Как преодолеть чувство беспокойства - Дейл Карнеги

«Старайся легко принять то, что неизбежно». Эти слова были сказаны за 399 лет до нашей эры. Но наш старый, вечно встревоженный мир нуждается в этих словах сейчас больше, чем когда-либо прежде: «Старайтесь легко принять то, что неизбежно».

Чтобы одолеть привычку беспокоиться, прежде чем она одолеет вас, выполняйте правило четвертое:

Считайтесь с неизбежным.

Глава 10

Не давайте себе увязнуть в неприятностях. Вовремя подавайте команду: «остановись»

Хотелось бы вам знать, как делаются деньги на Уолл-стрите? Полагаю, что этого хотелось бы миллионам людей — и если бы я знал ответ, эта книга стоила бы десятки тысяч долларов. Есть, однако, одна хорошая идея, которую используют многие финансисты. Вот, что рассказал об этом Робартсон, советник биржи по вкладам:

Я приехал в Нью-Йорк, имея 20 тысяч долларов, которые мне дали друзья для игры на бирже. Я думал, что знаю все приводные ремни этого механизма. Но я потерял все до последнего цента. Правда, были и удачные ставки, но в конце концов я потерял все. Я не переживал бы так тяжело, если бы это были мои деньги. Но я чувствовал себя ужасно, так как потерял деньги своих друзей, хотя они были богаты и могли это пережить.

Я боялся встречи с ними после того что случилось, однако, к моему удивлению, они легко отнеслись к потере и не утратили своего оптимизма.

Я играл по принципу «выиграл — проиграл», полагаясь в основном на удачу и на мнение других людей. Как сказал Х. Филижс: «Я играл на бирже своим ухом». Я стал обдумывать ситуацию и решил, что прежде, чем вернуться на биржу снова я разберусь во всем до конца. Мне удалось познакокомиться с самым удачливым игроком В. Кастлсом. Я рассчитывал, что многое узнаю от него, так как у него была репутация человека, который с успехом играет на бирже в течение многих лет, а такое не бывает просто удачей. Он задал мне несколько вопросов о том как я вел свои операции, а затем сообщил мне то, что я считаю самым важным принципом в финансовом предприятии.

Он сказал:

«Для каждой финансовой операции я предусматриваю момент, когда подаю себе команду „остановись“. Это значит, когда курс акций падает на 5 % от стоимости, они автоматически продаются. Потери ограничиваются пятью пунктами.

Если же ваша сделка оказалась хорошо продуманной, вы можете выиграть — 10, 15 или 50 пунктов. Следовательно, ограничивая потери пятью пунктами, вы можете ошибиться в половине сделок и все равно заработаете много денег.»

Я последовал немедленно его совету и следую ему до сих пор, что позволило мне и моим клиентам заработать тысячи долларов. Некоторое время спустя я понял, что принцип «остановиться вовремя» может использоваться не только на бирже. Я стал применять этот подход и к другим проблемам.

Например, у меня были установлены дни, когда мы завтракали вместе с другом. Но он часто и намного опаздывал.

Наконец я сказал ему: «Я жду тебя ровно 10 минут. Если ты задержишься больше этого хоть на минуту, я выбрасываю завтрак в реку и ухожу».

Как бы мне хотелось, чтобы в молодые годы я умел сдерживать свое нетерпение, раздражение, умственное и эмоциональное напряжение! Почему у меня не хватает здравого смысла трезво оценить каждую ситуацию, грозившую вывести меня из состояния душевного равновесия, почему я не говорил себе:

«Дейл Карнеги, зачем волноваться из-за пустяков?»

«Почему в самом деле?»

Однако я должен отдать себе должное, похвалив за небольшой здравый смысл, проявленный хоть однажды.

Это было в серьезный момент моей жизни — в момент кризиса, когда мои мечты, мои планы на будущее и труд многих лет рухнули, как карточный домик. Дело было так. Когда мне было тридцать лет с небольшим, я решил посвятить свою жизнь созданию романов. Я собирался стать вторым Фрэнком Норрисом, или Джеком Лондоном, или Томасом Гарди. Мое решение стать писателем было столь серьезным, что я провел два года в Европе. Там я мог прожить дешево на доллары, так как после первой мировой войны постоянно происходили денежные реформы и безудержно печатались деньги. Я провел там два года, работая над главным произведением своей жизни. Я назвал его «Снежная буря». Название оказалось подходящим, поскольку издатели приняли мое творение с таким ледяным холодом, какой может вызвать лишь снежная буря, обрушивающаяся на равнины Дакоты. Когда мой литературный агент сообщил мне, что мое произведение никуда не годится и что у меня нет писательского дара, сердце у меня чуть не остановилось. Я вышел из его конторы, как в тумане. Я был в таком состоянии, словно он меня ударил дубинкой по голове. Я остолбенел. Однако я понял, что оказался на пересечении жизненных дорог и должен принять чрезвычайно важное решение. Что же я должен делать? Какой путь мне следует избрать? Прошли недели, прежде чем я вышел из состояния оцепенения. В то время я и понятия не имел, что можно установить «ограничитель» на свое беспокойство. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что что сделал именно это. Я поставил крест на тех двух годах, когда я выбивался из последних сил, чтобы написать этот роман, и правильно оценил это как благородный эксперимент, а затем принял решение изменить свою жизнь. Я снова стал преподавать на курсах для взрослых, а в свободное время — писать биографии знаменитых людей и книги познавательного характера, наподобие той, которую вы сейчас читаете.

