Подвиги Геракла - Агата Кристи

Чрезвычайно довольный собой, Пуаро откинулся на спинку стула.

— Вы отдаете себе отчет в том, что ваше заявление попахивает клеветой?

— Уверен, что это не так, — усмехнулся Пуаро.

— А зря! Нет никаких доказательств того, что я кого-то когда-нибудь шантажировал.

— В этом я нисколько не сомневаюсь. Вы меня не поняли. Я вам вовсе не угрожаю, я просто хочу спросить: сколько?

— Не понимаю, о чем вы, — насторожился Перри.

— О деле государственной важности, мистер Перри.

Собеседники обменялись многозначительными взглядами.

— Я реформатор, мосье Пуаро, — заявил Перри. — Пора произвести чистку в политике. Я противник коррупции.

Вы знаете, в каком состоянии пребывает наша политика?

Ни дать ни взять Авгиевы конюшни.

— Tiens![38] — удивился Пуаро. — И вы о том же!

— И мы должны, — продолжал редактор, — промыть эти конюшни очистительным потоком общественного мнения.

— Что ж, — поднялся со стула Пуаро, — рукоплещу вашим гражданским чувствам. Жаль, что вы не нуждаетесь в деньгах, — добавил он с порога.

— Эй, погодите, — заторопился Перси Перри, — я же не сказал…

Но Пуаро в кабинете уже не было.

Он терпеть не мог шантажистов, поэтому с чистым сердцем предпринял кое-какие шаги.

Эверитт Дэшвуд, жизнерадостный молодой человек из редакции «Бранч», радостно хлопнул Пуаро по плечу.

— Грязь бывает разная, дружище. Моя грязь — чистая правда, никаких натяжек.

— Я и не утверждал, что вы с Перри — два сапога пара.

— Чертов кровопийца. Только позорит нас, честных борзописцев. Мы бы с радостью с ним разделались, если бы могли.

— Понимаете, я сейчас занимаюсь улаживанием одного политического скандала.

— Чистите Авгиевы конюшни? — рассмеялся Дэшвуд. — Боюсь, это вам не по силам, дружище. Единственный выход — запрудить Темзу и снести здание парламента.

— Экий вы циник, — покачал головой Пуаро.

— Я знаю, что почем, только и всего.

— Думаю, вы именно тот, кто мне нужен, — решился Пуаро. — Вы человек рисковый и надежный, любите приключения.

— И что же дальше?

— Есть у меня одна идейка… Если я прав, мы раскроем небывалый заговор, а ваша газета заполучит сенсацию.

— Идет, — воодушевился Дэшвуд.

— Речь идет об оскорбительных выпадах в адрес одной женщины.

— Отлично. Интимные отношения — самый ходовой товар.

— Тогда слушайте.

Разговоры не смолкали.

В «Гусе и перьях» в Лито Уимплингтоне яростно спорили:

— Вранье! Джон Хэмметт всегда был честным малым, не то что прочие политиканы.

— Так обо всех жуликах говорят, пока за руку не поймают.

— Говорят, он на этой палестинской нефти тысячи огреб. Хорошенькое дельце провернул!

— Все они одним миром мазаны. Все до единого проходимцы.

— Эверхард такого бы не сделал. Старая закалка, что ни говорите.

— А я все равно не верю. Газетам верить нельзя.

— Его дочка — жена Ферриера. Хочешь знать, что о ней пишут?

Все уставились в захватанный экземпляр «Рентгеновского луча»:

«Жена Цезаря? До нас дошел слух о том, что одну высокопоставленную даму на днях видели при весьма странных обстоятельствах, да еще и с альфонсом. Ах, Дагмар, Дагмар, как вам не стыдно!»

— Не, миссис Ферриер не из таких, — послышался крестьянский говорок. — Альфонс — это же итальяшка какой-нибудь.

— Кто их знает, — возразил другой. — По мне, так бабы на все способны.

Разговоры не смолкали.

— Милочка, я уверена, что это чистая правда. Наоми слышала об этом от Пола, а тот от Энди. Она глубоко порочна!

— Но ведь она всегда так старомодно одевается и вообще.., такая чопорная. И все благотворительные базары только она и открывает!

— Для отвода глаз, дорогуша. Говорят, она просто нимфоманка. Представляете?! Все это есть в «Рентгеновеком луче». Ну, не прямо, но читается между строк.

Интересно, откуда они все всегда узнают?

— А как вам фокусы ее отца? Говорят, он в партийную кассу руку запустил.

Разговоры не смолкали.

— Неловко как-то мне об этом думать, вот что я вам скажу, миссис Роджерс. Я же всю жизнь считала, что миссис Ферриер — настоящая леди.

