Цапля ловит рыбу - Леонид Словин

Камал показал мне фотографию Журавлевой, целительницы, с ее подписью: «Учителю от благодарной ученицы».

— Куда вы ехали?

— Он высадил меня у Лесной. Сам поехал дальше. «Третий человек видит Камала в одном и том же районе».

— Не знаете, где он может жить?

— Понятия не имею, — Березин поднялся.

— А телефон целительницы?

— К сожалению, — он развел руками. — Вообще-то она дает телефон только сама. Своим друзьям, близким.

— Я провожу вас, — Головкина как-то поспешно встала.

С приходом Гамазина в холле воцарилась неловкость, он один ее словно не чувствовал.

— Вредный старикан, — заметил поэт, когда Березин и Головкина вышли. — Думаю, он знает, просто не хотел сказать. Как вам звонить? — Гамазин вытащил из дубленки визитную карточку, положил на стол. — Постараюсь без него узнать.

Денисов достал свою — их оставалось совсем немного, на русском и французском, сделанных по оказии:

«Инспектер де инструксьон криминель…» — Поэт остался доволен. — Французский учил? — Он быстро перешел на «ты».

— Немецкий. Это так. По случаю.

— В Москву не надо? Мне в Дом литераторов. Могу подвезти.

— Пока не знаю. Спасибо.

— Соседняя дача. Заходи… — Вошла Мила. — А тебе? — Гамазин обернулся к хозяйке.

— Я с Терезой.

— Вольному воля. — Гамазин на негнущихся ногах протопал к окну в кухню. — Давно я у вас не был. Благоверный твой реконструкцию произвел! — Голос у него был хриплый, явно простуженный.

— Тише! Там Тереза Жанзакова. Я счастлива, что хоть поспит.

— Уже не спит. — Жанзакова появилась в дверях. — Сможете чем-нибудь порадовать?

— Пока нет.

В очередной раз зазвонил телефон.

— Это уж точно вам, — Мила передала Денисову трубку.

Звонил Бахметьев:

— Я сейчас разговаривал с матерью Камала Досымбетова. Она в Таласе. Кандидат педагогических наук, муж — доцент. Сын обычно звонит раз в семь — десять дней. У них никаких проблем. Последний раз звонил из Москвы дней пять назад. Чувствую, сейчас она начинает собственный розыск по междугородным телефонам…

— А Хольст?

— Его нет в Москве, как, видимо, и академика Столповских.

— Жаль.

— Я думаю! Но сейчас не об этом. Позвонил Эргашев из съемочной группы. Знаешь такого?

— Да. Бритоголовый.

— У них в поезде человек с «Мосфильма». Привез «дипломат» с вещами Жанзакова. Тот ему оставил.

— Давно?

— В прошлом месяце. Тебе интересно поговорить с ним?

— Пусть придержат. Я еду.

— А транспорт?

Денисов оглянулся. Мужиковатый Гамаэин о чем-то негромко разговаривал с хозяйкой в дальнем углу, оказалось, он мог говорить и негромко. Жена драматурга слушала, не перебивая. Жанзакова начала собираться, ушла в комнату.

— Не надо. Нас довезут.

В машине Денисов задремал.

Гамазин и женщины говорили о мудреных предметах. Иногда до него доносились отдельные слова и фразы: «психогигиена», «инфракрасный тепловой поток…», «биоэнергетика актера»…

«Интересная манера общения, — подумал он сквозь сон. — Каждый участник по очереди показывает заранее подготовленный моноспектакль. Единственное неудобство: всякий раз необходимо либо готовить новый репертуар, либо менять зрителей…»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Чистый розыск

Поезд съемочной группы стоял на обычном месте — короткий, точно обрубленный. По соседним путям до самых пакгаузов тянулись отцепки вагонов, поданные под выгрузку.

Денисова ждали. На платформе с «лихтвагеном» томился бритоголовый.

— Он там, в купе, — Эргашев успел основательно продрогнуть. В одной руке у него была сигарета, другой придерживал полы чапана. — Парень этот больше молчит, но, по-моему, он все знает.

Они вошли в вагон. Свет в коридоре едва горел. Наступая на тянувшиеся по проходу провода, прошли по составу.

— Сюда!

Купе Жанзакова было открыто. Еще из коридора Денисов увидел похожую на Лайзу Миннели актрису, соседку Жанзакова по вагону, проводницу, ассистента режиссера и еще одного человека, которого Денисов видел впервые. Рядом, у окна, стоял неновый, потрепаный кейс.

— Это Сабира. — Бритоголовый протиснулся за Денисовым, актриса и ассистент по реквизиту сразу поднялись.

— Не будем мешать…

Вслед за ними, болезненно ступая, потянулась проводница.

Человек, доставивший кейс, — невидный, с корявой бородкой, молча рассматривал эстамп на стене; держался он ненавязчиво — ждал, пока к нему обратятся.

