2009_ 15 (614) - Газета Дуэль

Мыслящий человек всегда интересен журналисту. Мы познакомились: Иван Иванович Семёнов, профессор, доцент кафедры физики Московского авиационного института /МАИ/. А также председатель Совета ветеранов знаменитого ВУЗа, кавалер фронтовых орденов и медалей. Много ранений. Гвардии старшина в отставке.

Мы подружились, даже гостевали друг у друга. Всегда радовала меня речь Ивана Ивановича — ёмкая, с яркими сравнениями. Из фронтовой же его лексики явствовало, что натуральные фронтовики не прошли, а «пропахали» войну, что раны на них заживали, «как на собаках, но и с помощью медиков, сестёр». А самой большой удачей своей ратной карьеры профессор считал «перевод из пехоты в артиллерию, где больше порядка».

Как-то я полюбопытствовал: в науке вы продвинулись, а звания старшины не мало ли для фронтовика? Уточнив, что он не просто, а гвардии старшина, Иван Иванович воспроизвёл эпизод: четверым войсковым разведчикам, которых Семёнов возглавлял, вручал награды командир дивизии В.Ф. Маргелов В лесу, возле штаба 100-го гвардейского артиллерийского полка. Закрепляя на телогрейке Семёнова медаль «За боевые заслуги», комдив посоветовал учиться на офицера.

— После Победы вернусь в МАИ, откуда призван, стану офицером науки.

Маргелову ответ понравился.

Если точно, Иван Семёнов уже побывал курсантом Каргопольекого пехотного училища при начале германской агрессии. Но какая учёба, если для передовой требовались новые и новые батальоны. В товарняке курсантов перебрасывали на формирование под Мичуринск. На рязанской станции «Рыбное» состав растерзали самолёты с крестами. На Ивана навалился сосед. Угасающим голосом повторял: я — Баранов из деревни Бараново… Оказалось, в его спину впился крупный осколок. Присыпали землёй Баранова недалеко от рельс.

Наводчиком ротного миномёта Семёнова сделала любовь к математике и расчётам. Так и открыл он боеконтакты с врагом. Под Новочеркасском «задело» так, что госпиталь ставил бойца на ноги 5 месяцев… Затем Миусский фронт. Некий комиссар, заглянув в красноармейскую книжку, назначил Ивана комсоргом 6-й роты автоматчиков. Траншеи-атаки-оборона-атаки… Медленно, но верно обозначались ратные успехи. Случалось и так, что слабо продуманные приказы роту умаляли до отделения: сапёрные лопаты неохотно резали землю при захоронениях.

После очередной госпитализации Иван попал в 100-й гвардейский артиллерийский полк, где стал наблюдателем расчёта 76 мм орудия. При боях за Николаев, Одессу, Севастополь, при форсировании Прута определилось основное призвание Семёнова — фронтовая разведка. Острый дефицит в информированном «языке», в координатах огневых узлов — его для командования восполнял лучше других старшина разведгрупп Иван Семёнов. 3–5 пластунов тщательно готовились к каждой вылазке, репе- тируя применение холодного оружия, разновидности борцовских приёмов. За удачливым разведчиком Иваном Семёновым закреплен псевдоним «Седой». А штабные и адъютанты очень любили с ним фотографироваться /фотограф-особист/ перед броском за передовую.

В/ч Семёнова действовала и под Прохоровкой, где был убит его старший брат Александр, но об этом Иван узнал много позже.

На передовой появились и группы преследования отступавших гитлеровцев, которые усугубляли панику среди недавних захватчиков. И здесь отличался «Седой», а командование отличало его Грамотами и наградами. Сгодилось Ивану Семёнову и знание немецкого языка.

Он пересёк советскую границу у румынского Кагула. А далее — Болгария, Югославия, Венгрия, Чехослования, Австрия. Здесь в мае 1945-го он и выпустил в небо обойму из трофейного автомата — поставил точку на войне. Домой Иван с корешами добирался пешком, через многие митинги и братания.

Вернулся на Воробьёвы горы, в деревню, где родили его мать с отцом. Любимая маманя подлечила целебными травами, козьим молоком.

22-летний русский Иван, светловолосый, вся грудь в орденах, при погонах гвардии старшины — от такого лика ректорат института пришел в движение. Ивана восстановили на втором курсе. Изголодавшись по точным наукам, Семёнов без троек двигался к диплому. А защитив его, тут же приглашен был на кафедру физики. Одна, но пламенная страсть — это о службе И.И. Семёнова в МАИ. Студенты, выросшие в конструкторов, ставшие испытателями и космонавтами — их зачетные книжки подписывал и профессор Семёнов. И ясное дело, с особой симпатией относился к студентам-фронтовикам, а позже к вернувшимся из «горячих точек».

