Жесть - Александр Щёголев

Ведь совершенно здоровый мужик был: знать не знал, что такое врачи! Умный, образованный, «бауманку» кончал. Начал свой бизнес, и дело пошло — квартиру купил, машину, гараж… (Из-за антидепрессантов Марина почти и не ездила на машине, так и кисла Вадькина «тойота» в гараже.) Вдобавок, порядочный и… нежный — такая редкость…

Казалось, вот оно — счастье.

Сгорел мужик — за четыре дня…

А до Вадима? Был и Четвертый, и Третий, и Второй. Совсем уж в далеком прошлом остался ее Первый, будь благословенна память о нем… Вот, к примеру, Третий, сходство с которым почудилась ей вчера в Алексее Львовском, а сегодня — в господине Конове. Марина тогда едва поступила в Университет, на журфак. Совсем молоденькая была, глупая, романтичная. Познакомилась со студентом — уверенным в себе выпускником, прошедшим огонь и воду. Без пяти минут мужчина. Почему-то ее всегда тянуло к тем, кто постарше (говорят же — глупая, романтичная). Студент, правда, учился не на журналиста, а на философа, но по поводу будущего трудоустройства ничуть не тревожился: все у него было продумано и схвачено. По ночам он изредка подрабатывал: разгружал вагоны. А что такое ночная разгрузка? Бригадир дает вводную: вот вам, ясны соколы, вагон, освобождайте его. И начинается беготня по сходням!.. В один из таких забегов у студента случился сердечный приступ. Прямо под мешком. Во-первых, не рассчитал свои силы, во-вторых, никто ему не сказал, что в детстве он перенес ревматизм… Там и умер, возле рельс. Помощь прибыла с изрядным опозданием — пока вызвали, пока добирались… короче, был возлюбленный — нет возлюбленного.

Прав, трижды прав был Федор Сергеевич, когда сказал, что лишь один вопрос терзает Марину: что же это в жизни происходит?!

Не вопрос, нет, — Большая Боль.

Как только она начинает испытывать к кому-нибудь симпатию, (да попросту влюбляется), и человек отвечает ей взаимностью, — это всегда кончается плохо. Не для нее, разумеется, — для объекта ее симпатии. Началось это еще в детстве (ох, Первый, как же тебя жалко…) И родился страх близости. И стала Марина холодна и бесчувственна, лишив себя права на влюбленность. Даже вульгарное сексуальное влечение не может себе позволить.

А правда ли всё то, что она за тридцать лет навоображала — существует ли Рок, работает ли проклятие, — теперь уже неважно.

Выхода нет.

Потому, кстати, и была она последние годы с Александром, который ей ну совсем безразличен…

«Вы сделали ложный вывод о своей виновности», — сказал Федор Сергеевич. Какой же этот вывод ложный, если пять ужасных сюжетов — вот они, тянутся сзади, как шлейф у королевы!

Королева Рока.

Пять трагедий, которые не могут быть случайностью…

Так что живи, подруга, со своей депрессией, и держись на людях волком-одиночкой. Шагай по жизни, смеясь… увечная королева…

Марина упала боком на постель и нашарила мобильник, который валялся здесь же, на полу. Вызвала нужный номер.

— Маруся? — откликнулся Александр. — Что стряслось?

Его реплику сопровождали посторонние звуки: шуршание, вздохи, неразборчивый шепот. Говорил он, отчего-то запыхавшись.

— Ничего не стряслось. Я отказываюсь писать статью про твоего маньяка.

— Подожди, я не въехал…

— Я не буду встречаться с этим зверем в клетке, — мертвым голосом сказала Марина. — Я не буду писать эту гадость. И передай привет всем, кто рядом.

— У меня рядом телевизор, дур… — успел воткнуть в трубку Александр, прежде чем она сбросила разговор.

Свой мобильник Марина отключила тотчас же.

Свернулась на постели, как эмбрион в утробе матери, и заснула, не раздеваясь…

ВНЕ ВРЕМЕНИ

…Когда в тамбуре жутко громыхнуло, он вскочил.

Не он один — весь вагон словно подбрасывает.

— Мальчишки балуются, — успокаивает его сидящая напротив бабка. — Садись, милок, садись…

— Петарду рванули, — добавляет мужик в ватнике и плешивой ушанке.

