Русская красавица. Напоследок - Ирина Потанина

— М-да, не бережет себя наш брат, не бережет! — хохотали мои спутники. Модный в то время слоган: «Братва — берегите друг друга!» — призыв из какого-то мыльного околобандитского сериала, — тут же был переделан нами в «Братва! Беригите своего друга!» В общем, к концу совместного пути мы с Тимофеем и Николаем очень сдружились и настроены были очень весело.

Рассвет застает нас возле очередного поворота судьбы. Дальше ребятам нужно сворачивать с трассы.

— Мы б завезли. Подумаешь, в Крым мотнуться и обратно… Но нас серьезные люди ждут… Если хочешь, давай с нами, а потом мы завезем. Нам день всего помотаться…

Голос увлекающегося Тимофея звучит вполне уверено, и даже когда более практичный Николай напоминает ему, что завтра им обоим нужно быть в Запорожье, Тимофей не сдается:

— Так что ж теперь, девчонку одну на трассе бросать? Не, я так не могу…

— Я бы тоже не бросал, — соглашается Николай. — Но выхода нет.

— Ну что вы выдумываете! — я, конечно, безгранично тронута, но и возмущена тоже. — Мне ж не пять лет, в конце концов! Уже светло, уже день. Вы меня очень выручили, спасибо. Но дальше я с вами не поеду, — и добавляю для полной уверенности, что наставить на будут: — Мне ведь сегодня обязательно в Крыму надо быть. Я ж не просто так бесцельно по дорогам шатаюсь…

И что вы думаете? Результат превосходит все ожидания. Представьте картинку. Трасса, пара спящих домишек чуть поодаль, раннее, туманное утро. На обочине — навороченный черный Мерс со все еще включенными фарами и распахнутыми дверцами. Тихонечко играет какое-то дэнс-радио. Мы с Николаем — полусонные, но постоянно смеющиеся, — восседаем на бордюре и поедаем арбуз, который ребята купили пару десятков километров назад («чтоб не заснуть!»). На дороге невысокий, крепкий короткостриженный Тимофей, с золотой цепью, перстнем и бандитскими повадками. При этом он держит в руках написанную только что на листе А4 формата табличку: «Симферополь, 1 человек!» И тычет ею в лобовые стекла всем, пролетающим мимо машинам. Их немного, им, наверняка, очень смешно, но останавливаться при этом страшновато.

— Ничего не понимаю! Что за люди? — раздосадовано кричит Тимофей и показывает вслед проехавшим неприличные жесты. — Блин, я ща как!!!

Еле удерживаем его от решения немедленно запрыгнуть за руль, догнать проехавшего Фольксвагена и заставить его остановиться.

— Вот такое вот чудо-знакомство, — оканчиваю свой рассказ. — Обменялись визитками, телефонами, заверениями в массе взаимных симпатий и больше никогда не встречались. Мне им звонить как-то неудобно: я и так в этой ситуации в положении нахлебницы была — покажется, будто злоупотребляю добрым отношением. Они мне при всем желании позвонить не смогут — когда я вернулась в Москву, телефон уже тогда поменялся. В общем, /время отбросить все дальше стремится, с буднями своим нелепые счеты, адрес меняя, и место работы, шепчем во сне: не беда, созвонимся…/ Но я, собственно, не к тому. Я к встречам на трассе. Они бывают, они приносят Людей. Тех, что с большой буквы. Тех, кто никогда не забудется, хоть никогда и не встретится больше…

— И Тимофей-таки остановил тебе машину? — тихонько спрашивает Меланья.

Вокруг нашего костра вдруг расползается легкая меланхолия. Все вместе, и в то же время-каждый в себе — грустим о чем-то давнем и значимым.

— Ага. Один грязнотелый Жигуленок с треснутой фарой счел ситуацию подходящей для заработка. В салоне — батя и сын, лет шестнадцати. Оба очень серьезные и измотанные дорогой.

У меня уже не было сил сопротивляться, под утро я всегда в полусне… Пробормотала вялое: «Не смей этого делать!» — когда Тимофей полез в кошелек, но ответа так и не дождалась.

— Оплачено! — констатирует Тимофей, стараясь выглядеть бодро. Он немного растерян. Черные пуговки ни секунды не стоит на месте, мечутся настороженно. — Обещали до самого Симферопольского вокзала. — делится он с Николаем. — Я предупредил. Обещали, пальцем не тронут. Я номер запишу! Записал уже! — последние предложения Тимофей нарочно выкрикивает погромче.

Обсыпаю их тысячью спасибов, машу обеими руками, улыбаюсь… Сажусь в машину. Серьезный прощальный взгляд Николая не дает отвести глаз.