Бессменный председатель Совета ветеранов МАИ, он избран ещё и членом президиума Совета ветеранов г. Москвы, Почётным членом ветеранского движения. Знаки внимания оказывали ему и службы ветеранов Болгарии, Югославии, Австрии, куда он нередко ездил почётным гостем.

За всю свою кристально чистую жизнь, очень полезную обществу, этот русский трудяга никогда не уклонялся от черновой работы.

Нередко и в ущерб личной карьере.

— Надо, Иван Иваныч, надо… — это звучало часто, из года в год.

Но вот пробил час и не стало 86-летнего Ивана Ивановича Семёнова. Что и говорить, прожил он немало. Где и как похоронить фронтовика и профессора? Тут и показал зубы /гнилые/ моральный кодекс правящего либерализма. У заболевшего Семёнова /плюс множество старых ран/ не оказалось долларовых пачек для забугорных клиник. Не реализована и его мечта о мемориальном захоронении фронтовиков, «пахавших войну». Блатные же погребения на Новодевичьем он отрицал на корню.

Могла бы состояться панихида при МАИ, но больница торопила с вывозом усопшего, а маёвцы не подладились под жесткий график транспортировки. Тело выдающегося не военачальника, а воина предали земле аж за Шереметьево, на новейшем кладбище. Думается, тропа народной признательности со временем проложится и туда.

Пусть земля тебе станет пухом, спаситель мира и России И.И. Семёнов.

Юрий МАКУНИН,

военный журналист

О СТАТУТЕ И СТАТУСЕ

«Гарнизонный пацан» В.М. Курочкин утверждает, что государственные награды в брежневские времена не обесценились («Д», 9/608), но тут же противоречит себе, рассказывая, что, вопреки официальному рангу орденов, военнослужащие предпочитали орден Боевого Красного Знамени ордену Ленина, а офицеры скрывали, если у них имелся орден Славы, который они могли получить только в штрафбате. Случаи второго рода очень редки — не так уж много осуждённых офицеров возвращалось из штрафбата в обычные части да ещё с таким орденом, а первый — подтверждение обесценивания престижа ордена Ленина именно вследствие практики награждения им. Курочкин утверждал, что у орденов есть только статут, а говорить об их статусе неграмотно. Увы, неграмотным в этом вопросе оказался он сам. У государственных наград есть официальный статут и общественный статус. Первый устанавливается и объявляется наградной структурой государства при учреждении наград и очень редко меняется во времени, второй постепенно вырабатывается общественным мнением и может меняться во времени. Критикуемая Курочкиным статья как раз и говорит о снижении статуса государственных наград в брежневское время, о произошедшем расхождении статута и статуса. Отношение военнослужащих к орденам Ленина и Боевого Красного Знамени — пример одного из ранних таких расхождений.

Создание безукоризненно действующей наградной системы — сложная, но необходимая общественная задача. Несколько лет назад я писал, что Советская власть поначалу не собиралась устанавливать знаки общественного признания заслуг, но сама жизнь (в форме Гражданской войны) вызвала их существование в виде наградного оружия, наградных часов, наградной одежды (вплоть до «красных революционных шаровар»), красного знамени воинским частям и, наконец, личного нагрудного знака с красным знаменем, названного чуть позже орденом Боевого Красного Знамени. Долгие годы наградная система СССР складывалась периодическими, не приведёнными к единому плану рывками. Родимыми пятнами этого спонтанного процесса остались непродуманность системы степеней наград и, вследствие этого, тенденция к умножению их названий, а также неопределённость понятия «Герой». В советской наградной системе возник ряд наград, которые давались как за боевые, так и за трудовые достижения. Подчеркнём также, что, будучи государственными наградами, ордена и медали в народе и анкетах назывались «правительственными», что также говорит о неопределённости их общественного статуса и способствует его расшатыванию. У наградной системы дореволюционной России имелись некоторые организационные преимущества, не воспринятые советской системой. Так, в частности, посмертно награды не присуждались. Номинаций наград было немного, но практически все они имели степени. Кроме того, был предусмотрен вариант орденов «с мечами» — за воинские заслуги. Награды за личное мужество распределялись после боёв на собрании личного состава нижних чинов роты в отсутствие офицеров. Это собрание могло присудить «крест» за личное мужество и командирам своих взводов и рот, чем офицеры (в отличие от награждённых орденом Славы) очень гордились. Имелись специальные нагрудные «знаки беспорочной службы», не являющиеся орденами. Отметим, что дизайн дореволюционных орденов был рассчитан скорее на фрак, чем на мундир.