Откуда мальчишки взяли петарду?

Да вот откуда — продавец с коробкой пиротехники идет по проходу, назойливо предлагая свой товар.

Пассажир садится. Пассажир смотрит в спину уходящему продавцу и напряженно размышляет…

Нет, понять-то он сразу все понял — едва улеглись страсти от взрыва в тамбуре. Тот, кто сейчас пробирается меж сиденьями — НЕ ЧЕЛОВЕК. Бес. Это мелкий бес, продающий детям оружие. И размышляет пассажир только о том, что же делать?!

Алкоголем детей спаивают, охальными картинками развращают… И все мало им! Теперь, вот, до оружия очередь дошла. Детям — оружие…

Как остановить эту тварь?

Для воина — такие вопросы смешны.

Демон приближается к концу вагона, собираясь перейти в следующий, и тогда пассажир решительно поднимается со своего места, чтобы пойти следом…

…Они бродят, словно связанные невидимой нитью, — из электрички на платформу, с платформы — в другую электричку. Один час, второй третий. Продавец оружия, как нарочно, не вылезает на мелких безлюдных станциях, делает пересадки только на крупных или на вокзале, — осторожная тварь. То ли боится, что ограбят, то ли вообще — боится. Воин следит, стараясь остаться незамеченным…

Зима. Конец декабря, канун Нового года.

Уже стемнело.

Похоже, это был последний рейс. Демон заходит на вокзале в камеру хранения, оставляет у приемщика свою гигантскую сумку и отдает все деньги. Зачем?

Очень скоро эта тайна проясняется — продавец садится в электричку на Зеленогорск и уезжает. Ага, понятно: рабочий день закончен. Торговец, похоже, едет домой… наконец-то. Не хочет поздним вечером таскать с собой всю дневную выручку, потому и отдал деньги на хранение. Наверное, приемщик — то ли его родственник, то ли просто в доле… Воин сидит в том же вагоне, подальше от врага, и делает вид, что дремлет. Нож он давно переложил из портфеля во внутренний карман дубленки.

Станция Репино.

Враг выходит; воин, выждав до последнего, тоже выскакивает на платформу — через другие двери.

С платформы они идут направо, удаляясь от залива. Все остальные пассажиры направляются в другую сторону, к заливу, Какая удача! Слева от путей — сразу дома, а справа, чтобы дойти до поселка, нужно преодолеть полосу леса. Практически в темноте, в одиночестве. Поселок — сплошь государственные дачи, зимой пустующие. Договорился он с кем-то или залез куда без спросу? Неважно. К домам ведет асфальтированная дорожка, освещенная лишь полной луной. Враг торопится, нервно оглядывается. Когда воин ускоряет шаг — он вдруг срывается на бег. Поздно: догнать его — дело нескольких секунд. В последний момент демон оборачивается, с воплем пытается защититься… чудак! Кто же хватает лезвие рукой, пусть даже в шерстяной перчаточке? Достаточно одного умелого движения, чтобы отрезанные пальцы посыпались на асфальт. И больше ничего не мешает нанести настоящий удар. Нож, проткнув нейлон и двойной синтипон, почти по рукоять входит в поганое подобие человеческого тела — в районе солнечного сплетения…

Крик превращается в хрип.

На губах твари — кровавая пена.

Воин оттаскивает еще живого демона с дорожки в лес. Снегу — по колено. Дальше, дальше, навстречу Луне… Кладет тело в сугроб и всаживает клинок врагу в шею. И вдруг понимает, что отрезать голову нельзя — нет условий. Перепачкаешься так, что возвращение станет опасным. Даже нож нужно вынимать из раны очень осторожно, чтобы кровь не попала на одежду…

…Что за кошмар?!

Было ли все это на самом деле? — думает человек, неотрывно глядя в потолок. Если было, то с кем? Неужели со мной? Я убийца… я душевнобольной… а значит — я недостоин жить…

Но если это было не со мной, то почему я так хорошо все помню?

Тот, Который…

Тот, Который Помог Вспомнить…

Это же, наверное, лечащий врач, понимает человек. Надо с ним поговорить. Надо с ним немедленно поговорить! Если он подтвердит, что мои видения — это не галлюцинации, а воспоминания из реальной жизни… из моей жизни… тогда лучше — покончить… взять, и разом покончить со всем этим.