Сделка обреченных - Давид Кон

элегантные господа, и модно одетые дамы, и крепкие ребята спортивного вида, и даже известный музыкант, уезжающий на гастроли. Из-за этого музыканта едва не задержали наше отправление. Он никак не мог погрузить в свое купе бесчисленное количество чемоданов, пакетов, ящиков с реквизитом и виолончель в старинном футляре на колесиках. Его провожали какие-то поклонники и поклонницы, которые не столько помогали носить вещи, сколько просили автографы, фотографировались с кумиром и только осложняли погрузку. Особенно музыкант суетился вокруг своей виолончели, по его словам, чрезвычайно дорогой. Эту виолончель внесли в вагон с величайшими предосторожностями, и сам музыкант, сбежав от поклонников, дотащил инструмент до купе. Кстати, и в Меце, где этот музыкант выходил, он доставил мне не меньше хлопот. Его встречало человек десять, которые бегали как болванчики взад-вперед, вытаскивая вещи и бесценную виолончель.

Еще хуже обстояло дело с каким-то важным господином, вероятно одним из директоров заводов “Рено”. Вертя в руках тросточку с позолоченным набалдашником, он заявил мне, что ждет документы и не позволит поезду отправиться в путь, пока документы не будут ему доставлены. Я заметил, что существует расписание и соблюдать его – наша обязанность, но на господина с тросточкой это не произвело никакого впечатления. Он заявил, что его документы дороже не только нашего расписания, но и всего нашего поезда вместе с паровозом, запасом угля и всеми работниками в придачу. Замечание было, согласитесь, весьма хамским, но я предпочел промолчать и оставить этот спор для начальника поезда. К счастью, задерживать состав не пришлось. Посыльный на мотоцикле, в форме государственного курьера, доставил пакет за четыре минуты до отхода.

Впрочем, не из-за известного виолончелиста и не из-за шишки с тросточкой с заводов “Рено” я рассказываю об этом дне в своих записках. Я хочу поведать о том, что произошло на территории Германии с господином из восьмого купе. Этот господин вошел в вагон тихо и незаметно. Его провожал франтоватый молодой человек («Ашинзон», – поняла Лиза и удивилась. Надо же. Тогда он выглядел франтом), который стоял на перроне до самого отхода поезда. Мы тронулись, молодой человек шел по перрону почти до самого конца и махал рукой пассажиру. Через четверть часа господин из восьмого купе попросил чай. Когда с подносом в руках я вошел в купе, господин сосал свою трубку с прямым мундштуком и просматривал какие-то бумаги. Я поставил на стол стакан с чаем и тарелку с печеньем. Он поднял голову и сказал: “Спасибо, мсье!” Это был стройный и подтянутый молодой человек. Роста он был среднего, сложения худощавого, с хорошей спортивной фигурой.

Пока мы ехали по территории Франции, поездка ничем не отличалась от многих других. Разве что перед границей состав едва тащился и – небывалый случай – подъехал к пограничному переезду на двадцать две минуты позже расписания. Впрочем, на следующий день, уже на территории Германии, отставание мы сократили, а на подъезде к Потсдаму полностью вошли в график.

В Потсдаме и началась история, о которой я хочу рассказать. На станции в поезд поднялись пять германских полицейских…»

На следующих шести страницах рукописи автор добросовестно описал события, о которых Лиза уже знала из его же рапорта, найденного в управлении Восточного экспресса. Тем не менее Лиза внимательно прочла текст, еще раз удивилась странным действиям германской полиции, перевернула страницу и перешла к заключительной части рассказа.

«Все пассажиры вагона понимали, что соприкоснулись с какой-то тайной. Страшной и зловещей. Угнетало то, что в вагоне практически на наших глазах скончался или был убит человек. Угнетали и воспоминания о германских полицейских – наглых и бесцеремонных. Возможно, это даже была не полиция, а служба безопасности, СД или гестапо.

В Стамбуле состав встречал тот самый молодой человек, который провожал в Париже пассажира из восьмого купе. Он очень переживал из-за того, что не приехал его друг, и попросил разрешения осмотреть его купе. Я разрешил ему подняться в вагон. Неожиданно молодой человек почувствовал себя плохо и попросил меня принести стакан воды. Я понял, что он хочет остаться в купе один. Я вышел из купе и видел, как молодой человек соскреб несколько крошек с ковра. Но я ничего не сказал ему. Ведь должен же кто-то прояснить эту ситуацию и понять, за что немцы убили пассажира восьмого купе двенадцатого вагона Восточного экспресса 12 апреля 1935 года».

На этом рукопись заканчивалась. Лиза перевернула последнюю страницу и придвинула к себе чашку. Кофе остыл. Лиза перебрала бумаги и принялась читать все с самого начала. На этот раз она читала медленнее, останавливаясь на фразах, которые считала важными. Дочитав до конца, Лиза взглянула на часы. Они показывали половину третьего. Надо было спешить. Но Лиза поймала себя на мысли, что должна немедленно поговорить с тетей Варденой. «Тетя Вардена никуда не убежит, – заявил ей рассудительный внутренний голос. – Ты сможешь спокойно поговорить с ней завтра утром. А опаздывать на показ собственной коллекции… Такого в истории высокой моды еще не бывало».

«Плевать, – решила Лиза. – Значит, теперь будет!» Она не может ждать. Она срочно должна задать тетке несколько вопросов. Срочно! Иначе от всех переполняющих ее мыслей лопнет голова. Взорвется, а мозг разлетится в разные стороны.

Лиза оставила на столе купюру и пошла к машине. Села за руль, повернула ключ в замке зажигания и еще раз взглянула на часы. «Я не опоздаю, – подумала она. – Если не будет пробок, я успею. Впритык, но успею. Так что все в порядке! И не надо паниковать».

14

Барбизон оказался вовсе не деревушкой, а маленьким городком, застроенным веселыми домиками с красными черепичными крышами. «Все-таки черепица – это очень красиво, – подумал Андрей, подъезжая к жилым кварталам, лежащим у подножия холма. – Жаль, что у нас строить дома с черепичными крышами стали только сейчас». Такси въехало на узкие улицы. Андрей проследил за смеющимися девушками, идущими по тротуару. Девушки скрылись за углом, Андрей перевел взгляд на степенных посетителей небольшого кафе, над которым висела большая вывеска «Монмартр». Судя по этим картинкам, жители Барбизона жили спокойной размеренной жизнью провинции, но очень гордились своей близостью к столице. Около кафе таксист остановил свою машину и долго выяснял у долговязого официанта, как проехать на улицу Людовика Шестнадцатого. Официант объяснял путано, поминутно вздыхал и говорил: «Ну как же вы не понимаете, мсье». Наконец машина двинулась дальше.

Мишель Мартинес-старший, которого Андрей нашел в саду небольшого домика, оказался настоящим гигантом. Рост за два метра, широченные плечи, выдающиеся скулы и тяжелый подбородок создавали впечатление очень