— Так вы думаете, все эти гадости — правда?

— Я же говорю, неловко такое и думать. Еще в июне она в Пелчестере базар открывала. Я с ней рядом была, вот как отсюда до дивана. Она так мило улыбалась…

— Да, но дыма-то без огня не бывает?

— Что верно, то верно. Ну что тут поделаешь, никому в наше время верить нельзя.

Эдвард Ферриер с исказившимся белым лицом выпалил:

— Их нападки на мою жену возмутительны! Я подаю в суд на эту мерзкую газетенку!

— Я бы вам этого не советовал, — невозмутимо отвечал Пуаро.

— Не могу же я молча проглатывать эту наглую ложь!

— Вы уверены, что это ложь?

— Черт вас возьми, конечно, уверен!

— А что говорит ваша жена? — спросил Пуаро, склонив голову набок.

Ферриер на мгновение опешил.

— Она советует не обращать внимания… Но как я могу не обращать внимания, если все вокруг только об этом и судачат!

— Да, об этом всюду судачат, — согласился Пуаро.

А потом во всех газетах появилась коротенькая заметка жирным шрифтом:

У миссис Ферриер был нервный срыв.

Она отправилась на отдых в Шотландию для поправки здоровья.

Пошли слухи и догадки; обнаружились достоверные сведения о том, что миссис Ферриер ездила не в Шотландию, она туда даже не собиралась.

Скандальные слухи о том, где же была миссис Ферриер на самом деле…

И по-прежнему не смолкали разговоры.

— Говорю вам, Энди ее видел! В этом вертепе! Она была не то навеселе, не то под кокаином, а при ней был этот омерзительный аргентинец, Рамон. Представляете?

Этот альфонс!

Слухи множились.

Миссис Ферриер удрала с аргентинским танцором, ее видели в Париже нанюхавшейся кокаину. Она пристрастилась к наркотикам много лет назад; она пьет запоем.

Мало-помалу праведное общественное мнение, до поры до времени сочувствовавшее миссис Ферриер, ожесточилось против нее. Не могли же подобные слухи возникнуть на пустом месте! Нет, такая женщина не годилась в жены премьер-министру. «Да она самая настоящая Иезавель[39]!

Иезавель, да и только!»

А потом появились фотографии.

Снимки, сделанные в Париже: миссис Ферриер в ночном клубе по-свойски обнимает за плечо смуглого темноволосого молодого человека подозрительной наружности.

Снимки на пляже: миссис Ферриер в очень открытом купальном костюме склоняет голову на плечо своего альфонса.

И подпись: миссис Ферриер развлекается…

Спустя два дня против «Рентгеновского луча» было возбуждено дело по обвинению в клевете.

Со стороны истца выступал сэр Мортимер Инглвуд, королевский адвокат. Он держался с достоинством и был исполнен праведного гнева. Миссис Ферриер стала жертвой постыдного заговора, сравнимого разве что с делом об ожерелье королевы, описанным Александром Дюма. Тог да целью заговора было опорочить королеву Марию-Антуанетту в глазах народа. Теперь цель была сходной: скомпрометировать благородную и добродетельную женщину, которая поистине, как жена Цезаря, у всех на виду. Сэр Мортимер буквально обрушился на фашистов и коммунистов, пытающихся всеми любыми средствами подорвать демократию, после чего перешел к допросу свидетелей.

Первым был вызван епископ Нортумбрийский.

Доктор Гендерсон, епископ Нортумбрийский, виднейший деятель Англиканской церкви, человек справедливый и неподкупный, был прекрасным проповедником и внушал любовь и благоговение всем, кто его знал. При этом он умел понять каждого и отличался широтой взглядов, что среди церковников встречается не так часто.

Епископ поднялся на свидетельское место и под присягой поклялся, что в упомянутое время миссис Ферриер гостила во дворце у него и его супруги. Она слишком переутомилась, у нее много сил отнимает благотворительная деятельность, ей был прописан полный покой. Визит держали в секрете, дабы избежать назойливости прессы.

Следом за епископом был вызван известный врач. Он показал, что рекомендовал миссис Ферриер хорошенько отдохнуть и избегать стрессов.

Затем дал показания доктор, пользовавший миссис Ферриер в епископском дворце.

Следующей вызвали Тельму Андерсен.

Когда она поднялась на свидетельское место, зал загудел. Все сразу отметили поразительное сходство между этой женщиной и миссис Ферриер.

— Ваше имя Тельма Андерсен?

— Да.

— Вы датская подданная?

— Да, я живу в Копенгагене.

— И вы до недавнего времени работали там в кафе?

— Да, сэр.