— Совсем не романтики, — комментирует он озабоченно, кивая в сторону обитателей Жигуленка. — Ты с такими не умеешь… — потом еще раз прищурившись оглядывает машину. — Дай руку, — просит внезапно, и сам тоже прикладывает ладонь со своей стороны стекла. Послушно следую его примеру. Николай на миг прикрывает глаза, сосредотачивается: — Будет сложно, но окончится все хорошо, — говорит, с улыбкой облегчения. — Все будет хорошо, поняла? — повторяет требовательно.

Сто двадцать пять раз киваю, чувствую, как заводится и уезжает жигуленок. Мы уже далеко, а я все смотрю-смотрю-смотрю назад, до последней секунды не теряя из вида две смешные фигуры, стоящие на обочине. Так они и остались в моей памяти — длинный, неподвижный, уверенный, как памятник, Николай и маленький, суетливо пританцовывающий, Тимофей, без остановки что-то говорящий приятелю и горячо жестикулирующий.

«Такой вот вышел рассказик. И мне даже самой понравилось. И честно, и светло и с моралью…» — Артур с трудом перескочил в новое время и осознал, что вставка про поездку уже окончена, а Сонечка продолжает пересказывать разговоры первого вечера знакомства со своей новой компанией. Вообще, Артур откровенно злился, что Сонечка все так запутывала и рассказывала столько лишней информации. То есть интересно, конечно, но обещан-то был рассказ об этом дурацком «мальчике с глазами»… Ну, и где? Артур снова погрузился в чтение о разговорах первого вечера…

«К неописуемому восторгу Алишера, выясняется, что Язык, тоже как-то выходил на трассу. Да не один! Байка смешная, потому не могу не записать. Жаль, не передам в дневнике саму манеру рассказчика. Язык говорил неторопливо, с чувством, с совсем не свойственной ему, как мне показалось сначала, величавостью. В общем, натуральный мужик-сказочник, собирающий детвору у вечернего костра для очередных рассказов. Весьма духозахватывающе:

— А у нас тоже было, обхохочешься… Играли как-то Динамо-Киев с Мадридским Реалом в Киеве. Мы в то время в Москве ошивались, и даже не знали, поедем на сезон домой или нет. Материальной необходимости не было, а сердце просилось. Но речь не об этом, а о матче. В общем, возможность поехать была. Представляете?! Да такое раз в жизни случается! Из Москвы выезжали впятером. Двое еще до конца матча выбыли из поля зрения, утащившись куда-то в более правильные сектора за зазывающе подмигивающими тинейджерицами, едва у нас все оказалось выпитым. Нянчить мы никого не обещали, да и действо на стадионе творилось воистину грандиозное. Потому на разделение в компании никто как-то не обратил особого внимания…

— Давно заметила, что футбол окончательно лишает мужиков человеческих свойств, — вздохнув, перебивает моя Лена.

В тот вечер стало известно, что на плато собирается учинить очередной налет налоговая. Может, просто поужинать, а может, за внеплановой финансовой данью. Лена с Виктором, хотя и имели хорошую татарскую крышу, и вели все хозяйство предельно грамотно, все же считали более выгодным закрывать заведение на время визитов непредсказуемого узаконенного рэкета.

Закрывшись, моя Котиха решила заехать в гости, и вот теперь сидела вместе с нашей компанией возле наскоро разведенного, слабенького, но завораживающего, как и все запретное, костерка.

Я еще не говорила, что тут запрещено жечь костры? Да да, каждый вечер мы занимались страшным беззаконием.

— Моя б воля, навсегда запретила бы мужикам смотреть футбол! — продолжает Котиха. — Это плохо влияет на их предрасположенную к сдвижкам психику… Что ж вы за друзья такие если ради какого-то матча ослабших товарищей из виду потеряли? Ни одна баба пьяного мужика в Киеве с какими-то первыми встречными шалавами никуда бы не отпустила! А вы…

— Можно подумать, если бы они были с теми девочками знакомы, это что-то поменяло бы, — иронизирует Меланья… — Ни одна баба в принципе мужика с другими бабами не отпустит!

Лена дружелюбно кивает, мол «тем более» и все еще хмурится в сторону любителей футбола.

Теперь, зная о извращенном пристрастии Виктора к футбольным матчам, я ничуть не удивиляюсь ехидству Лены. Тогда же мне ее замечание показалось странным. — Отпустили своих ребят невесть на какие приключения… — ворчит она.

Делается смешно. Представляю, как мальчик с глазами и Язык, превращаются вдруг в нравоучителей и, совершенно забыв о матче, с серьезными минами принимаются воспитывать окружающих.

— Не! — к моему удивлению, Язык принимает Ленино замечание, как должное, и кидается оправдываться: — Вы не правильно поняли! Те двое отколовшихся в нашей компании были случайными. Мы изначально договаривались, что никто никого не пасет. Да и возраста они уже не того, чтоб учить их правилам контрацепции. А обычно мы своих не бросаем, даже если упиваются. Особенно если…