Чувствую ли я радость в душе от того, что принял такое решение? Радость в душе? Каждый раз, когда я думаю об этом сейчас, мне хочется танцевать на улице от радости! Честно могу сказать, что с тех самых пор я ни одного дня и ни одного часа не жалел о том, что не стал вторым Томасом Гарди.

100 лет назад, однажды ночью, под крик совы в лесу, Генри Горо опустил гусиное перо в чернильницу и записал в дневнике: «Стоимость жизни такова, какой кусок жизни я готов за нее отдать немедленно или постепенно».

Другими словами, мы — дураки, когда платим за какую-либо вещь больше, чем она обходится для нашей жизни.

Но именно так поступили Гилберт и Салливан. Они умели сочинять веселые стихи и веселую музыку. Но у них совершенно отсутствовала способность вносить веселье в собственную жизнь. Они создали прелестные оперетты, восхищавшие весь мир: «Терпение», «Детский передник», «Микадо». Но они не могли управлять своими характерами. Они омрачали свою жизнь из-за пустяков, например, из-за стоимости ковра! Салливан заказал ковер для театра, который они купили. Когда Герберт увидел счет, он был вне себя от гнева. Они подали друг на друга в суд и никогда в жизни не сказали друг другу ни одного слова. Когда Салливан сочинял музыку для их нового совместного произведения, он посылал ее Гилберту по почте, а Гилберт, написав слова, возвращал бандероль по почте Салливану. Однажды их обоих вызвали в театре на бис. Они встали на противоположных сторонах сцены и раскланивались с публикой в глядя в разных направлениях, так, чтобы не видеть друг друга. у них не хватало здравого смысла поставить «ограничители» на свои обиды, как сделал Линкольн.

Однажды, во время Гражданской войны, когда друзья Линкольна клеймили позором его злейших врагов, он сказал: «У вас гораздо больше личной неприязни к моим врагам, чем у меня. Возможно, у меня ее слишком мало, но я никогда не считал, что она себя оправдывает. У человека нет времени на того, чтобы полжизни тратить на споры. Если кто-то из моих врагов перестанет выступать против меня, я никогда не стану попрекать его прошлым».

Очень жаль, что моя старая тетя Эдит не обладала всепрощением Линкольна. Она и дядя Фрэнк жили на заложенной ферме, земля заросла сорняками, была неплодородной, на участке было много канав. Тете и дяде приходилось нелегко, они вынуждены были экономить каждый цент. Но тетя Эдит любила покупать занавески и другие вещи, чтобы немного украсить их убогий дом. Она покупала эти небольшие предметы роскоши в магазине тканей, принадлежавшем Дэну Эверсолу в Мэривилле, штат Миссури. Дядю Фрэнка беспокоили их долги. У него как у фермера был страх перед растущими счетами и он по-секрету попросил Дэна Эверсола не продавать больше его жене в кредит. Узнав об этом, она была вне себя. И она продолжала выходить из себя по этому поводу в течение почти пятидесяти лет после того, как это случилось. Я слышал, как она рассказывала эту историю не один, а много раз. Когда я видел ее в последний раз, ей было уже около восьмидесяти лет. Я сказал ей: «Тетя Эдит, дядя Фрэнк поступил нехорошо, унизив вас, но не кажется ли вам, что жаловаться на это в течение почти полувека после того, как это произошло, гораздо хуже, чем его поступок?» (Но мои слова не подействовали. С таким же успехом я мог обращаться к Луне).

Тетя Эдит дорого заплатила за свое раздражение и злопамятность. Она потеряла душевное спокойствие.

Когда Б. Франклину было 7 лет, он сделал ошибку, о которой помнил 70 лет. Тогда ему безумно хотелось иметь свисток. Он зашел в магазин игрушек и выложил все свои деньги на прилавок, попросил свисток, даже не поинтересовавшись ценой.