Денисов первым прервал молчание:

— Как вас зовут?

— Лаву. Виктор Лаву.

— Денисов. Старший оперуполномоченный. — Он не спешил открывать «дипломат», знал: ничего особенного быть в нем не должно. Иначе бы уже разнеслось.

— Работаете?

— Макетчиком на киностудии.

— Москвич?

— Прописан в Строгино.

— А живете?

— Жил в Переделкино, снимал комнату.

— А сейчас?

— Сейчас опять в Строгино.

— Давно у вас? — Денисов показал на «дипломат».

— Недели три.

— Жанзаков оставил его вам, когда жили еще в Переделкино?

— Да.

— А сегодня? Кто-то посоветовал отвезти сюда, в поезд? Сказал, что Жанзаков исчез?

— Одна женщина, вместе работаем. Актриса. Сейчас ее нет в Москве.

Денисов кивнул.

«Жанна…»

Он был благодарен кокетливой женщине в легкомысленно надвинутой на лоб шляпке, которая нашла время и способ помочь в розыске своего приятеля и единомышленника.

— Она мне передала через наших ребят. Ей кто-то сказал, что Сабир оставил у меня кейс с книгами.

Макетчик замолчал, продолжал рассматривать натюрморт. Он не спешил.

Денисов только мельком глянул на желтую, прозрачную, как янтарь, селедку, рассыпчатый картофель на блюде.

— Давно знакомы с Жанзаковым?

— В общем, да.

— Виделись часто?

— Не очень. В последний раз в начале марта.

Необременительность, которую Денисов в нем отметил, имела и обратную сторону. Денисов представил этот характер: «Одни хвастают тем, что знают. Другие — знают, но молчат, пока их об этом не спросят, и в этом видят особый шик!»

— Как он занес вам кейс? Как было дело?

— Сабир куда-то собирался ехать, шел мимо дачи.

— Один?

— С Камалом.

Макетчик поправил куртку, сшитую скорее всего им самим, — добротную, с верхом из шелка, похожего на парашютный.

— Камал тоже заходил? — Обо всем следовало самому тут же и недвусмысленно спрашивать.

— Он ждал у калитки.

— Вы разговаривали? Может, речь шла об отъезде Жанзакова?

— Он ничего не говорил.

— И где сейчас находится…

— Не имею понятия. Камал, Эркабай… Они — большие друзья, могут знать. — Лаву взглянул на Эргашева. Бритоголовый по другую сторону стола сидел молча; казалось, он даже не шевелится, чтобы не мешать разговору.

— Где они могут быть?

— Этого я тоже не знаю.

— Встречали Камала потом?

— Нет.

— А Эркабая?

— Тоже. Последний раз я видел Эркабая и его маму в феврале, в Москве.

— Он собирался лететь вместе с Сабиром Жанзаковым?

— Да. В Ухту.

Лаву снова обернулся к натюрморту, но что-то на столе привлекало его внимание. Денисов окинул взглядом стол: «Серебряный столовый прибор. Книги. Африканская статуэтка из дерева — подарок Терезы…»

Взгляд упал на грубый, кустарной работы колоколец. Он показал на него макетчику.

— Приходилось держать в руках?

Лаву кивнул:

— Это от Эркабая.

— Давно с ним знакомы?

— Увидел их обоих на дипломном фильме Сабира. На «Ремонте». Сабир пригласил Эркабая и Камала на главные роли… — Макетчик объяснил: — Люди необычные, наделенные сильным биополем. Это его привлекло. Когда мы узнали, что в фильме будут сниматься супермены, группа сбежалась смотреть… Я, правда, был на съемках недолго. Уехал в Дубулты на семинар начинающих.

— Вы тоже занимаетесь творчеством?

— Кинодраматург.

— В разговоре наступил перерыв.

Денисов открыл «дипломат». Как он и предполагал, ничего особенного внутри действительно не оказалось. Несколько популярных брошюр, книга…

Денисов аккуратно перелистал брошюры — ничто в них не привлекло его внимания.

Книга оказалась сугубо медицинской — наставление, посвященное иглотерапии.

На рисунках, диаграммах были отмечены тысячи внешне ничем не примечательных точек человеческого тела, влияющих на самочувствие и лечение. Вся первая глава была испещрена заметками — Жанзаков или кто-то другой читавший обводил карандашом заинтересовавшие его места.

Денисов обратил внимание на одно из них:

«В древнекитайской культуре чи — жизненная энергия, в древнеиндийской философии это — прана — универсальная энергия…»

Страница была заложена листком бумаги со строчками, отпечатанными на машинке:

«…Мастера дзен пинают и бьют своих учеников. Они выбрасывают их из окон домов. Иногда они прыгают на них. Но надо всегда помнить: они не гневаются, , это тоже часть их сочувствия…»