Авантюристы - Кэтрин Нэвилл

— Взглянуть на мои гравюры, — ответил он загадочно. — Похоже, мою девочку необходимо вначале соблазнить, чтобы потом склонить к действиям.

Оказавшись в такси, мчавшем нас по городу, Тор обернулся ко мне.

— Я хочу продемонстрировать тебе свою часть пари, — сказал он, — чтобы ты убедилась, насколько мое предложение серьезно.

— Ты же знаешь, что я собираюсь вернуть деньги назад, — сказала я. — Я даже пальцем к ним не прикоснусь, просто переведу их туда, где они окажутся недоступными в течение какого-то времени. Все, чего я хочу, — так только увидеть их физиономии, когда они поймут, что не смогут отыскать эти деньги. И даже если я соглашусь заключить с тобою это смешное пари, что тебе с него?

— Что «мне с него», как ты только что очаровательно наметила, — практически то же, что и тебе с него, если не больше. Я хочу не только увидеть сильно изменившиеся физиономии, но и заставить их сменить образ действий.

— Кстати, кто это «они»? — иронически поинтересовалась я. — Ты даже не намекнул, где собираешься раздобыть свой миллиард долларов.

— Разве? — улыбнулся Тор. — Что ж, позволь мне исправить такое упущение, дорогая. Итак, я намерен обчистить Большой Совет, то бишь Нью-Йоркскую фондовую биржу, а равным образом и американскую.

Недаром говорят: от гениальности до безумия один шаг, видимо, Тор уже сделал его. И в свете такого открытия мой собственный план действий уже не казался результатом трезвого расчета. И с каждым часом я все больше в этом убеждалась.

Такси доставило нас в нижнюю часть Манхэттена, в лабиринт финансовых джунглей, где испарения реки неподвижно висели в тесных ущельях между небоскребами. Мы стояли перед сооружением из стекла и бетона, чьи сорок этажей нависали над Уотер-стрит, носившую к тому же номер «Пятьдесят пять», обозначенный на светящихся табло огромными цифрами.

— Вот в этом здании и хранятся мои гравюры, — улыбаясь и потирая замерзшие руки, сказал Тор. — Или, правильнее было бы выразиться «бесценные отпечатки», ибо внутри этого монстра скопились крупнейшие залежи фондовых и ценных бумаг за три десятилетия. История началась в середине шестидесятых, — продолжал Тор свою лекцию, — когда большинство торговых фирм мира вдруг обнаружили, что не в состоянии управиться с завалившими их горами бумаги. С передачей акций и облигаций оказалось связано так много суеты, что решено было положить этому конец. Ценные бумаги обрели постоянный приют в стенах той фирмы, которая их приобрела. И в дальнейшем эта же фирма лишь осуществляла контроль за происходившими куплей-продажей бумаг, которые все это время продолжали храниться здесь. Это — самое важное здание в финансовом мире Нью-Йорка, его называют Трест Депозитов.

— И все ценные бумаги, проданные когда-то в Соединенных Штатах, собраны в этом единственном здании? — не поверила я своим ушам.

— Никто не смог бы сказать точно, какая именно их часть, ведь немало облигаций и акций по-прежнему припрятано и у частных лиц, и в сейфах брокерских компаний, и в банках, но по крайней мере было приложено немало усилий, чтобы собрать их здесь как можно в большем количестве.

— Не понимаю, как можно было идти на такой риск: а если кому-то придет в голову заложить в здание бомбу?

— Эта махина — лишь часть огромного комплекса, — заверил он, пока мы не спеша обходили небоскреб, чтобы лучше рассмотреть его. Тор смахнул первую снежинку начавшегося снегопада с моего лица, осторожно обнял меня за плечи и продолжил свой рассказ.

— Не далее как на прошлой неделе меня пригласили на собрание в ВЭС. Туда же приглашены были представители от крупнейших торговых фирм и самых богатых банков. Цель собрания — уговорить всех этих банкиров и торговцев воспользоваться услугами компьютерной системы, предоставляемой за счет ВЭС, чтобы выявить места физического пребывания ценных бумаг на данный момент.

— Ценные бумаги не зарегистрированы в компьютерах? — снова удивилась я.

— Операции с ними — да, но не их физическое местонахождение, — сообщил мне Тор. — Деятели из ВЭС уверены, что от пяти до десяти процентов ценных бумаг, до сих пор хранящихся в подвалах банков в их древних ненадежных сейфах — даже и здесь, в Тресте Депозитов, — либо украдены, либо подделаны. Если же мен эта гора бумаги будет перенесена в компьютерные файлы, по крайней мере появится возможность выявить те, которые были продублированы или сфальсифицированы иными путями. Короче говоря, они хотят произвести физическую инвентаризацию — и немедленно.

