Я - обычный - Владислав Жеребьёв

— Не по христиански как-то, — пожал я плечами, — а в прочем, черт с ним, сейчас сумку дотащим, отобедаем, а на сытую голову и думается легче.

— На сытую голову спится легче, — хмыкнул охранник и, схватив сумку за ближнюю ручку принялся помогать мне выносить экспроприированное. — Я бы сначала придавил бы так часика три.

— Вот Леха обрадуется, — улыбнулся я. — Он-то еще не в курсе, какой будет праздник живота.

Вытащив ценный груз на лестницу мы, кряхтя и охая, поволокли консервы вверх. Сумка была не столько тяжелой, сколько неудобной, и для подобного вида транспортировки вряд ли была предназначена. Обычно челноки, а именно они подобные вещи и использовали, забивали похожие сумки под завязку, так что молния трещала, обхватывали пузатые бока мотками изоленты и грузили её в любое подвернувшееся транспортное средство, будь то верхняя полка плацкартного вагона или тесный салон газели. Мы же топали так, использую исключительно собственные силы и ноги, но упорство, а самое главное — жадность, заставляли нас карабкаться все выше и выше, преодолевая один лестничный пролет за другим, пока, наконец, не показалась наша дверь.

— Открывай, — выдал я в рацию, — чисто.

Щелкнул замок, и в образовавшемся проёме показалась вихрастая голова юриста.

— Что приперли? — Весело поинтересовался он. — Я тут слышал, палили вроде? Слышимость в здании чудесная, в одном конце пукнут, в другом чуть ли не запах почувствуешь.

— Вентиляция, наверное, — пожал я плечами. — А что приперли, так сам посмотри.

Спустившись по лестничному пролету, Леха расстегнул молнию на сумке и от удивления присвистнул.

— Это просто праздник какой-то, — поделился он. — А вкупе со всем тем, что произошло, так вообще песня.

— Помогай, — кивнул я и, крякнув, закинул сумку за плечо. — Что стряслось-то?

Забежав сзади, Леха подхватил дальний край сумки и принялся мне помогать.

— Дозвонился!

— Кто? — Не понял Марк, на всякий случай, прикрывая наш отход.

— Да снайпер этот на крыше! — Послышалось из-за сумки. — Вы как ушли, ну я и вспомнил про этого, что вчера стрелял так резво. Набрал номер на шару, а он возьми, да и ответь.

— Ну и что? — Затащив сумку, мы опустили её на пол, и Марк, щелкнув дверным замком, повесил ключ на гвоздик в стене.

— Одни эмоции! — Засунув руку в сумку Леха выудил оттуда банку с крабовым мясом и лихо свинтив крышку, выудил оттуда двумя пальцами розоватый кусочек и отправив в рот, продолжил. — Сначала он ни как поверить не мог, что с живым человеком говорит. Радовался как ребенок. Я ему тут накидал в двух словах, что у нас тут и как, и общую обстановку обрисовал. У него там телевизора-то нет, в основном радио слушает, но, в общем, мы с ним пришли к одному и тому же выводу, вокруг творится, черт знает что. Единственное, что могу сказать, не жилец он.

— Это ты с чего взял? — Подозрительно поинтересовался я.

— А с того, — Леха отправил в рот второй кусок крабового мяса. — Он же не дурак, тоже про инфекцию слышал, которая теперь взяла моду по воздуху передаваться. Ну и признался, что симптомы у него есть. Жар, ломота в суставах, все как при переутомлении или простуде. Полный набор, в общем.

— Дела, — усевшись в первое подвернувшееся кресло, я закинул ногу на ногу, положив сверху автомат. — Ты уверен? Может он действительно просто заболел?

— Да куда уж там, — утолив первый голод, юрист завинтил крышку и, поставив банку на пол, потянулся за следующим деликатесом. — Зовут его Семен Макаренко, шестьдесят пять лет от роду мужику, все горячие точки прошел и ни царапины. Контузии разной степени считать не будем. Застрял в отделении только из-за того, что взял его патруль за распитие спиртных напитков в общественных местах. А он осерчал и навалял патрульным по шеям, отобрал оружие, да связал всех их же брючными ремнями.

— Лихо, — хохотнул Марк.

— Я тоже порадовался, — закивал Леха. — В общем, застрял он в отделении, а когда все это началось, сидел в обезьяннике и не отсвечивал, с похмелья только маялся шибко. Это-то его и спасло поначалу?

— Похмелье что ли? — Удивился я.

— Нет, конечно, — достав, наконец, банку здоровенных зеленых оливок, Леха взвесил её на ладони. — Обезьянник его спас. Мертвяки сначала поломились об прутья с денек, да бросили эту затею. А он не будь дурак, подобрал ключи, что дежурный обронил, да сидел ни жив, ни мертв почти сутки. Потом, правда, выбрался, оружие у одного из бешеных забрал, да дырок в башках им понаделал дополнительных. Вот с тех пор и сидит внутри участка, только похмелье-то не прошло, а в какую-то другую форму перетекать начало. Он, как и мы, новости слушает, так что в курсе.

— Значит не жилец, говоришь, — я почесал уже появившуюся на подбородке щетину.

— Однозначно, — вскрыв банку, Леха вытащил первую оливку и отправил её в рот.

— Канал связи хоть пока установили?

— А то, утром мы ему делаем звонок, вечером он нам. Как звонки перестанут идти, все, приплыли.

— А если телефон вырубится?

— Мобильными обменялся.

— Молодец, — кивнул я. — У него там, небось, оружия под самую макушку, да защиты разнообразной. Вот бы до нее добраться.

Подойдя к окну, Марк с минуту обозревал окрестности и под конец заявил.

— Бешеных стало меньше, как ушли куда.

— Знамо дело куда, — хмыкнул я, — к санитарным кордонам они ушли. Там и харч, и зрелище. Тут им уже через неделю делать будет нечего. Если кто и останется, так старые да хворые, типа без рук да ног, а остальные пойдут свою агрессию выливать.

— То есть, у нас есть шанс? — Марк захлопнул створки и уселся на подоконник.

— Возможно, и есть, — кивнул я. — Во всяком случае, так думать приятнее. Провиант пока есть, питьевая вода тоже, дергаться ближайшие пару недель вообще смысла не вижу, а потом посмотрим.

Смерть штука странная. Есть она всегда, и преследует тебя по пятам, но ты то ли внимания на нее не обращаешь, то ли намеренно игнорируешь. Продолжаться эта игра может долго, дольше, чем думаю одни, меньше, чем думают другие, и не касается это тебя только до того момента, пока лоб в лоб с безносой не столкнешься.

Сеанс связи с запертым в милицейском отделении снайпером прошел по плану. Обменявшись свежими новостями и поделившись планами на безрадостное будущее, мы разошлись по кабинетам, а по утру я обнаружил некрасивую картину. Заболел юрист, крепко заболел и так неинтересно, аж до хруста в зубах. Нездоровый внешний вид, жар, круги под глазами и жалобы на ломоту, были тем тревожным сигналом, который означал начало конца.

— Полежи пока, — накрыв забывшегося в тревожном сне Леху своим пиджаком, я вышел в коридор и, привалившись к стене, прикрыл глаза.