Вершина кучи - Эрл Гарднер

— Должна вас предупредить, думаю, что полиция держит дом под наблюдением. Похоже, они считают, что есть что-то сомнительное во всей этой ситуации.

Меня ни в чем не обвинили, и теперь они собираются последить, не вернется ли Джордж домой тайно, а может быть, какой-нибудь другой мужчина случайно заглянет сюда.

— Ну, значит, я тоже уже у них на подозрении.

— Вполне возможно, — ответила она.

— Вы сказали, что вещи в чемодане лежали так, как вы их положили?

— Да.

— Муж его при вас открывал?

— Нет.

— И никто не заглядывал в него?

— Что вы имеете в виду?

— Как, по-вашему, кто-нибудь обыскивал чемодан или сумку?

— Похоже, этого не делали.

— Как вы думаете, у полиции есть представление, кто убил Джорджа Бишопа? Они кого-то подозревают?

— Трудно сказать.

— Они задавали вам вопросы о вашей замужней жизни?

— Да, вопросы задавали, но не об этом.

— Сколько денег было у вашего мужа с собой?

— Он всегда имел при себе несколько тысяч долларов в специальном поясе.

— Вы знаете еще какие-нибудь подробности, которые могли бы нам помочь?

— Ничего, кроме того, что я уже вам рассказала.

— Спасибо, — сказал я и на этот раз направился к двери.

— Вы не расскажете в полиции о том, что я вам говорила о Гарванза?

Я отрицательно покачал головой.

— В конце концов, это только моя догадка, подозрение, предположение, — произнесла напоследок миссис Бишоп.

— И ничего более.

— И все-таки я чувствую, что в каком-то отношении права.

— Я тоже, — сказал я, решив оставить последнее слово за собой, и вышел.

Глава 12

Джону Карверу Биллингсу Второму потребовалось два дня упорного мыслительного процесса, чтобы с нашей помощью создать себе алиби.

Полиции потребовалось только два часа, чтобы доказать полную его несостоятельность.

В последних вечерних новостях было объявлено, что полиция Лос-Анджелеса, ставя под сомнение невиновность молодого Биллингса в деле об убийстве Морин Обэн, просила полицию Сан-Франциско кое-что проверить, что та и сделала. Две девушки, которые были найдены частным детективным агентством по просьбе Джона Карвера Биллингса Второго, были вызваны в полицию.

Одна из девушек, Милли Родес, только что купила себе целиком новый гардероб и уехала в туристическую поездку по Южной Америке. Разыскать ее оказалось непросто. Вторая девушка, Сильвия Такер, двадцати трех лет, работающая маникюршей в небольшой парикмахерской, постаралась вначале поддерживать алиби, но когда полиция предъявила ей конкретные факты, свидетельствующие о том, что она находилась в Сан-Франциско в тот вторник, она сразу призналась, что алиби было фальшивым и что ей и ее подружке хорошо заплатил за это сын банкира.

Она заявила, что не знает, для чего это ему понадобилось.

Джон Карвер Биллингс сказал, что это бесстыдная ложь, попытка со стороны Сильвии Такер вовлечь его в неприятности. Но полиция располагала неопровержимыми доказательствами того, что девушка говорила правду, и молодой Биллингс угодил в расставленную им же самим ловушку. Таким образом, Джон Карвер Биллингс Второй, сын хорошо известного финансиста из Сан-Франциско, стал подозреваемым номер один в деле об убийстве Морин Обэн.

Я в этот час уже облачился в пижаму и собирался ложиться спать в маленьком, тесном номере дешевого отельчика. Но после того как по радио были переданы такие новости, немедленно оделся, вызвал такси и поехал к резиденции Биллингсов.

Почти во всех окнах ярко горел свет. Перед домом стояли машины полиции и журналистов. Время от времени видны были яркие вспышки ламп фоторепортеров, ослепляющие нестерпимо ярким светом.

Заплатив таксисту, я переждал в тени, пока последняя машина не отъехала от виллы. Не представляя, следит ли полиция за домом, я решил рискнуть и прошел боковой аллеей в гараж; подергал заднюю дверь, она оказалась запертой. Я вытащил свой перочинный нож, открыл его и, орудуя острием, определил, что ключ вставлен в замочную скважину изнутри. Под дверью темнела большая щель. Тут же рядом была незапертая кладовка, где на полках стояли банки с консервированными фруктами, а сами полки были покрыты толстой оберточной бумагой. Пришлось переставить на пол банки с одной из них, потом снять с полки плотный лист бумаги, подсунуть его под дверь гаража и острием ножа вытолкнуть из замочной скважины ключ. Он упал точно на бумагу, я осторожно потянул лист к себе вместе с ключом… Отперев дверь черного хода, осторожно воткнул ключ на место, а бумагу водворил на полку, поставил обратно банки и спокойно прошел через пустую кухню в освещенную часть дома.

