Вавилонская башня и другие древние легенды - Геннадий Яковлевич Снегирёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гневно смотрит Илия на царя. В глазах его сверкают молнии. И голос гремит как гром.
— Ты убил хорошего, честного человека, — гневно сказал Илия. — И теперь пришёл сюда завладеть его добром. Этому тебя научила твоя злая жена. Так знай же: там, где пролилась кровь ни в чём не повинного Навуфея, прольётся и твоя собственная кровь. И жене твоей, царице Иезавели, также не уйти от наказания.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ахав заплакал и, закрыв лицо руками, вернулся к себе во дворец. А народ кругом зашумел: «Илия обличил царя! Илия вступился за невинного! Горе жестокой Иезавели!»
И скоро Ахав был наказан за своё злодеяние. Гибель настигла его в бою. Отправляясь на войну, он оделся в одежду простого солдата, чтобы враги не узнали его. Но это его не спасло. Прожужжала стрела, прошла между щитками его панциря и вонзилась ему прямо в сердце.
— Я ранен! — закричал Ахав. — Везите меня домой!
Возничий повернул колесницу, но не успел довезти царя до дворца. Царь Ахав умер с последним лучом солнца, проезжая мимо виноградника Навуфея.
Недолго после него прожила и Иезавель. Слуги жестокой царицы были не в силах больше терпеть её несправедливость. И однажды, когда она нарумянила лицо, нарядилась в царские одежды и встала у окна, они подкрались к ней сзади и выбросили её в окно.
А чудесный виноградник стоит и по сей день. И, собирая сочные гроздья, люди вспоминают честного крестьянина Навуфея, жадного царя Ахава, жестокую Иезавель и мудрого и справедливого старца Илию.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Даниил
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1. Жадный царь
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
ил-был в далеком Вавилоне богатый и могучий царь Навуходоносор. Чего-чего только не было у него! Золота, серебра, драгоценных камней полные сундуки. На берегу синего Евфрата стоял высокий, просторный дворец. Лёгкие мосты были перекинуты через реку, и от неё во все стороны расходились каналы, прямые как стрелы. Кругом росли диковинные цветы и деревья, а в ветвях райские птицы пели на разные голоса: «Вавилон, Вавилон, золотой Вавилон!»
Но жадному Навуходоносору, царю вавилонскому, всего было мало! Он что ни богаче, то завистливее становился. Услышит о каком-нибудь государстве, что там без него люди хорошо живут, и уже места себе не находит, тоскует, всё себе забрать хочет! Вот рассказали ему, что есть на свете такой город, где в древние времена, еще при мудром царе Соломоне, построили великолепный дворец. Навуходоносор сразу покой потерял. Всё мерещится ему знаменитый дворец Соломона. Закроет глаза — и видит медных быков и львов и медных крылатых женщин, подпирающих колонны, увитые медными яблоками, гранатами и пальмовыми листьями. Но больше всего раззадорили жадного царя рассказы о лестнице во дворце Соломоновом, где на широких мраморных ступенях — так говорили люди знающие — стояли золотые львы, по два на каждой ступеньке, друг против друга. Всего двенадцать львов. Стоят, подняв лапу, и волнистые их гривы сверкают на солнце.
— Хочу, чтобы золотые львы и медные крылатые женщины мой дворец сторожили, а не дворец Соломона! — воскликнул Навуходоносор и повёл своё войско войною на этот прославленный город.
Целых два месяца мчалась быстрая вавилонская конница. На третий перед нею блеснули белые стены города. Окружили вавилонские воины город, кругом насыпь высокую насыпали и давай стрелять с этой насыпи острыми стрелами да таранить стены тяжёлыми таранами. А город всё стоит! Пробьют в наружной стене брешь, а за нею другая стена стоит — внутренняя. Внутреннюю стену проломят, а за ней сам народ стеною стоит!
Два года не сдавался славный город. На третий не стало уже силы в руках у его защитников: кончились запасы хлеба, и вода иссякла. Не от стрел, не от таранов сдались они врагу, а от голода.
Рухнули стены города, и ворвалась в него вавилонская конница. Пыль от конских копыт заволокла весь город, от грохота колёс затряслись дома. Свирепые воины топорами и мечами рубили всех, кто им попадался, — и мужчин, и женщин, и детей. Дома сожгли и разрушили, дворцы и храмы разграбили. А золотых львов — все двенадцать — сняли с мраморных ступеней дворца Соломона, погрузили на колесницы и отправили в Вавилон.
Когда развеялся дым пожаров, улеглась пыль от конских копыт, умолк свист мечей и заглохли стоны умирающих, Навуходоносор приказал отобрать из тех, кто остался в живых, искуснейших плотников, портных, кузнецов и художников, всех их велел заковать в цепи и отвести в Вавилон вместе с награбленными драгоценностями.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
2. Вавилонские пленники
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Десять тысяч человек увёл Навуходоносор к себе в плен.
На улицах разрушенного города солдаты подобрали четырёх мальчиков, четырёх сирот, и тоже привели их в Вавилон.
Остановились мальчики перед воротами вавилонскими и разглядывают их. На воротах бык нарисован: тело белое, гладкое, рога и копыта золотые, вместо хвоста змея извивается, тоже золотая. Как живой, шагает он крупным шагом, грозно устремив рога вперед. Мускулы напряжены, уши прижаты, ноздри раздуваются. Горе тому, кто попадётся на его пути!
В ту пору шёл мимо ворот Вавилона царь Навуходоносор. Увидел мальчиков, остановился.
— Тебя как зовут? — спрашивает царь одного.
— Мисах.
— А тебя как?
— Седрах.
— А тебя?
— Авденаго.
Ну а ты? — спросил Навуходоносор четвёртого, того, который был и ростом выше остальных, и лицом красивее.
— Я Даниил, — ответил мальчик и взглянул царю прямо в лицо.
Увидел царь: мальчики смышлёные, отвечают бойко и велел отдать их в учение к вавилонским мудрецам и волшебникам, да содержать их в чистоте и холе, да кормить их лакомствами с царского стола. «Мне же будет больше славы, — рассудил он, — если они вырастут и сделаются большими учёными».
Мальчики были прилежные, учились — не ленились, но от царского угощения отказывались. Сладкий кусок им поперёк горла становился.
Каждый вечер до их окон доносились плач и стоны их земляков, вавилонских пленников. Каждый вечер после тяжких дневных трудов собирались пленники на берегу реки вавилонской, вешали свои гусли на ветви прибрежных ив и плакали, вспоминая милую родину. Слуги царя Навуходоносора жестоко насмехались над ними.
— Что же вы не поёте, не пляшете, не играете на гуслях своих песен? — спрашивали они бедных
