И аз воздам - Ирина Чернова

Отпросившись у Натальи Фатеевны, я поехала в милицию, чтобы поговорить о том, что мне делать в сложившейся ситуации. Первым, к кому я обратилась, был тот самый участковый Сидорчук, который приходил с амбалами. Выслушал он меня, развалившись на стуле и катая по грязному столу резиновый шарик.

— Ну и что вы от меня хотите, Валерия Павловна? Я слежу за порядком на моем участке, а не занимаюсь оперативно-розыскной работой. Мое дело — пенсионеры на лавочках, бомжи в подвалах, зэки и соседи. Вы продали квартиру? Продали, подпись свою признали, так что от меня надо? Идите в отделение, разговаривайте с операми, только дело ваше, как я думаю, проигрышное. Парень этот ваш пропал и показаний с него никаких не взять. Неужели нельзя было спрятать подальше документы на квартиру и паспорт? Каким местом думали, когда его к себе приглашали? Теперь доказать ничтожность сделки практически невозможно, хоть вы и утверждаете, что целую неделю были на чьей-то даче. Свидетелей нет, есть только ваше голословное заявление.

— Почему это нет свидетелей, а врачи со «Скорой», которые ко мне приезжали? Если поднять все вызовы, они же мне капельницы ставили, медсестра еще приезжала потом…

— Откуда вы знаете, что она приезжала? Парень ваш сказал? Так он и о врачах мог наврать. Ну-ка, что там произошло, почему вы решили, что к вам «Скорая» приезжала?

— Алексей сказал, — упавшим голосом ответила я, понимая, что это тоже может быть блефом. — Плохо мне стало, сознание потеряла… врачи сказали, что с сердцем…

— А раньше вы жаловались на сердце? — вдруг заинтересовался участковый. — Щемило?

— Нет, не жаловалась. Вина тогда выпила после лыж на голодный желудок… — сбиваясь и путаясь, я выложила лейтенанту все о поездке на дачу, начиная с первого дня.

Слушал он меня, не перебивая, хмурился и катал свой шарик, а когда услышал о пропавшем паспорте, хмыкнул и скривился.

— Жажда, говоришь, была, и холодно было потом… руки-то покажи, — он поводил пальцем по следам уколов и опять хмыкнул. — Дура ты, вот что я тебе скажу. Дружки твоего любезного наркоту тебе вкололи, а пока ты в отключке лежала, все и провернули. То, что ты рассказала, к сердцу никакого отношения не имеет, а у тебя натуральная ломка была. Раньше потребляла наркотики?

Я в ужасе помотала головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Не знаю, что они там тебе кололи, но скорее всего ты сама и подписала все бумаги, а потом чуть коньки не отбросила, вот твой хахаль и обосрался от страха. Скажи спасибо, что только квартиру отобрали, а не убили вовсе. Что-нибудь помнишь из того, что было в те три дня? Твое счастье, вспомнила бы, так тут не сидела. Ну что, пойдешь к операм?

Опера подняли меня насмех. Их сидело в кабинете двое, тот, что постарше, моего возраста с продувной нахальной физиономией, не верил ни одному моему слову и лениво рисовал шашечки на листке бумаги перед собой. Второй, лет двадцати пяти, то и дело лазал в свой смартфон, гоняя картинки по экрану и показывал, что я пришла не туда и вообще им обоим до смерти надоела своей глупостью.

— Значит вы, Валерия Павловна, все подписали сами, а ваш парень пропал и подтвердить ничего не может… — постучал ручкой по столу старший. — И где я его должен искать?

— Но у меня есть его адрес, данные о его машине… его видели со мной мои сослуживцы, соседи по дому, — пыталась я достучаться до милиционеров.

— А на кой он нам нужен, — влез в разговор младший оперативник. — Договор купли-продажи подписан вашей рукой, вы признали это сами, так что состава уголовного дела никакого нету. Можете сами себя обвинять, больше некого. Все, гражданочка, нам пора на выезд. Пить меньше надо и не вешаться на первого встречного, — последнюю фразу он произнес нарочито громко, когда я уже открывала дверь кабинета.

На ватных ногах я спустилась по лестнице и побрела по улице, сама не зная куда. Наверное, с точки зрения закона они правы, и соваться мне абсолютно не к кому. Сама все подписала, состава преступления тут нет и вернуть квартиру не в моих силах. Мне все равно никто не верит, а участковый и вообще разложил все по полочкам, что произошло тогда на даче. Лучше бы я умерла, по крайней мере все бы закончилось еще месяц назад, а труп является уважительной причиной для возбуждения уголовного дела. Представив себя в виде трупа, я поехала в Саперное, но там меня ждал новый сюрприз.

— Эй ты, шалава, — окликнул меня мужской голос и я с трудом узнала в темноте того амбала, который представился хозяином моей квартиры. — Слушай, я много говорить не люблю, но если по ментам бегать будешь, то личико так подпорчу, пожалеешь, что живая осталась. Не помнишь ничего, вот и заткни свой язык в жопу, поняла? Химию изучала в школе? Ну?

— Д-да, — с трудом выговорила я, потому что он двумя пальцами держал меня за горло, пережимая гортань.

— Что серная кислота делает с кожей, видела? Вот каждый раз вспоминай, когда мента видишь, тогда целая останешься и мужики от тебя шарахаться не будут. Поняла, курва? Не слышу ответа!

— П-поняла… — прошептала я, вдавившись затылком в грязную стену дома.

— А чтоб хорошо поняла, посмотри на досуге, да с собой носи, чтоб не забыла, — амбал убрал свои пальцы с горла и бросил мне под ноги белый клочок бумаги.

Его тяжелые шаги уже затихли, хлопнула дверь машины вдалеке, а я все сидела на корточках у грязной стены, боясь взять в руки то, что он бросил. То, что он приехал сюда, означало только одно — или участковый или опера сообщили ему, что я приходила в милицию. Если дело такое чистое, как они все утверждают, то почему он не поленился приехать и запугать меня? Значит, они чего-то боятся? Может быть, имеет смысл поговорить с адвокатами, а не с ментами? Есть же адвокаты, которые занимаются именно жилищными делами, ведь даже обманутые дольщики что-то сумели вытребовать себе…

Я подняла белую бумажку и перевернула ее. Это была цветная фотография и, рассматривая ее под тусклым светом лампочки над щелястой входной дверью, я понимала, что больше никогда никуда не пойду, потому что не хочу до конца своих дней ходить с такой жуткой обезображенной рожей.

Комната была небольшая, метров пятнадцать, но наверняка не ремонтировалась со времен постройки дома. Дуло из окна, из щелей в полу, от плинтусов и из-под двери. От сквозняков было не спастись ничем, поэтому обитатели этой «Вороньей слободки», как я мысленно окрестила дом, ходили вечно закутанные в байковые халаты и самые разнообразные поддевки. Через два дня я уже вовсю хлюпала носом и поняла, что если в ближайшее время не приму хоть какие-то меры, то закончу свои дни от воспаления легких. В какой-то мере меня спас макрофлекс, десяток баллонов которого я извела на проклятые щели. Леха обил мне дверь старым войлоком — некрасиво, зато из-под нее перестало дуть. Ни о каком инете, разумеется, не могло быть и речи, а для телевизора нужна была антенна и мастер, но этот вопрос я оставила до зарплаты. Решение бытовых проблем заставляло шевелиться и не впадать в апатию, хотя обстановка вокруг была настолько убога, что я почти неделю не могла прийти в себя. А когда наконец до меня дошло, что я осела в этом кошмаре насовсем, я возненавидела весь мир.