— Это выглядит как прекрасный шанс для всех желающих навести порядок в собственном доме, — согласилась я.

— Не правда ли? — подхватил Тор, приподняв одну бровь, он разглядывал меня в сгущавшейся темноте. — Ну, тогда ты, возможно, сможешь дать объяснение тому, отчего все отдельно взятые компании — причем все без исключения — откажутся это делать.

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы назвать причину. ВЭС не является собственником банков и компаний и поэтому не имеет права принудить их проводить инвентаризацию — пусть даже на своей аппаратуре. И ни одна из этих компаний не захочет разбираться, какие из их собственных ценных бумаг не стоят ни гроша! До той поры, пока они почитают их подлинными, они могут использовать их для купли-продажи или иных операций. Если же будет установлено, что это фальшивки — черт возьми, — да они же окажутся с пустыми руками! Внезапно до меня дошла вся отвратительная подоплека механизма, действовавшего в святая святых нашей финансовой индустрии, — все в точности так, как сказал мне Тор. И это не оставило меня равнодушной.

А кроме того, я поняла еще одну вещь, и это меня ошеломило: я была несправедлива к Тору, почитая его перешедшим грань от гения к сумасшедшему. Как я могла быть такой самодовольной, почитавшей себя единственной на всем свете личностью, наделенной некими моральными принципами, кои мне должно проводить в жизнь? Он был абсолютно прав, когда советовал мне расширить горизонты. Теперь я понимала, что надо делать.

Я подняла глаза и заметила, как напряженно он следил за мною, стоя в густом тумане, превратившемся уже в настоящий снегопад. Он улыбался своей кривой улыбкой, и, как обычно, я заподозрила, что он видит работу извилин под моей черепной коробкой и все до одной реакции, приведшие к вычисленному им заранее результату.

— Итак, ты все же принимаешь мое пари? — спросил он.

— Не так быстро, — сказала я. — Если это действительно пари, а не просто двойная кража, не нужно ли обговорить ставки?

— Об этом я не подумал, — признал он, на мгновение растерявшись. — Но ты права. Если мы решимся обречь себя на все эти испытания, надо поставить условия.

Тор немного подумал, пока мы рука об руку брели по темной пустой улице в поисках такси. Наконец остановился, повернулся ко мне, положил руки на плечи и заглянул в глаза.

— Я придумал, — сказал он с обезоруживающей улыбкой, от которой я всегда оттаивала. — Тот, кто проиграет, должен исполнить самое сокровенное желание победителя.

— Желание? — переспросила я. — Звучит как в сказке. Кстати, не может случиться так, что проигравший будет не в состоянии выполнить подобное желание.

— Возможно, — согласился он, все еще улыбаясь. — Однако я уверяю, ты будешь в состоянии выполнить мое желание.

СОТРУДНИЧЕСТВО В РАМКАХ ДОГОВОРА

Человеку, не защищенному дубленой шкурой, подверженному укорам совести, в мире бизнеса делать нечего. Излишняя чувствительность будет выглядеть здесь как шелковый передничек на деревенском кузнеце.

Не важно, каким путем вам удалось раздобыть деньги, важно то, что вы намерены с ними делать.

Конечно, на следующий день я не могла упустить возможности прогуляться после ленча по Уолл-стрит. Позже Тор чуть ли не силком затащил меня на роскошный обед, заказанный им в ресторане отеля «Плаза». Отведав многочисленные разнообразные блюда и перейдя к кофе с коньяком, мы приступили к уточнению условий нашего пари.

Тор не соглашался сказать мне, какое желание потребует выполнить, если победа достанется ему. Поэтому я решила условиться о более материальных вещах в качестве ставок. По сути говоря, мы то и дело возвращались к этому предмету на протяжении всего обеда, так что задолго до того, как подали коньяк, моя голова уже гудела, и все же я впервые за многие годы так веселилась.

Тор не только обладал даром все объяснять с поразительной легкостью, но в часы веселья и отдыха никто искуснее его не мог сочинить шутку, или розыгрыш, или найти совершенно неожиданное объяснение самым разным вещам. Я понимала, что и пари наше он выдумал не только от морального негодования, но и от скуки. Да, он по-прежнему был готов бросить вызов всему на свете, даже самой жизни.