В большой столовой было темно, но дальше, в библиотеке, уютно светились настольные лампы, стояли глубокие, комфортабельные кресла. Дверь, ведущая дальше, в кабинет, была приоткрыта, и я расслышал приглушенные голоса разговаривавших там мужчин.

Постояв с минуту, прислушался. Очевидно, Джон Карвер Биллингс Второй и его папаша совещались в соседней комнате, говорили они вполголоса, еле слышно. Я не разобрал, о чем шла речь, и не пытался понять. Внезапно решившись, я плюхнулся в одно из кресел, необычайно глубокое, с высокой спинкой, повернутое лицом к стене, утонул в нем, и меня со стороны почти не было видно.

Через несколько показавшихся мне долгими минут Биллингсы вошли в библиотеку. Я слышал, как сын что-то сказал отцу, но не понял что. Отец ответил односложно, и тут я уловил конец фразы Биллингса: «…этот чертов детектив».

Не поворачиваясь, я произнес:

— Я же вам говорил, что вы похожи на пациента, пришедшего в офис к доктору и требующего пенициллин.

Я не мог видеть их лиц, но по наступившей внезапно тишине понял, что они от неожиданности потеряли дар речи. Потом Биллингс-отец оторопело произнес:

— Кто это? Что за глупые шутки?

— Вы попались и понимаете это, — сказал я. — Теперь давайте поговорим и обсудим, что можно для вас сделать.

Наконец они догадались, откуда шел голос. Сын обежал вокруг стола и стал лицом ко мне.

— Ты, чертов жулик! — закричал он.

Я закурил сигарету.

Молодой Биллингс сделал навстречу мне угрожающий шаг.

— Будь ты проклят, Лэм! Хоть это удовольствие я могу себе позволить. Я собираюсь…

— Подожди, Джон. — Голос отца звучал властно и уверенно.

— Если бы вы, джентльмены, выложили на стол ваши карты и попросили бы помочь отмазаться в деле Бишопа, то мы бы сэкономили массу времени, — заявил я.

Похоже, молодого Биллингса, стоявшего со сжатыми кулаками, будто укололи шилом.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду под делом Бишопа? — спросил отец.

— Бишоп исчез, — ответил я. — Ваш сын старался состряпать себе алиби. Для чего? С моей точки зрения, в этом повинен Джордж Бишоп. Что бы вы могли мне сказать по этому поводу?

— Ничего, — ответил молодой Биллингс, придя немного в себя от шока. — Как вы, между прочим, сюда проникли?

— Я просто взял и вошел.

— Как?

— Через черный ход.

— Это неправда! Дверь была на замке.

— Была… но не тогда, когда я входил.

— Джон, пойди проверь, — низким уверенным голосом приказал отец. — Если она открыта, то, ради Бога, запри ее. Мы не желаем, чтобы сюда зашел кто-нибудь еще.

— Я знаю, что она заперта, отец, — сказал сын, поколебавшись мгновение.

— Удостоверься в этом сам, — жестко еще раз приказал отец.

Сын прошел через столовую и комнату дворецкого в кухню.

— У него большие неприятности, — констатировал я. — Возможно, я смогу ему помочь, если успею.

Биллингс-старший хотел было мне ответить, но передумал и промолчал. Через минуту вернулся сын.

— Ну что?

— Ключ в дверях, папа. Наверно, я забыл его повернуть, но совершенно точно, я закрывал эту дверь, когда уходили слуги.

— Думаю, нам надо поговорить, Джон, — сказал отец.

— Если бы Лэм не наболтал полиции Бог знает чего, то с нами было бы все в порядке, — ответил Джон. — Мы…

— Джон! — резко остановил его старик.

Сын сразу замолчал, — голос отца был похож на удар хлыста. Несколько секунд прошло в молчании. Я продолжал дымить сигаретой. Несмотря на все мои усилия, у меня дрожали руки, но очень хотелось надеяться, что никто этого не заметил. Теперь можно было или утонуть, или выплыть. Если они опять позвонят в полицию, со мной будет кончено. На сей раз это действительно сочтут за шантаж, и меня без раздумий выкинут с работы.

— Думаю, Лэм, нам надо кое-что обсудить, — сказал Биллингс-отец, и они с сыном направились в кабинет, оставив меня одного.

Появился большой соблазн встать и уйти. Теперь, когда фишки-ставки были на середине стола, я начал сомневаться, хороши ли у меня карты. Если они все-таки решатся позвонить в полицию, то я окажусь поверженным в прах. Если же этого не сделают, мне придется работать над делом, которое было так ужасно, так безнадежно запутано, что выигрыш можно было оценить как один шанс из тысячи.