словами. И слез своих ему не покажу! Не дождется! Это только моя проблема — что не справляюсь с эмоциями и чувствами.

Андрей ловит меня за руку.

— Если что-то понадобится, я буду внизу. У нас в семье принято заботиться друг о друге, а ты вся горишь.

Лучше бы я по другому поводу горела!

Снова злюсь. Даже сильнее, чем несколько мгновений назад. Опускаю взгляд на его пальцы, которые держат мое предплечье. Ломает от одного прикосновения и голоса Ковалёва!

Заботиться у нас в семье принято друг о друге, да? Хочется рассмеяться Андрею в лицо, но нет сил.

— Со мной все в порядке. Я сама разбила эту чашку и разыграла недомогание в надежде тебя задержать. Теперь передумала. Забирай вещи и уходи. Обо мне есть кому позаботиться, — делаю акцент на последнем слове.

Выдергиваю руку и поднимаюсь в свою комнату, точно зная, что Андрей больше не остановит. Ложусь в кровать. Меня знобит, слезы текут по щекам.

Не знаю, что это за чувство. Еще никогда не было так больно и одновременно хорошо. Будь у меня сейчас силы, — думала бы над ответкой для Ковалёва. Чтобы его так же перекосило, как и меня несколько минут назад, после заявления, будто он забыл обо мне.

Я проваливаюсь в сон, выплакав все слезы. Снится откровенная чепуха. Просыпаюсь от того, что кто-то тормошит за плечо.

— Яна, ты вставать собираешься сегодня? Так у тебя все хорошо, да? — словно сквозь толщу воды доносится голос Ковалёва.

Разлепляю сонные глаза и фокусируюсь на Андрее. Получается с третьей попытки.

— На вот, пей. Врача я вызвал, после обеда приедет.

Спорить нет ни малейшего желания. Впрочем, как и сил.

Я сажусь в кровати. Беру таблетку из рук Андрея, запиваю ее водой и, упав обратно на подушку, отворачиваюсь к стене.

Потребность ответить ему за вчерашнее поутихла. Может, вообще ничего не буду делать. Пусть Андрей проваливает ко всем чертям и больше не появляется на пороге моего дома. Никто его останавливать не будет! Оба продолжим жить своей жизнью.

А каждую бабочку, что порхает внизу живота, стоит мне увидеть засранца, отловлю и оторву ей крылья. Ни одну не оставлю в живых!

Следующим утром звонит Яр, мы долго болтаем по телефону. Гордеев порывается приехать, но я отказываюсь. Не хочу, чтобы Андрей подумал, будто опять его провоцирую.

Все четыре дня болезни дальше своей комнаты я не выхожу. Мама и бабушка звонят каждый день. Андрей ведет себя вполне сносно, ухаживает за мной. Даже вызвался забрать машину из сервисного центра, когда узнал, что она там. Все как всегда, за исключением того, что я почти постоянно нахожусь в своей комнате, а Ковалёв таскает железки в спортзале и как можно реже показывается на глаза.

Я почти успокоилась на его счет, решила, что завтра пойду в институт, а вечером встречусь с Яром. Начну отсчет свиданий, которые нужны, что забыть об Андрее. Так будет правильнее для всех.

Напялив штаны, спускаюсь на кухню выпить чаю. К своему удивлению, застаю Андрея в гостиной. Обычно в это время он в спортзале, а сейчас лежит перед включенным телевизором. Звук на минимуме. Ковалёв всегда так делает, когда хочет отдохнуть или поспать.

Я меняю траекторию и подхожу к дивану. Свернувшись калачиком, Андрей спит под пледом. Высосали из него силы тренировки или Ковалёва свалил вирус — не знаю. Наклонившись, трогаю его лоб.

Нет, это не спорт — Ковалёв подцепил заразу. И похоже, от меня.

Ну что, Яна. Тебя ждут еще несколько дней пыток.

А я так надеялась, что завтра наконец-то Андрей уедет на свою базу и я останусь одна.

За что эта мука? Я все так же не могу спокойно смотреть на него: сердце заходится в ударах. А когда говнюку плохо — вообще все сжимается внутри.

Обвожу лицо Ковалёва взглядом. Губы яркие и припухшие, на щеках румянец. Даже когда болеет, Андрей очень красивый. Правда обидно, что под милой личиной скрывается самый настоящий скорпион, который так и норовит ужалить, когда меньше всего этого ждешь.

Поднимаюсь к себе в комнату, беру градусник, который во время болезни поселился на прикроватной тумбочке, и спускаюсь обратно.

Андрей даже не чувствует, что я его трогаю. Откидываю плед и замечаю, что Ковалёв травмировался: его рука от предплечья до локтя перебинтована. Когда только все успевает?

Термометр пищит, и Андрей приоткрывает глаза.

— Поздравляю, — констатирую я. — Температура тридцать девять и пять, рука забинтована. С радостью бы позвала Натали, чтобы она выхаживала тебя, но и без нее справлюсь. И вообще… кажется, я начинаю тебя понимать. С самого детства ты попадаешь в какие-то передряги, нет ни одной конечности, которую бы ты хоть раз не сломал. Ухаживать за тобой — явно так себе перспектива. Твое желание, чтобы я прожила полноценную и насыщенную жизнь с другим, — полностью поддерживаю. Похвально. Мне бы поблагодарить тебя за такую возможность, а не обижаться, но я все равно обижаюсь.

Андрей морщится, хватаясь пальцами за виски. Задерживает на мне непонимающий взгляд.

— У меня еще больше голова заболела от твоей болтовни. Хотя радует, что ты наконец оклемалась.

Но «оклемалась» я еще и по другому поводу. Беру телефон Андрея с журнального столика. Пароля не знаю, да он и не нужен, потому что на заблокированном экране и так видно сообщение от Натали, которое она прислала несколько минут назад. Я зачитываю его вслух:

«После той встречи в парке ты сказал, что хочешь побыть один. Достаточно времени прошло? На носу твой чемпионат и мой приезд. Может, хотя бы созвонимся и обсудим, как и что будет?»

Ковалёв морщится еще сильнее. На его лице мука. Кажется, он тихо шепчет: «Пиздец», после чего на какое-то время воцаряется тишина.

— Воды принеси, Ян, — помедлив, просит Андрей таким тоном, будто собирается концы отдать. — И еще один плед. Все тело ломит, слабость ужасная. И да, хахаля сюда не приводи. Хотя бы пару дней, пока я на ноги не встану. А то вчера он порывался к тебе зайти, но я не пустил.

Вот так новости. Впрочем, то, что Андрей не пустил Яра — ожидаемо.

— Как всегда, — хмыкаю я, расплываясь в улыбке. — Ни себе ни людям. Лежи. Сейчас всё принесу.

Ухожу на кухню, а сама захлебываюсь эмоциями, в ушах шумит!

Лучше бы Андрей чувствовал себя хорошо и съехал от меня на базу, потому что в такой «доброжелательной» атмосфере я продержусь недолго. И это опять во что-нибудь выльется.

22 глава

Я пропустила неделю занятий в институте, и наверстывать предстоит много. Хорошо, что Вика записывала лекции на аудио — теперь есть чем заняться. Через час так погружаюсь в процесс, что выныриваю лишь с наступлением сумерек. В желудке урчит от голода, пора принимать лекарство. Заодно посмотрю, как там Ковалёв, который третий день не встает с дивана.